О любви, ее цветах и плодах с профессором Жаком Мансьоном (Jacques Mention), акушером-гинекологом Больничного центра Пикардийского университета имени Жюля Верна, беседуют главный редактор dialogi.lv Анна Строй и студентка ЛУ Ольга Матросова(обе — молодые мамы).
— Это интервью выйдет в День святого Валентина, который стал очень популярным в Латвии. Празднуют ли его во Франции?

— Да, у нас его празднуют уже очень давно, и этот праздник весьма популярен.

— На протяжении уже нескольких столетий существует ряд стереотипов касательно французов. В частности, что французы — лучшие в мире любовники. Насколько, по вашему мнению, это соответствует действительности?

— Вы знаете, как это часто бывает со стереотипами: в реальной жизни они действительности соответствуют крайне редко. Но что я в точности могу сказать про французов: мы, на самом деле, стараемся быть любезными и милыми, когда хотим этого. Но, что касается всего остального, я думаю, весь мир тоже достиг определенного прогресса.

— А как вы считаете, имеются ли национальные различия в вопросах любви и семьи?

— Скорее, есть различия между мужским и женским взглядом. Я считаю, что в споре о том, что важнее — любовь или секс, побеждает любовь. В наше время легкость овладения разнообразными техниками секса, быть может, несколько принижает важность самой любви. Если мужчины хотят заниматься любовью, женщины в первую очередь хотят, чтобы их любили. И различия таятся именно здесь. А поскольку женщины хотят, чтобы их любили, мужчины вынуждены предпринять определенные усилия, чтобы заставить себя любить.

Здесь уже начинают затрагиваться проблемы демографии и рождаемости. У женщины желание иметь ребенка постоянно и поистине огромно. Оно приходит еще в детстве к маленькой девочке. (Любая маленькая девочка хочет ребенка — от своего папы. Это нормально. Затем, под давлением общественных установок, это "проходит".) Девушка хочет учиться и не хочет спешить и становиться матерью слишком рано. Хотя в ней просыпается жажда любви, появляется мечта встретить сказочного принца. Но этот сказочный принц пока не хочет делать с ней ребенка, в первую очередь потому, что больше всего его интересует секс, а во вторую — из экономических соображений.

Вот почему во Франции возраст, когда женщины заводят детей, все увеличивается. Первый ребенок появляется обычно не раньше, чем в 27 лет, а последний — годам к сорока. Некоторые женщины заводят первого ребенка в сорок, что, естественно, вызывает ряд проблем. В этом возрасте сложнее переносятся и беременность, и роды. Но, разумеется, мы, специалисты, для того и существуем, чтобы помочь разрешить подобные проблемы. Кстати сказать, проблема увеличения возраста первородящих мам актуальна не только во Франции, но и во всем мире. Я бы сказал, что это нормально и вполне объяснимо с экономической и социальной точек зрения. На сегодняшний день в нашем обществе шестнадцатилетние мамы практически не встречаются, да и не должны встречаться. А, скажем, в Соединенных Штатах, где с контрацепцией дела обстоят гораздо менее либерально, чем в Европе, четырнадцати-пятнадцатилетние уже имеют детей, что создает огромные проблем. В Калифорнии, например, где очень жарко и поэтому все ходят почти нагишом, при колледжах уже вынуждены создавать ясли для новорожденных. Это уже слишком, не так ли?

— Ригу вы посетили в рамках конференции по вопросам демографии, проведение которой поддержало посольство Франции. Есть ли у вас для нас какой-нибудь хороший рецепт?

— Я думаю, что разрешение подобных проблем — в первую очередь в ваших, женских руках. Потому что нельзя получить ребенка вне женщины. Женщина должна иметь желание быть матерью и, во-вторых, решить, сколько детей она хочет — одного, двоих, троих или больше. Обычно в этом вопросе женщины как бы копируют свою мать, хотя если девочка выросла в многодетной семье, она сама в большинстве случаев хочет не более трех детей. Вообще, женщины обычно хотят двоих детей, реже — троих. А заводят одного, и то едва-едва. А дальше уже возникает вопрос, может ли семейная пара реализовать желание женщины с экономической точки зрения. Я считаю, что для того, чтобы детей рождалось больше, необходимо обеспечить чувство безопасности и уверенности у всех потенциальных матерей. Они должны знать, что когда придет пора ее ребенку появиться на свет, она будет обеспечена хорошими условиями в роддоме , что она сможет сохранить работу или продолжить учиться, что достаточно детских садов и тому подобное.

— Имеются ли в Европе хорошие примеры разрешения демографических проблем?

