Игорь Фесуненко: "Цензура никуда с телевидения не уходила"

Пеле кричал: "Смотрите, он меня душит!"

— Как только вы приехали в Бразилию, сразу же пошли знакомиться с Пеле?

— Ага, подошел на улице и познакомился… Это был целый детектив! Пеле как раз был на пике славы и окружен охраной лучше, чем иной диктатор. Пробиться напрямую я не смог и пошел в обход — пробрался в его дом, уговорил сначала жену. И только потом получил свое первое интервью у самого знаменитого в мире бразильца.

— Каким он запомнился вам на поле?

— Возьмите сейчас любую звезду — у каждого есть слабое место. Например, хорошо бьет головой у ворот, но плохо играет в нападении. У Пеле же было отточено все, он был идеальным футболистом.

— Но он мог упасть как подкошенный, чтобы вымолить пенальти…

— Это уже человеческий характер. Я сам неоднократно видел, как он засовывал голову под мышку игрока, незаметно прихватывал его и кричал: "Смотрите, он меня душит!" И судья давал пенальти.

— Характер на игру влиял?

— Конечно. На поле он был крикливым, даже несколько хамоватым. Причем на своих игроков орал чаще: "Куда ты лезешь, зараза!", "Идиот, зачем ты пришел на левый край, если не умеешь играть левой!" Но он делал это в шутку — крик для него был элементом игры. Пастух ведь тоже громко щелкает кнутом, но бьет не по быкам и коровам, а по земле — вот стадо и двигается быстрее! Да и зрители любят, когда на футбольном поле накал страстей и ругань.

— А какой он в жизни?

— Спокойный, доброжелательный.

— Когда Пеле бывал в России, он высказывал своим фанатам какие-нибудь намеки относительно подарков, мол, хочу вагон черной икры?

— Нет, он может сам купить 10 вагонов — ему это не нужно. Пеле вел себя достаточно скромно и никогда не капризничал по поводу цвета поданной машины. Но человек он довольно прижимистый. Никто не может припомнить случая, когда бы он платил за себя в ресторане. Всегда первым встает из-за стола, видимо, считая, что уже дошел до того момента, когда за него должны платить другие. Он давно занимается бизнесом и привык считать деньги. Но Пеле-бизнесмен гораздо слабее Пеле-спортсмена. Его постоянно преследуют неудачи.

В 18-летнем возрасте, когда он скопил первые деньги, Пеле купил акции небольшой фабрики по изготовлению сантехнического оборудования. И вскоре потерпел фиаско — его подвел собственный менеджер. Фабрика разорилась, и Пеле остался должен крупную сумму денег. Он был вынужден обратиться в "Сантос". Родной клуб погасил долги, но переписал контракт — великий футболист целый год играл бесплатно. Его кормили, он жил там, но практически ничего не получал.

Второй крупный провал случился, когда он уже закончил свою карьеру и официально простился с футболом — его нагрели в бизнесе на миллион долларов. Мало кто знает, но именно по этой причине Пеле был вынужден снова выйти на поле — в составе американского "Космоса".

Был также третий случай — его обокрал компаньон, которого хорошо знал и я. Когда Пеле в 1997 году приехал в Россию рекламировать свой кофе, в аэропорту он представил мне этого человека так: "Это мой лучший друг, моя правая рука!" Но где-то через год-полтора я прочел в бразильской прессе, что этот "друг" организовал параллельную фирму с очень похожим названием и туда перекачивал деньги, а Пеле лишился 10 миллионов. Был грандиозный скандал, суд и прочее. Вывод — не надо быть таким доверчивым!

— Пеле — самый богатый человек в Бразилии?

— Достаточно богат. Но думаю, ему далеко до владельцев телекомпании Глобо, которая штампует "мыльные оперы".

— Он их смотрит?

— Нет. Но в одной из них он снялся как актер.

— А вы смотрите?

— Иногда. Но за интригой не слежу, по губам актеров считываю фразы: стараюсь не забыть свой португальский. И с удовольствием наблюдаю за картинкой — часто показывают места, где я много раз бывал.

"Ботафого — квартал, где я жил"

— Вы друг Пеле, переводчик?

— Большим другом Пеле я себя назвать не могу. Но во всех поездках по России я был с ним. Последний раз, когда он приехал сюда в 2003 году, он даже дал телеграмму: мол, пригласите Игоря — фамилию мою он выговорить не может, "чтобы нас повсюду сопровождал и переводил". И вот все четыре дня и ночи я плотно с ним общался. А в конце поездки получил приглашение в Бразилию, он захотел познакомить меня со своей семьей. В начале этого года я туда было собрался, поездку взялась финансировать одна газета. Но потом в ней сменилось руководство и интерес к Пеле угас. Хотя приглашение пока еще в силе.

— Будем ли мы когда-нибудь играть так же, как бразильцы?

