В Европе есть культуры, которые не знают национальных границ и сопротивляются им, неся в себе свой дом, свою потерянную, завоеванную или добровольно покинутую родину. Однако русские спокойно живут в разных мирах, которые на практике чужды один другому.
В Латвии русская культура в массовом восприятии латышей ассоциируется с оккупацией СССР и ссылками, из которых многие не вернулись. В историях жизни друзей и знакомых латышей, которые я "коллекционирую", доминирующими темами являются нанесенная латышскому народу в XX веке боль, разбитые мечты, радость беззаботной жизни при одной этнической культуре и языке. Как же часто эмоциональный фактор — уже упомянутая травма — становилась главной мотивацией латвийской этнополитики в 1990-х годах, и как же много возможностей ведения межэтнического диалога было потеряно!
Эмоции обуревают и так называемых русскоязычных жителей Латвии. Несмотря на то, что это понятие является неточным и поверхностным обобщением, за которым скрываются богатые культуры поляков, евреев, литовцев, украинцев и белорусов, в повседневности все они — русские, и напротив них, по другую сторону барьера, стоят обиженные латыши.
Это "превосходная" по своему драматизму точка отсчета для интеграции латвийского общества, которую необходимо возводить на остатках прошлых конфликтов и очень удобных предрассудков. "Вы обидели нас, оккупировав нашу страну". А "Вы нам дали паспорт, в котором записано, что мы являемся иностранцами у себя на родине, язык которой знаем; мы не латыши, не жители Латвии, мы — aliens". Такая аргументация из прошлого не несет никакой пользы для современного латвийского общества. Культурный капитал проживающих в Латвии этносов, их экономическую и общественную активность, этнические различия необходимо интегрировать в качественно новую национальную общину — латвийскую нацию или народ. О формулировке будем спорить тогда, когда других будем воспринимать равными себе.
Русскоязычное сообщество в Латвии находится в очень невыгодной ситуации, поскольку людей, способных сохранить русскую культуру в нашей стране, не хватает. По большей части, представление о положении русской культуры в Латвии формируется по доминирующему аудио-визуальному криминальному сленгу и боевикам, о которых так часто с воодушевлением в голосе объявляет диктор LNT. Действительно ли независимость по-прежнему существует лишь на словах и в церемониях 18 ноября? Может быть, независимости в сознании и действиях можно было достичь, призывая и других занять место в своей культуре?
Латышская культура не способна вовлечь в диалог другие культуры, которые находятся вдали от своих этнических культурных центров и источников. Поэтому в городах по улицам ходят два параллельных мира, объединяясь в один только у ярких витрин и касс потребительского рая — универмага ALFA.
Что делать? Нужно научиться не только хорошо помнить старую боль, но и, как советовал большой мастер иронии Ницше, учиться забывать. Необходимо находить такие актуальные для общества темы, которые объединяют всех. Права человека, права детей, пожилых людей не могут быть привилегией только одной этнической группы. Латвийская же этнополитика была не продуктивной, а направленной на сегрегацию. Разве человек в Латвии существует, в первую очередь, как русский или латыш? Важно сформировать гражданское общество, то есть общество граждан, в котором этническая идентичность подчинена гражданской.
Латвийское общество дихотомично, оно скучно и однородно, поскольку в нем существуют только "мы" и, конечно же, "они". Идея билингвального обучения и разработанные правительством переходные механизмы не будут функционировать, если в обществе будут доминировать этнические, а не гражданские аргументы, если будет идти дискуссия представителей этносов, а не индивидов. Этническая идентичность важна, часто сразу и легко расшифровывается, но она не единственная и может и не быть доминирующей в глобальном мире. Как утверждает пламенный критик глобализации Ульрих Бек, в мире можно встретить араба еврейского происхождения, который живет в Германии и работает в США.
Русские в Латвии разные — они не только торговцы на Центральном рынке или так называемые "крутые". Может быть, русскую культуру могут представлять и те, кто с удовольствием живет между двумя культурами, черпая из обеих наиболее яркое и интересное, однако часто получает в ответ на свою готовность войти в другую культуру запертые двери? Почему не слышен голос тех русских, которые не могут и не хотят идентифицироваться с низким качеством русскоязычных СМИ в Латвии, которые выбирают другие языки и культуры. Cвободный выбор является основным принципом демократии — почему нельзя выбрать и национальную идентичность?
Постоянный выбор — трудная и не всегда необходимая работа. Но путешествовать и возвращаться домой — разве это плохая концепция для интеграции латвийского общества? Почему нельзя ввести новое обозначение, которое соединяло бы этническую и гражданскую идентичность — "латыш русского происхождения"? Шокирует? Однако это снимает конфликт идентичности, открывает возможности этнополитического консенсуса.
Такая идентичность отнимает у противников реформы образования в 2004 году самый сильный аргумент — потерю русской культуры и идентичности. Если этническая идентичность — не предлог для пассивности и незнания латышского языка, а убежденность в значимости этнической культуры гражданина Латвии, то латыш русского происхождения логически отражает соединение разных идентичностей.
Интеграция латвийского общества — большая духовная работой для тех, кто выбирает интеграцию. Нужно дать определение культуры, в которую предлагается интегрироваться, необходимо улучшать качество местной русской культуры, и это только частично является задачей правительства, поскольку русское общество в Латвии и в XIX веке было очень пассивным. Долго изучая этот период в архивах, могу смело утверждать, что местная русская община не заинтересована в развитии своей культуры, а формирует образ жертвы. Теперь большая часть русского общества занялась бизнесом, и у него есть финансовый потенциал для поддержки местной культуры. Однако большинство представителей русской общины является или потомками приехавших в советское время рабочих, или так называемой финансовой элитой, которой не свойственно мышление в образах культуры и еще меньше — традиции меценатства.
При формировании образа врага из латышской политической элиты, администрации государства, комиссии по государственному языку, следовало бы порекомендовать вспомнить о знаменитой рефлексии в русском национальном характере и подумать — не сами ли мы виноваты в том, что тенденции ассимиляции стимулируются. Хотя от них выиграют только политические экстремисты.
Перевод с латышского. Публикуется с сокращениями