— Очень хорошим примером являются cкандинавские страны, в частности, Швеция и Норвегия (сегодня у них прекрасная демографическая ситуация), а также наша Франция, где самый высокий в Европе показатель семей с тремя детей. Для француженки рожать детей — это нормально, это часть ее женской роли, и дети не приносят ей слишком больших проблем. Кроме того, для нас, французов, характерен, так сказать, дух коллективизма, поэтому у нас принято, чтобы семьи были большими.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем проекте — создании в Риге школы современного акушерства.

— Этот проект стал результатом моего знакомства с главврачом Рижского родильного дома № 1, которое состоялось в начале января. Чему мы, западноевропейцы, можем научить в этой сфере вас, представителей Восточной Европы? На мой взгляд, самое полезное, что следовало бы перенять, — это именно наши традиции акушерской помощи. У нас акушерка — это совершенно отдельная специальность, а не так, как здесь, где это просто одна из сфер деятельности медсестер, в которой они могут специализироваться. Этого недостаточно. Имеется даже Европейская директива, предусматривающая, что должны быть специальное образование для акушерок. И в качестве модели принята модель, существующая во Франции, поскольку нашим традициям акушерства уже более трех сотен лет. Мы считаем акушерку медицинским, а не парамедицинским персоналом. У нас есть закон, точно прописывающий ее обязанности на основе деления случаев родовспоможения на такие, где проблем нет ( а именно такими и бывают роды в 80% случаев) и теми осложненными случаями, когда необходима помощь более квалифицированного специалиста. И это очень хорошая модель — не потому, что она французская, а потому что время доказало ее эффективность.

Второе наше отличие, существующее и в cкандинавских странах — в организации родильного учреждения. Обычно каждый имеет одинаковое право на медицинское обслуживание, но если вы потерялись где-то в казематах огромного роддома, окажут ли вам ее? У нас, во Франции, существует трехуровневая модель. На первый уровень женщины попадают, если их роды не представляются риска и им достаточно просто помощи акушерки. Разумеется, на случай осложнений рядом всегда имеются необходимые специалисты. Для серьезных осложнений существует помощь второго или третьего уровня.

На втором уровне имеются так называемые карманы-кенгуру, в которые помещаются дети, рожденные несколько раньше срока или имеющие специальные показания. Эти дети не имеют каких-либо патологий, им просто требуется на некоторое время особые условия для нормального развития. Малыш помещается в специальный пластиковый карман, за ним тщательно наблюдают специалисты, но большую часть времени он проводит вместе с матерью. Наконец, на третий уровень роженица помещается в случае каких-либо патологий либо у нее, либо у младенца. Таким образом, снижается смертность и матерей, и младенцев. Я знаю, что, к сожалению, эти показатели здесь, в Латвии, с 1991—1992 годов не снижаются, а даже немного растут. Новая школа акушерок будет способствовать разрешению этой проблемы.

— Речь идет о создании нового учебного заведения или о внедрении полностью новой системы организации родовспоможения?

— Можно сказать, что новая школа станет краеугольным камнем новой системы. Предлагаемая нами система обойдется значительно дешевле, чем та, что имеется здесь.

— Вы были в Рижском роддоме?

— Да, конечно.

— И вы думаете, что его возможно переделать так, чтобы он соответствовал новой системе?

— Да, разумеется. Сейчас это скорее заведение третьего уровня.

— Но на это, наверное, потребуются большие инвестиции?

— Нет, я бы не сказал. Проблема ведь не в здании и в оборудовании, а в мышлении. И в обмене европейским — не только французским — опытом.

— Во французском языке, так же как и в латышском, у слова "акушерка" есть четкая связь с женским характером этой профессии (sache-femme, vecmāte). Означает ли это, что это типично женская профессия?

— Да, и я уверен, что это абсолютно правильно. Бывают, конечно, случаи, когда в школу акушерок поступают парни, но они — большая редкость.

— Почему?

— Потому что это чисто женская работа. Акушерка проводит с женщиной практически все время родов. Здесь работает чувство женской солидарности, если хотите, и это очень важно.

— Простите за деликатный вопрос. Были ли у вас в личной жизни когда-либо проблемы, связанные с вашей профессией?

— У меня потрясающая профессия! Женщины приходят к вам на прием, они ждут, они входят к вам в кабинет, они раздеваются, и… они платят деньги. Такого нет ни в одной другой профессии!

— А ваша жена ревнива?

