Foto: Anna Artemijeva/Novaja gazeta (press-foto)
Если ребенок сидит дома, это не значит, что он в безопасности. Спустя два года после резонансной публикации о доводящей до самоубийств виртуальной игре журналист "Новой газеты" Галина Мурсалиева приехала в Ригу на конференцию Европейской федерации центров по исследованию и обмену информацией о сектантстве FECRIS. За кулисами этого мероприятия она рассказала порталу Delfi о продолжении истории, которая два года шокировала многих родителей.

На европейской конференции Fecris в Риге эксперты из Бельгии, Франции, Швейцарии, Германии, Испании, Швеции, России, США, Англии обсуждали темы тоталитарных сект, культов, религиозные образование, плюрализм и оппортунизм. Как сообщил порталу Delfi ее организатор Виктор Елкин, большая часть мероприятия (около 94%) финансировалась правительством Франции.

Одним из гостей мероприятия стала Галина Мурсалиева — журналист "Новой газеты", которая два года назад описала на страницах своего издания виртуальную систему создания "групп смерти" для подростков. В основу вызвавшего международный резонанс материала, который только за два дня прочитало полтора миллиона человек, лег опыт матери, чья 12-летняя дочь покончила с собой. После трагедии мать изучила интернет-активность своей дочери и поделилась полученной информацикй с общественностью.

Материал был крайне неоднозначно встречен в том числе и коллегами Галины Мурсалиевой. После выхода вслед книги "Дети в сети" группа исследователей-фольклористов обвинили журналистку в том, что она выдала за правду "городские ужастики" уровня гроба на колесиках и красной ленты. Даже в Википедии "Синий кит (он же "Тихий дом", "Разбуди меня в 4:20", "Море китов", "Млечный путь", "F57", "Красная сова" и другие названия) подается как российская городская легенда: "Новость о существовании некой игры, доводящей подростков до самоубийства, была широко растиражирована СМИ и стала причиной моральной паники среди населения России. При этом сам факт существования игры с характерными правилами и атрибутами не подтвердился до сих пор…"

Отзвуки скандала докатились и до Латвии. Сотрудники Госполиции после шквала звонков от обеспокоенных родителей провели проверки, но доказательств, что игру "Синий кит" организовали некие взрослые люди, не нашли.

Исследователи Видземской высшей школы Янис Бухолцс и Солвита Денис-Лиепниеце проследили эволюцию темы "Синего кита" в российских и латвийских СМИ и общественных дискуссиях, и пришли к выводу, что борьба с "группами смерти" может стать мощным политическим инструментом. Эксперты усмотрели связь между запуском "групп смерти" и законодательными инициативами России по ужесточению контроля над интернетом. По их сведениям, латвийские новостные поводы о "синем ките" исходили от активистов, которые "связывают заботу о детях с идеологической поддержкой того, как похожие проблемы решаются в стране, расположенной к востоку от нас".

Главный инспектор отдела несовершеннолетних Управления полиции порядка Рижского региона Ирина Руке в интервью Delfi на прямой вопрос "есть в Латвии группы смерти "Синий кит" или нет?" ответила "таких брутальных, какие закрываются в России, в Латвии, слава богу, нет, хотя есть попытки имитации". В качестве примера она рассказала о 10-летнем шутнике, который писал таким же детям в "ватсаппе" и подписывался "Синий кит". И все же Руке советовала не терять бдительности, потому что "деструктивные секты из серии "мы тебя любим-понимаем, мы всегда с тобой, а теперь — вместе в мир иной" были и раньше, а через Сеть манипулировать людьми легче".

В новостях "синий кит" всплывает регулярно. Буквально на днях киевские новостные сайты сообщили, что "несовершеннолетняя участница группы "Синий кит" вскрыла себе вены на Крещатике", а за два месяца до того в Одесской области повесился 11-летний мальчик — его приятели сказали, что он был на высоком уровне в "группе смерти".