— Никогда. В Бразилии идеальный климат для футбола, там играют почти круглый год. В отличие от наших бразильские футболисты — это гремучая смесь негритянской, испанской и прочих кровей. Ребята физически очень крепкие, выносливые, прыгучие, ловкие. И все это — на генетическом уровне! И эта данность — как порода у лошади. Может ли орловский рысак обогнать английскую скаковую? Ответ очевиден: каждый мастер в своем деле! Но самое главное, для парней из низших бразильских слоев футбол — единственный шанс выбиться в люди. И на этом пути они порвут любого! Пеле, Роналдо — все оттуда. Они никогда не смогли бы стать инженерами, врачами, юристами, но именно футбол дал им возможность вырваться на самый верх, и они ее не упустили.

— Вы по-прежнему следите за бразильским футболом?

— А как же! Вот последняя сводка внутреннего чемпионата: на первом месте "Крисьюма", на втором — "Сан-Пауло", на третьем — "Пальмейрас". Клуб "Ботафого", за который я болею, к сожалению, на 23-м месте. Если так будет продолжаться, вылетит во вторую лигу!

— Почему вы болеете за эту команду?

— Потому что Ботафого — это квартал Рио-де-Жанейро, где я жил. Потому что когда я там был, это была лучшая команда Бразилии — в ней играли Диди, Гарринча и многие другие выдающиеся футболисты.

А мог остаться в Запорожье…

— Игорь Сергеевич, у меня такое ощущение, что вы и сами родом из Бразилии!

— Просто я очень люблю эту страну. Если же брать родословную, то здесь все гораздо проще — мои родители жили в Москве на 3-й Тверской-Ямской. Но рожать моя мать, Евдокия Ивановна, уехала в Оренбург к своей маме, то есть к моей бабушке. Там я и появился на свет 28 января 1933 года. До семи лет рос в Москве, а потом моего отца направили главным механиком на Запорожский алюминиевый завод. Мы переехали туда всей семьей. Вскоре началась война, и нас эвакуировали на Урал — отец участвовал в производстве алюминия для самолетов.

— Кем по профессии была ваша мать?

— Она закончила юрфак в Иркутске, но когда родился я, а потом через 6 лет моя сестра Инна, ей стало не до работы. Она была домохозяйкой и очень стойкой женщиной — в 1944-м безропотно вернулась с отцом в Запорожье, куда его позвали восстанавливать завод.

— А где сейчас Инна?

— Моя сестра живет в Запорожье. Там мог бы остаться и я. Но в 1950-м вернулся в Москву, поступил в Историко-архивный институт. И, как видите, я не зря там учился — привычка все сортировать строго по датам у меня осталась на всю жизнь. И очень пригодилась в журналистике.

— Как стали журналистом?

— Я работал в Главном архивном управлении и писал в газеты заметки на исторические темы. Самостоятельно выучил испанский язык и вскоре начал работать в латиноамериканской редакции Иновещания. Оттуда меня в 1966 году направили собкором радио в Бразилию, где я освоил еще один язык — португальский. Что было дальше, вы знаете.

— А как попали на телевидение?

— Когда я в 1971-м вернулся из Бразилии, меня пригласили вести телепередачу "Творчество народов мира". Вот там я и сказал на камеру свое первое "Здравствуйте!" Потом уехал собкором ЦТ сначала на Кубу, затем в Португалию.

— Советское телевидение — хорошая школа?

— Да, было у кого учиться. На Центральном телевидении работали профи высшего класса: знаменитый первый на советском ТВ политический обозреватель Юрий Фокин, он создал программу "Эстафета новостей"; один из создателей программы "Время" и ее первый руководитель Юрий Летунов… А также Бовин, Овчинников, Кондрашов, Дунаев, Каверзнев. Когда вспоминаю эти имена, меня сразу же умиляют хвастливые заявления нынешних "классиков" и "академиков" телевидения, убежденных, что "настоящее" российское телевидение появилось только после распада Останкинского телецентра и появления НТВ.

Парфенов преступил заповедь

— Что для вас профессионализм на телевидении?

— Умение понятно и ярко рассказать о событии. Так, чтобы на первом плане было событие, а не ты — нечего себя выпячивать!

— Вы тогда были единственным, кто работал без суфлера?

— Нет, без суфлера работали Бовин, Боровик и еще несколько журналистов. Сейчас это делает Михаил Осокин. Правда, у него очень короткие подводки и нет анализа. Но для информационной программы это хорошо. Я тоже когда-то делал такие — в программе "Время". Но в "Международной панораме" от меня требовались более развернутые комментарии.

— Цензура была жесточайшей?

