"Если латышский простолюдин интеллигентнее русского крестьянина, то этим он обязан прежде всего немцам, — писал Вега в книге "Прибалтийская смута". — Но нужно быть справедливым и к латышам. В интересах русской государственной власти — привязать к себе миллион людей разумными и благожелательными реформами… На том берегу — талантливость темной силы… На нашем… чаще всего жалкая бездарность".
А вот как поступали с немцами "интеллигентные простолюдины". "Рижский вестник", 20 июля 1905 года. "В воскресенье, в 8 часов утра, из Орданген–Нодаггенской местности в Меженкен явилась шайка, чел. из 30, и потребовала, чтобы вызвали помещика, барона Бистрама. Тот вышел к ним в утреннем костюме. Революционеры потребовали денег (Бистрам был также окружным опекуном). Но барон ответил, что у него нет денег для раздачи. Затем в него было произведено шесть выстрелов из револьвера Браунинга. Тяжело раненный, в страшных мучениях от удушья, барон Бистрам скончался в 12 часов. В смятении и в заботах о раненом против злоумышленников ничего не было предпринято. Революционеры взяли мызных лошадей, на которых уехали дальше… Бистрама очень любили за его доброту".

Отчего же сии зверства поразили один из самых развитых в аграрном отношении регионов Империи? 85 лет юридической свободы лифляндских и курляндских крестьян (падение крепостного права произошло здесь на целых 42 года раньше, чем в остальной России, вот тебе и "колониализм"!) не принесли им экономической конкурентоспособности с поместьями. Читаем у Веги: "Неравномерное распределение земли привело к тому, что большинство крестьян в Прибалтийском крае явилось безземельным, что привело к образованию безземельного пролетариата, недовольного своим положением… Дворянство и… церковь вели замкнутую и обособленную жизнь. История Лифляндии не насчитывает ни одного случая, когда лютеранское духовенство было бы за народ".

С 90–х годов XIX века цены на сельскохозяйственные продукты постоянно падали — сказывалась интенсификация труда в больших имениях, с другой стороны, росли цены на промышленные товары. В результате крестьяне не могли выплачивать банковские кредиты за землю, выкупленную у баронов — только в Рижском уезде за год разорялось по 500 ферм! При этом немцы были склонны к несколько странной благотворительности — пожертвованные на нужды русской армии в войне с Японией 80 000 рублей (получена благодарность от Николая II) были переложены на плечи крестьян в виде повышенных процентных кредитов.

И вот результат: "Уцелевшие еще от древности феодальные замки… были разрушаемы… с таким остервенением, которое напоминает отдаленные века борьбы тех же эстов и латышей с меченосными рыцарями Ливонского и Тевтонского орденов… Приходилось, правда, читать и о латышских зверствах, учиненных над русскими воинами в Туккуме и других местностях. Режицкие старообрядцы рассказывали много ужасов о латышских бандах, напавших на пограничные русско–латышские уезды Витебской губернии" (А. С. Будилович, "О новейших течениях в среде чудских и летских племен Балтийского побережья"). Немцы, конечно же, не оставались в долгу. Были созданы добровольческие отряды Selbstchutz, Burgerwehr. Балтийская конституционная партия обеспечивала политическую "крышу" немецкой общине.

Барон Ф. Ф. Врангель, бывший директор Императорского Александровского лицея, член Николаевской морской академии, в 1907 году издал в Петербурге книгу "Остзейский вопрос в личном освещении". Это эпитафия и исповедь этноса, два столетия не только сохранявшего Балтию для России, но и служившего Империи на всех войнах.

"Отрицать сравнительное экономическое благосостояние земледельческого населения Остзейского края нельзя ввиду явных фактов. Иное дело с насаждением культуры в инородческом населении. Признаками культуры может служить почти всеобщая грамотность; существование многих сотен крестьянских обществ с культурными целями: литературных, музыкальных, сельскохозяйственных, добровольных пожарных команд и т. п.; большое число газет и журналов, выписываемых сельским населением; большое число лиц с высшим образованием, пасторов, юристов, врачей, учителей и т. д., вышедших из сельской среды. Обратными явлениями может служить прежде всего глубокая ненависть к немцам, проявившаяся так ярко и яростно в переживаемой нами революции. Примеры самоотверженной преданности, проявленной во время революционных погромов со стороны наиболее близких к помещикам лиц, например, домашней прислуги и мызных рабочих, многочисленны; это не мешает тем же самым верным слугам ненавидеть немцев вообще".

"Никогда ненависть к нам иноплеменных сограждан не достигла бы такой, поражающей степени, если бы не была систематически разжигаема националистическою и социалистическою пропагандою…" Вот несколько сводок боевых действий на латышско–немецком фронте летом 1905 года.

"Брожения в уездах" ("Рижский вестник", 25 июля): "С курляндско–литовской границы пишут, что в окрестных имениях и маленьких местечках замечается сильное брожение. Беспорядки производятся несколькими шайками. Хотя драгуны и расстреляли у Янишек 6 человек, но большого успеха этим не достигли. Помещики всюду вынуждены уступать в большей или меньшей мере часто даже бессмысленным требованиям своих рабочих; в противном случае… являются вооруженные шайки, живущие в лесах, и разоряют помещичьи усадьбы… Помощник лесничего случайно встретил 5 человек, из которых один подскочил к нему и ранил его ударом ножа. Двоих из нападавших лесничий убил выстрелом из револьвера, остальные скрылись".

"Беспорядки в имениях" (там же, 27 июля): "Как сообщают из Митавы, в имениях Грюнгоф, Гофцумберег, Фокенгофе, Ней–Ауце, Циммерне и Панкельгофе открытая революция. Владельцы и арендаторы бегут ради спасения своей жизни. Запасы хлеба сжигаются и дома разрушаются. Шайки в тысячу человек жгут и разрушают. В Гофцумберге произошел продолжительный бой между казаками и мятежниками".

Для справедливости отметим — русская газета писала о погромах немецких имений крохотным шрифтом внизу второй полосы. И только 2 августа появилась передовица: "Дикая вакханалия грабежей, поджогов и убийств, совершающаяся в нашем краю, дает основания к тому, чтобы применять самые строгие и крутые меры подавления беспорядков полицейской и военной силой".

В том же номере — "Полицейская деятельность помещиков". Прошли слухи, что революционеры ради мобильности передвигаются на велосипедах, и вот "владелец имения Фоккенов, Добленского уезда, кн. Ливен разъезжает по дорогам с казаками и останавливает велосипедистов. Так, он хотел уже арестовать одного гренцгофского хозяина, который ехал на велосипеде по своим делам. Дело приняло бы серьезный и неприятный оборот, если бы не подоспел гренцгофский волостной писарь". А сколько других велосипедистов пустил князек в расход?

"Всякие праздники, как и праздники свободы, должны иметь свой конец, — нравоучительно писал летом 1905 года "Рижский вестник". — Иначе они обратятся в будни, и воспеваемая на все лады свобода обратится в тягость и нестерпимый гнет". Так, собственно, в итоге у революционеров и получилось…

(Продолжение следует.)

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!