Foto: Shutterstock
- Сегодня страсти по "синему киту", можно сказать, улеглись. Нет ли у вас сожаления, переосмысления того, что тогда произошло? Ко всему прочему от вас отвернулись многие коллеги…

- Я ни о чем не жалею — моя совесть чиста. Конечно, та история отняла у меня очень много энергии — я была морально истощена. Смерть детей, несчастные родители, на которых все нападают — дикость! Эта тема рассорила многих людей, они повычеркивали друг друга из контактов и наговорили такого, что трудно повернуть назад. Некоторые коллеги из других изданий повели себя в этой истории очень некорректно — вместо того, чтобы провести свое расследование, они кинулись критиковать мое. Главное, что все важные для меня люди поддержали мою борьбу. А время все расставило по местам. Позже ко мне обратился один яростно критиковавший меня журналист, у которого были проблемы с племянницей именно на тему "групп смерти" — просил подсказать специалиста…

Я никогда не гналась за славой и была бы счастлива, если бы весь этот кошмар оказался выдумкой. Кому понравится глубокое погружение в истории неконтролируемой смерти детей?! Но жизнь меня буквально принудила заняться этим. Напомню, с чего все началось: в редакцию "Новой газеты" пришло письмо от следователя Рязанской области, который рассказал про несколько удивительно похожих смертей подростков: девочки бросались с крыш с перерывом семь дней. На стенах домов — одинаковые надписи, на их "стенах" в соцсетях — одинаковые записи, стихи, названия, на руках — одинаковые рисунки.

Главный редактор Дмитрий Муратов передал письмо мне, потому что я пишу на темы психологии: телефоны доверия, благотворительность, суициды детей, настроения в обществе, секты (в свое время мы проводили опыт: придумали "секту" и "вербовали" людей, а потом показали им, какие они доверчивые). Я работаю в тесном контакте с факультетом психологии МГУ, признанными психологами и специалистами связанных сфер … Ну как я могла отмахнуться от этой темы? Мне ли не знать, что происходит с психикой подростка! Известнейший детский суицидолог Елена Вроно так и говорит, что пубертат — это "возраст суицида", ребенок очень думает об этом, он себе не нравится, стесняется себя, родители теряют авторитет… Этим и пользовались те, кто эти "группы" разработал.

- Вас не удивило, что следователь обратился к журналистам, а не в вышестоящие правоохранительные органы?

- Он обращался, но всерьез его никто не принимал. А к интернету у нас до поры до времени относились легкомысленно: не может такого быть! Только после моих публикаций дела умерших детей свели в одно.

- Латвийские исследователи этой истории из Видземской высшей школы писали, что вы "смешали вместе реальные проблемы детей и подростков со страшилками и городскими легендами и посеяли моральную панику"…

- Расскажу, откуда у этой версии "ноги растут". Есть в Москве группа фольклористов и антропологов, которые решили заняться исследованием темы сразу после того, как моя публикация прогремела на весь мир. Как моя героиня, они отправились в "сети" под видом подростков. Но позже написали, что по этическим правилам исследования, на вопрос "а вы кто?" честно отвечали "антропологи". Просидев несколько бесплодных месяцев в сети, они сделали вывод, что "групп" не существует, а то, что есть — это городской фольклор уровня историй "красной ленты" и "гроба на колесиках" из пионерского лагеря.

У меня вопрос: что эти фольклористы и антропологи знают про подростковую психику? Мою героиню, маму погибшей девочки, и то долгое время не брали в "группы" — взяли, только когда она зашла с давней "фейковой" страницы девочки, подобрав пароль… Антропологи и фольклористы обвинили меня в том, что я сею моральную панику. Но паника — это когда без оснований. А основания были.

К слову, именно когда вышли "разоблачения" фольклористов, ко мне приехали журналисты из Испании и рассказали, что у них тоже есть "группы смерти". Выяснилось, и в Париже была такая проблема — вовремя остановили. И из Германии ко мне приезжали. Что характерно, в странах, где не было социализма, к самой возможности подобного относятся крайне серьезно. Чуть какой сигнал — моментально начинают работать эксперты: по школам ходят полицейские, психологи ведут беседы, делают просветительские программы…

- Как вы оцениваете вероятность того, что не было никакой централизованной системы со взрослыми во главе, а это подростки так жестоко "играли" (играют) между собой?

