В сентябре ЦСУ Латвии отрапортовало: в начале года в Латвии на 1,95 млн жителей приходилось 222 847 неграждан, 10 028 из которых родились уже после принятия новых правил игры. За последние четыре года удельный вес "чужих" снизился с 13,2% до 11,4%, а на рубеже веков обладателей фиолетовых паспортов было вдвое больше, чем сейчас — 21,2%.
Самый большой удельный вес "чужих" — в тех местах, где в советское время располагались индустриальные объекты — Лиепае, Елгаве, Олайне, Седе и Куправской волости. Больше всего неграждан — среди людей в возрастной группе 60+ (20,8%), среди тех, кто моложе 19 лет, их всего 1,7%.
Среди нынешних неграждан есть немало вполне добропорядочных и законопослужных жителей Латвии, для которых сдать экзамены по натурализации не составило бы большого труда (хотя, конечно, отняло бы немало времени). Но они этого не делают. И не обязательно потому, что фиолетовый паспорт — это "бесплатная виза в Россию", как думают те, кто на все вопросы отвечает: натурализуйтесь, наш закон позволяет.
- Мои родители приехали в Латвию в 60-х годах и нашли тут работу. Формально, да — я подходил под статус негражданина. Но сама постановка вопроса "почему вам дали статус негражданина?" — неправильна: не "дали статус негражданина", а лишили политических прав. А так Стокгольмский синдром получается: могли ведь и в глаз дать. Местоимение "вам", в свою очередь, относится не ко мне, а к большой группе людей.
В независимой Латвии, которая пыталась восстановить демократическое государство с политическими правами и независимой судебной системой, лишили политических прав всех автоматически по признаку принадлежности социальной группе. Без разбора по индивидуальным признакам и без права на апелляцию. Хотя, вообще-то, в демократических государствах все законы имеют индивидуальный характер, а коллективная ответственность была… у Сталина.
Отреагировал я на это спокойно, поскольку не в моей власти было что-то изменить. Вот еще в январе 1991 года я чувствовал, что могу что-то изменить: я работал тогда на радио и участвовал во всех процессах борьбы за независимость. А как наступила демократия, так и чувство прошло — все кончилось.
Спрашивать меня, какие удобства и неудобства для меня в этом статусе — тоже бессмысленно. Для меня лишенец — это данность, с которой я живу больше половины своей жизни, а привычка, как известно, свыше нам дана. О неудобствах — снова вредный вопрос, уводящий в бытовую сторону. Но ведь лишение политических прав это же не о быте, не о том, где удобно отпуск провести. А если вы про голосование на выборах, то я стараюсь избегать ситуаций, в которых меня заставляют почувствовать ущербность лозунга "No taxation without representation" (ситуация, когда налоги берут, а представительства во власти не дают, — прим. Ред.).
Мне казалось, что лично я ничего плохого не сделал (обратное нужно было бы еще доказать в суде), но попал под раздачу вместе со всеми. Что еще я должен доказывать? Кому?
Не забывайте, что у нас долго не было даже прав на попытку восстановления политических прав. Натурализация началась в 1998 году, но я по возрасту не попадал в "окно". Потом помешало мое образование. Нормативные акты требуют доказать факт непрерывного пребывания на территории Латвии на протяжении шести лет, а я подолгу пропадал в университетах Осло, Парижа, США. Со временем условия менялись по непонятным принципам, соответствующим, скорее, сталинской логике.
В итоге по правилам кабмина право на восстановление политических прав у меня появилось только в 2013 году. Но поздно уже — время ушло. Да и почему я должен это делать? То решение было коллективным, а сейчас почему-то от людей индивидуальная тактика требуется. Но индивид тут ни за что не в ответе — критерии были выдвинуты против группы, а я не могу за нее отвечать. Они кашу заварили — сами пусть ее и расхлебывают.