— Во "Времени" — да. Программа "Сегодня в мире", которая тоже шла в прямом эфире, как это ни странно, была бесцензурной. Мы говорили в эфире все, что считали нужным. Но если проблема была очень сложной, каждый из нас мог сам позвонить в ЦК или в МИД, чтобы уточнить нюансы в позиции СССР. Ведь главным для нас было не навредить интересам страны. И в этом смысле я не могу одобрить поступок Парфенова, из-за которого была закрыта прекрасная программа "Намедни". На мой взгляд, Леонид сегодня лучший тележурналист России, но интервью с мадам Яндарбиевой действительно было несвоевременным. Ведь тут речь шла даже не о престиже страны! Парфенов преступил некую заповедь: он поставил информационные интересы, рейтинг своей программы на первое место там, где, как нам известно, речь шла о судьбе, а может быть, и о жизни двух наших людей. И тут он, мягко говоря, не прав.

— Получается, что сегодня цензура на телевидении даже сильнее, чем в советские времена?

— Она оттуда и не уходила. На телевидении и в любом СМИ принцип один: хозяин — барин. Например, в случае с Парфеновым таковым оказался медик Сенкевич, вплывший в мир масс-медиа благодаря фамилии своего великого отца.

— Правда, что именно Ельцин вас выгнал с Первого канала?

— В первую президентскую кампанию я вечером в прайм-тайм вел на ОРТ встречи с кандидатами — их было несколько. Обычно я просил их приехать в Останкино хотя бы за полчаса до выхода в эфир. Я предварительно беседовал с ними, очень тактично спрашивал, на какую тему они не хотели бы говорить. И все было нормально. Но Ельцин опоздал — не знаю уж специально он это сделал или нет. Он приехал прямо к передаче, мы даже на минуту задержали выход в эфир. Я с ним не успел переговорить. Он зашел, сел, и тут же включились камеры. Я мгновенно почувствовал его недоброжелательность по отношению к себе. Видимо, он почему-то посчитал меня сторонником Горбачева. А я действительно до этого беседовал в этой же студии с Михаилом Сергеевичем и у нас получился неплохой диалог.

Борис Николаевич все время смотрел на меня настороженно и любой вопрос воспринимал в штыки. И когда он сказал о том, что если его изберут, то он ляжет на рельсы, но не позволит России провалиться в нищету, я улыбнулся: "Наверное, это будет трудно сделать?" Кандидат Ельцин сразу запыхтел, обиделся. Ему стало жарко, он прямо в эфире начал снимать пиджак. Сделать это было сложно, и я сказал: "Простите, давайте сначала снимем микрофон!" И в шутку добавил: "Надеюсь, что дело ограничится только этим пиджаком…" Он еще больше разозлился.

Когда Ельцин пришел к власти, с телевидения были изгнаны все тележурналисты — политические обозреватели и ведущие "советского образца". И я в том числе. В тот момент я работал собкором в Италии. Началась дележка между ОРТ и РТР. Мне сообщили о решении бывшего пресс-секретаря Ельцина Олега Попцова, который возглавил РТР: "Корпункт с оператором мы забираем себе, но без Фесуненко!" Поэтому я вернулся на Иновещание, потом работал на МТК и три года был продюсером понедельничного выпуска программы "Доброе утро" на ОРТ.

Две Елены

— А где вас можно увидеть в кадре сейчас?

— На кабельном телевидении Южного округа столицы — называется Экран-5. Но каждую пятницу поездом уезжаю в Санкт-Петербург, где на Пятом канале в воскресенье веду часовую аналитическую передачу "Главное с Игорем Фесуненко".

— Трудно совмещать? Ведь вам уже не 20 и даже не 30 лет…

— Но и не сто! Нормальный творческий возраст.

— Передача популярна?

— Говорят, что среди программ Пятого канала она уступает только прямым трансляциям футбольных матчей.

— Критикуете Матвиенко?

— Нет, она мне симпатична. К тому же это губернаторский канал. Скажите, а Первый канал или Россия критикуют Путина? Другое дело — на этих каналах, да и на питерском тоже, есть некий перебор с показом официальных мероприятий. Но музыку заказывает тот, кто платит.

— Вас это не смущает?

— Меня — нет. Так делается во всем мире. Вспомните, уж до чего была популярна в Америке передача с Познером и Донахью, но хозяин канала взял и прикрыл ее, посчитав слишком политизированной. Мне не нравится другое: сегодня на телевидении в России очень много непрофессиональных ведущих — жен, любовниц, друзей и детей главных менеджеров и хозяев этих каналов. Правда, у нас есть свой выбор — не смотреть эти передачи.

— А какие программы предпочитаете вы?

— Я смотрю "Страну и мир" по НТВ, а по Первому — выпуски новостей в 18 часов. И фильмы. Естественно, когда я не в Питере.

— Как относится к еженедельным вояжам в город на Неве ваша жена?

— Пока терпит. У меня молодая жена. Елена — элитный визажист, работает со звездами эстрады.

— Как вы познакомились?

— На работе. Я 42 года прожил с Ириной. А с Еленой познакомился, когда уже был вдовцом. Она меня гримировала, а я взял и предположил: "А что если нам пожениться?" Через год так оно и получилось. Мы вместе уже шесть лет. Теперь у меня две Елены — дочь и жена.