- Это невозможно. Ребенок не мог придумать такую схему в 50 шагов к смерти, которые постепенно стирают все жизненные инстинкты. Это не детские игры, что подтверждено психиатрами не только из России, но и из Германии и США. Да, позже на места администраторов "групп" ставили детей. Одним из таких администраторов была Рина Паленкова, которая погибла одной из первых — ей поездом отрезало голову…

- У вас не было опасений, что ваши публикации не предостерегут подростков, а, наоборот, подхлестнут вступить в опасную игру в смерть?

- Получилось как раз наоборот: взрослые люди — родители, учителя — начали больше интересоваться жизнью своих детей в виртуальной реальности. Они стали ближе к своим детям и… виртуально. Стали интересоваться, с кем они общаются в соцсетях, кто им пишет, знают ли они лично своих "френдов".

В 2006 году у меня вышла книга "Междуцарствие в головах", в которой говорилось о том, насколько для подростка важно чувствовать собственную значимость, ценность для родителей и как правильно, если после любой невзгоды — двойка в школе, мальчик разлюбил, избили — ребенок может найти понимание и любовь дома, безопасный и теплый уголок. Но теперь это не так. Сегодня, когда соцсети занимают 80% головы ребенка, как ты его не люби, этого недостаточно. Тут важно знать врага в лицо.

Многие родители, из тех, кто потерял детей, говорили мне: почему мы не знали про эти группы, почему восхищались рисунками кита, почему не понимали, что значит желание дочки взять имя Рина…

Я общалась по скайпу с родителями чуть ли не всех регионов России. Удивительная вещь, но у большинства детей, попавших в сети — достаточно благополучные. У них есть папа и мама, в семье — один-два ребенка, они отдыхали за границей, ими занимались, их любили… Но как только ребенок попадал в "группу" и ему говорили "ты избранный", что другого мы не берем, а тебя берем, дети велись — для подростков это очень значимо, важнее чем мама с папой. И они легко дают клятву, что родителям — ни-ни. С учетом того, что у родителей и детей — разные уровни обитания в интернете, они почти не пересекаются.

После публикации я получила много писем от родителей, которые спасли детей, приглядевшись к тому, что с ними происходит — посмотрев на руки, обратив внимание на активность в соцсетях и ночной сон.

- Вам ставили в упрек, что этими "группами смерти" вы как будто создали повод для тотального контроля за интернетом российских властей.

- В любой цивилизованной европейской стране есть запреты на пропаганду наркотиков, расизма, терактов, педофилии… Инструкции по совершению суицида с подробным рассказом о том, какие лекарства соединить, чтобы побыстрее умереть, как прыгать с высотки, чтобы не зацепиться за балкон — это из той же серии. Я не сомневаюсь, что такие вещи должны останавливаться на всех уровнях, в том числе — со стороны государства. Их надо блокировать на корню.

Я очень либеральный журналист в очень либеральной газете, но я здравый человек: если я вышла из метро и вижу киоск с табличкой "Яды" — разве это демократично не сообщить полиции? Есть все же такое понятие, как общее благо. Защита детей — это про то… И потом как видите, интернет российские власти сегодня прикручивают и контролируют совсем по другим причинам, никак не связанными с "группами смерти".

- Также ваши критики указывали на то, что в Латвии тема "групп смерти" раскручивается пророссийскими силами. Например, Виктором Елкиным, который не только глава Латвийского комитета по борьбе с тоталитарными сектами, но и помощник Татьяны Жданок. В этот раз вы тоже приехали в Ригу по его приглашению.

- А Татьяна Жданок — она какой направленности?