Что касается недавней инициативы президента (о прекращении предоставления статуса негражданина новорожденным), то он у нас пустомеля. Объявит дискуссию, проведет перед камерами обмен давно известными мнениями и… Дискуссия закрыта.
- Одна из моих бабушек Зинаида Теодоровна Сваре — латышка из Смилтене. Правда, родилась она в Вильнюсе — так получилось. Мои родители — тоже не латвийского разлива: мама приехала в Ригу по распределению, а отец учился в Школе юнг при Рижской мореходке. Тут они и встретились. Сам я спланирован был в Риге, но рожать меня мама отправилась к родителям в Ленинград. Можно считать, что я иммигрировал в Латвию в годовалом возрасте — попросил политического убежища в ЛССР.
Отец по состоянию здоровья в море ходить не смог, а поскольку разбирался в музыке и был человеком с "золотыми руками", затеял свое кустарное производство: снабжал рижских музыкантов самодельным складными барабанами по своим чертежам. Я тоже увлекся музыкой и возглавил Рижский рок-клуб, который открылся в Латвии еще до перестройки — при Андропове.
Понятное дело, советские власти смотрели на нас косо — мы призывали к переменам, расшатывали государство изнутри. Когда начались все Народные фронты, я был в первых рядах борцов за независимость. На референдуме голосовал "за". И был уверен, что все мы станем равноправными гражданами. Видел нечто вроде литовского варианта.
В августе 1991 года был составлен Союзный договор (Договор о союзе суверенных государств). Там было четко сказано, что жители каждой суверенной страны могут получить гражданство по выбору. В нашем случае: кто хочет — латвийское, кто хочет — российское. Верховный Совет ЛССР тот договор ратифицировал и отправил на подпись в Россию, но там как раз начался путч — было не до того.
После провала путча придумали другую версию: независимая Латвия — это продолжение той самой улманисовской Первой республики, которая не прекращала своего существования, но была оккупирована. Решили вернуть силу Конституции той первой республики. Но я рассуждаю так: если недействителен тот Союзный договор, который Верховный Совет ЛССР ратифицировал, то как может быть действительна последующая Декларация о независимости Латвийской республики, которую принял тот же Верховный Совет ЛССР?!
Окей, если мы все же решаем перенять юридически ту Латвию и ту старую Сатверсме, то почему забываем, что как раз тогда в 1918 году был принят практически нулевой вариант: все, кто жил на этой территории на момент провозглашения независимости и признавал суверенную Латвию, тот автоматом мог получить гражданство новой республики. Почему же мы так не сделали?
Конечно, я был возмущен статусом негражданина. Мои коллеги латышские музыканты на мои прямые вопросы в основном отводили глаза или отмахивались: мол, чушь какая-то, все будет хорошо!
Еще один некрасивый момент: после восстановления независимости у многих латышей вдруг "всплыли" участки земли, принадлежавшие их предкам из первой республики. Что значит принадлежали? В большинстве случаев это была ипотека: бабушки-дедушки взяли льготные кредиты от государства лет эдак на 25. В основном такие кредиты давали переворота 1934 года, в рамках аграрной политики Улманиса, который хотел "заземлить" крестьян через "свои" два банка — государственный и кредитный. А теперь скажите, как эти новохозяева за семь лет умудрились кредит отдать? Никак. Может, если потомки переняли земли с тех лет, то надо было и долги вернуть государству? Заодно госбюджет пополнили бы.
Что такое участок земли в 90-е годы? Его можно было заложить и получить кредит на развитие какого-то своего дела. То есть у таких потомков изначально была лучшая стартовая позиция для развития своего бизнеса. У меня не было возможности, например, поехать и поучиться в Швецию — нужны были визы и прочее. И вообще, для неграждан все было сложнее. А за что? Что такого плохого мы сделали той стране?
Система негражданства была однозначно заточена на то, чтобы определенная группа людей успела ухватить блага — перераспределение, как по Ленину, который писал про национальную буржуазию.