— Да, очень. Однажды она пришла ко мне в клинику, ей надо было меня встретить по делам, и села ждать перед кабинетом. Тут в фойе влетела дама, которая сказала, что она очень спешит, и попросила мою жену пропустить ее вперед. Жена согласилась, и, перед тем как войти, дама поинтересовалась: "Вы знаете профессора?" "Ну, немного!" — замялась моя жена. — "И как он?" — "Ну, как сказать". Дама побывала на приеме, вышла из кабинета и доверительно сообщила моей жене: "Он — просто чудо! Идите смело!"

— Сколько у вас детей?

— Один сын.

— У вас есть какие-то семейные связи с Латвией?

— Да, бабушка моей жены была латышкой. Дедушка моей жены закончил здесь Первую мировую войну, он был в составе союзнической делегации военным атташе в трех балтийских странах и влюбился в прекрасную латышку, которую увез к себе на родину. Она была очень активным членом латышской диаспоры в Париже, писала для латышских журналов.

— Что вы можете посоветовать молодым людям, решающим вопрос, важный, как "быть или не быть?": заводить ребенка или нет? Ведь экономическая ситуация, конечно, очень важна, но имеется еще и личная мотивация.

— В принципе, во Франции семейная пара без ребенка — это почти противоестественно. Есть, конечно, много детей, рожденных вне брака, почему бы и нет? Но семья ведь для того и создается, чтобы были дети. А иначе в чем смысл ее создания? Я сторонник семьи и считаю, что это, во-первых, дает женщине чувство безопасности, во-вторых, это создает более естественные условия для воспитания ребенка. С моей точки зрения, государство должно поддерживать женатые пары, например, уменьшив их налоги. Это тоже сможет стимулировать желание иметь детей. Понятия "семья" и "дети" должны быть не то чтобы идентичными, но очень близкими. Неженатые пары — другое дело. Вы ведь знаете мужчин? Это мотыльки!

— Вы побывали в Китае. Насколько сильно их подход к вопросам демографии отличается от нашего?

— Он, можно сказать, прямо противоположен европейским, поскольку численность населения огромна, ее прирост положительный, и китайцы просто не могут позволить себе не контролировать рождаемость. Поэтому принят закон о том, что пара может иметь не более одного ребенка. Это — железное правило, с которым не спорят.

— Но не является ли это нарушением прав человека?

— Да, конечно. Но попробуйте завтра освободить китайскую женщину— и вы получите еще 300 миллионов китайцев! Вы их к себе возьмете?

Кроме того, китайцы — очень практичный, прагматичный народ. Они обладают своими медицинскими традициями — той же ароматерапией или аккупунктурой, но технологии берут у развитых стран. А в случае родовспоможения технология — это что? Кесарево сечение! Это просто, чисто, быстро: десять минут на человека. Конвейер! Но это не так просто, кесарево сечение. Внешне это снимает половину проблем, но только внешне. Если вы улучшите ситуацию с традиционными родами, не будет тех осложнений — к примеру, той же дистрофии младенцев, которые есть при кесаревом, хотя и не на поверхности. В результате масовое внедрение технологии кесарева сечения сохранило смертность чуть ли не на том же уровне, что и до этого, если даже не выше: меньше хлопот, но и меньше совершенства!

В конце концов, китайцы заинтересовались, чтобы им поменять в их системе родовспоможения. И я ответил: снизить число кесаревых и улучшить качество естественных родов. Мы провели там несколько конференций по гинекологии и акушерству. И тоже начали обучать их акушерок. Менять их мышление.

Конечно, роды требуют медицинской помощи. Разумеется, мы можем сделать эпидуральную анастезию, перфузию, перенятое у скандинавов наблюдение за сердцебиением плода, что очень помогло, но роды все равно остаются нормальным физиологическим актом. Потрясающим актом! И этому снова пришлось учить китайцев.

— Верно ли, что эпидуральная анестезия во Франции является обязательной?

— Нет, но ее применяют в 90% случаев. Женщина может отказаться от обезболивания, но если она хочет, обязательным является иметь анестезиолога, который сделать ей инъекцию. Эпидуральная анестезия — это очень значительный прогресс, а отказ в ее применении коренился скорее в отсутствии квалифицированных анестезиологов. И если женщина настаивает на кесаревом сечении из-за своего страха боли, я убеждаю ее просто сделать эпидуральное обезболивание, что гораздо, гораздо лучше для ребенка.

— Как вы относитесь к присутствию мужа при родах?

— Он сделал все это — пусть смотрит!

— И последний вопрос. Скажите, сколько детей в семье, по-вашему, — оптимальный вариант для Европы?

— Двое. Если все семьи придут к этому показателю, все будет хорошо.

Перевод с французского Ольги МАТРОСОВОЙ.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!