- За русские школы, за неграждан, за дружбу с Россией…

- Объясняю. Моя тема — психология. Сектантство тоже очень на это завязано. В свое время мы делали материал, героиней которого была попавшая в секту девушка, которая все из дома вынесла и все отдала. Я искала специалиста, у которого есть опыт вывода людей из сект — мне подсказали профессора Волкова из Нижнего Новгорода. Он тогда очень рационально объяснил, как действуют механизмы сект. Позже я приглашала Волкова дать лекцию на созданную мною "кафедру психологии" в "Новой газете" — туда приехал Виктор Елкин, которого Волков представил своим учеником. Поверьте, меня совершенно не интересовала политическая принадлежность Виктора. Я о ней до сего момента и не знала.

Можете считать это моей наивностью, но я надеюсь, что коллективный разум "Новой газеты" никак наивным назвать нельзя, а в истории с "группами смерти" меня поддержали все мои коллеги из "Новой газеты" и многие психологи, доктора наук МГУ, РГГУ. А вступление к моей книге "Дети в сети" писал наш главный редактор Дмитрий Муратов — совсем не наивный в политическом плане человек. Если бы нас с этими группами какие-то спецслужбы водили бы за нос, думаю, уж он бы это заметил.

Я обеими руками за то, чтобы критически читать публикации в газетах и интернете. В конце концов, именно отсутствие критичности в потреблении информации привело этих детей к смерти. У них и возраст такой, в котором максимализм зачастую мешает критичности.

- Ваше мнение: история с "группами смерти" сегодня продолжается? К примеру, на днях была новость, что девочка на Крещатике вскрыла себе вены под знаком "синего кита". До того, повесился мальчик в Одесской области.

- Это вполне возможно. Думаете, взяли Лиса, и вся история закончилась?! Мне до сих пор приходят сообщения про истории такого рода. Волонтеры пишут, что то там, то здесь ребенка доводят до конца, а власти никак не реагируют. Тогда я обращаюсь в руководство соцсетей — к нам там прислушиваются и блокируют. Если ко мне обращаются родители, я перенаправляю их в Центр спасения детей от киберпреступлений в Рязани, который создал и возглавил потерявший дочь Диану Сергей Пестов.

Полиция со мной была в контакте только пока в Питере велось "дело Лиса". Они же рассказали, как удалось довести его до суда, благодаря девочкам, которые предприняли попытку суицида, но выжили и дали показания, как им давали задания, заставляли ночью смотреть суицидальные фильмы с психоделической музыкой, а когда дети хотели сойти с дистанции — припугивали…

Сегодня я работаю над другими темами. "Группами смерти" занимается следствие. Мы свои цели выполнили: достучаться до государства и следственных органов ( до этого они не брали тему всерьез), а также — проинформировать родителей, чтобы они не думали, что если ребенок сидит дома, уткнувшись в гаджет, он в безопасности.

- Какие бы советы вы дали родителям?

- Все время с детьми разговаривать, интересоваться их жизнью. Мы же знаем, обычно, реальных друзей и одноклассников своего ребенка, так почему не попытаться аккуратно разобраться, с кем он часами общается в интернете? Не спросить невзначай, а кто это тебе тут все время пишет, а о чем вы там, а дай послушать свою музыку, а дай почитать, что ты там так увлеченно читаешь?

Важно вовремя реагировать на сигналы, которые ребенок, пусть невольно, посылает. А суицидальным детям свойственно оставлять слегка приоткрытую дверь. У меня из головы не выходит разговор с папой из Волгограда. Вроде все было хорошо. Ребенок думал о будущем, говорил, что ему нужен репетитор, чтобы поступать. Но были и звоночки. Раньше сын телефон бросал куда попало, а тут — не расставался, а как звонок-сообщение — уходил. Он больше не вступал в разговоры, в которые раньше вступал, не спорил. Ощущение было таким, что он есть, но как будто его нет.

За день до смерти папа вышел во двор. Вдруг сын вышел из темного угла с телефоном и пошел, как будто ничего не видит. Отец его обнял: что с тобой? А он: ничего, папа. И пошел дальше. Отец рассказывал, что у него мелькнула мысль "нельзя так оставлять", но он сам себя одернул "это же подросток — надавлю, хуже будет". А наутро мальчик выбросился с крыши… И таких историй много. Не надо бояться вступать в разговор с ребенком, если ситуация тревожная.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!