Предвижу возмущение: столько лет прожил в Латвии и не выучил язык! А вы сперва определитесь, я где жил — в Латвии или в ЛССР? Если вы говорите, что я прожил в Латвии, то почему не берете в граждане? А если я жил в оккупационной зоне — дайте мне статус оккупанта, а поскольку такого в мире нет, статус перемещенного лица. Перемещенного из ЛССР в Латвию. Дайте мне такой официальный документ! Хочу! И заодно посмотрит, что там в установках ЕС говорится про перемещенных лиц — сколько лет в таком статусе можно жить?
Еще предложение: давайте, чтобы никому не обидно было, сдадим экзамен на гражданство все вместе — всем латвийским народом. Каждый гражданин пусть возьмет на поруки такого, как я. Помогите мне, придурку, сдать на гражданство! У граждан будет на это время? Нет! Они скажут: мы тебе что, должны? Да. Потому что вы все время говорите мне, что я вам что-то должен. Давайте быть взаимно вежливыми, по-нашему, по-прибалтийски. Сделайте благое дело.
По-моему, если неграждане и сдавали экзамен на гражданство, то уж точно не в силу патриотизма. Патриотизм, ребята, вы убили сами. Ведь гражданин — это обязанности, а у неграждан обязанностей перед страной куда меньше...
По-моему, делить людей по национальностям, стране рождения, языку — это все равно, что делить на блондинов и брюнетов. Нет, мы блондинов никуда не гоним, просто у брюнетов везде зеленый свет — так мы придумали. Перекрасься в брюнета — будешь наш, но не до конца, потому что брюнет ты — крашеный, и корни волос иногда отрастают… А у нас даже у младенцев пытаются "цвет волос" установить, вместо того, чтобы улыбнуться и поцеловать в макушку. Стыдно!
Территория Латвии — почти как Голландия. Мы не маленькая страна, а малочисленная. И земля нам досталась одна из лучших — и по климату, и геополитически. Если разделить всю территорию на всех жителей — у каждого будет по три гектара. Мало, что ли? Сдавай в аренду и живи припеваючи. Чего не хватает-то!
Есть люди, которые хотят, чтобы все и везде было только по-латышски. А есть, наоборот, — только по-русски. Места много — давайте для них выделим резервации, где все будет только для них: "Только на латышском!" и "Только на русском!" Хотите жить в резервации — живите и боритесь там за чистоту! А остальную землю оставьте для всех здравомыслящих. Потому что я, как нормальный человек, хочу жить в стране, где говорят на разных языках. И ни один из языков не поганый. Мне все равно, на каком языке делают дороги, лишь бы они были хорошими. Латвия всегда была мультикультурной страной — иначе нам не выжить и не справиться с такой большой территорией.
- Обиды на государство у меня нет никакой. Сам понимаю, что человек я тут приезжий, не свой — на гражданство и не рассчитывал. Я родился в Иваново. В Латвию я приехал в 1986 году с женой, актрисой Татьяной Черковской — она рижанка, а мама ее латышка.
Мы с Таней учились на актерском в Ярославле, а поскольку ее мастером был Сергей Розов, который возглавил ярославский ТЮЗ — мы вместе оказались там. Успешно там служил, получал призы, зрители выбирали Актером года… Но в какой-то момент Розова позвали в Москву. Мы с Таней тоже стали выбирать между Москвой (звали в Ленком) и ее родной Ригой. Поскольку формат Театра юного зрителя нам очень нравился, мы показались к Адольфу Шапиро, в знаменитый тогда Рижский ТЮЗ. Он нас взял. Поменяли выданную нам в Ярославле двухкомнатную квартиру на такую же по площади, но с печкой и без горячей воды, а позже и ее лишились по денационализации. Годы в Рижском ТЮЗе были прекрасны. О его дальнейшей судьбе рассказывать не надо…
Театр — это маленький и очень самодостаточный мир. Тех, кто находятся полностью внутри, очень мало интересует то, что происходит снаружи.
Фиолетовый паспорт воспринял, как должное. Локти не кусал. Вот если бы Тане или сыну гражданства не дали — другое дело. Сам я себя по-прежнему ощущаю русским человеком. Паспорт мне этот вполне удобен — в России живут мои родные и друзья, я к ним время от времени езжу. Голосовать? Зачем? Я понимаю, что я — человек не отсюда и не должен указывать местным, как им тут жить и как себя вести. Собственно, так здесь чувствуют и многие русские, которые родились в Латвии…
- Негражданином я стал естественным путем: моя бабушка приехала сюда из Свердловска в 46-м году, вместе с военным госпиталем. Никаких родственников тут не было. Да и сам я родился в Москве, где тогда учились в вузах папа с мамой. В своей программе Народный фронт обещал нулевой вариант гражданства. Сомнения на сей счет у меня были, но мне не мог прийти в голову такой кульбит, что сам Верховный Совет ЛССР лишит гражданства часть людей, которые его избрали.
Никаким чужим я себя здесь никогда не чувствовал и сильно удивился, когда на Пленуме Союза писателей Янис Петерс произнес речь, что русские люди Латвии живут в культурной изоляции.
С 1983 по 1992 год я работал в милиции (затем — в полиции) охранял сперва Совет министров ЛССР, потом — Кабинет министров ЛР. Помню, 20 августа 1991 года мы сидели в здании Кабмина ЛР — кругом ОМОН, который уже захватил МВД и телевидение. Что будет — непонятно. В какой-то момент Георг Куклис-Рошманис, впоследствии преподаватель Морской академии, говорит: "Может быть, мы — это все, что осталось от Латвии!"
Почему-то я был уверен, что всем, кто защищал Кабмин в январе и августе 1991 года дадут что-то вроде почетного гражданства. Но в итоге никому из простых милиционеров не дали даже медальки "За защиту баррикад". А тех, кто в августе охраняли Верховный совет в окружении ОМОНа — совсем уволили, а вместо них экстренно ввели полицейский батальон.
Когда в выходной день 9 мая 1992 года первый независимый премьер Ивар Годманис впервые вошел в здание Кабмина — первый, кого он увидел у входа, был я. И он вполне дружелюбно со мной по-русски говорил. Позже я успел поохранять Биркавса, заместителем (товарищем) которого был Марис Гайлис — он еще устроил скандал, что ночью кто-то разворошил на его столе сверток-подарок. Было разбирательство, которое, как мне позже сказали, тоже стало поводом избавиться от нежелательных элементов в охране…
Оказалось, что в рядах в милиции (в том числе и в охране стратегических мест) — довольно много неграждан. Сразу всех отправить в отставку было нереально, но постепенно их стали всеми способами вытеснять. Сперва — не давая продвинуться по службе и проводя экзамены-отсевы по языку, а потом — по новым законам, которые запрещали негражданам оружие. Ирония судьбы в том, что во времена баррикад у моих коллег-неграждан были и пистолеты, и автоматы и прочее. А потом вдруг стало нельзя — мол, нет им доверия.
Помню лишь один случай, когда человек, который поначалу получил круглый штамп в паспорт (он в милицию пошел служить после Советской армии), с которым его могли депортировать, каким-то образом добился паспорта гражданина. И до сих пор служит в полиции и занимает офицерскую должность.
Забавно, что на первом языковом экзамене для русских полицейских дали задание прочитать и пересказать на латышском текст… о пытках в Древней Руси.
Во внутренней жизни в Латвии статус негражданина никогда не особых неудобств не создает. Разве что на выборы не могу ходить: последний раз голосовал на довыборах в Верховный Совет ЛССР в 1990 году — помню, я тогда было против Юриса Закиса, тогдашнего ректора ЛГУ. Оружие я заводить не собираюсь, в полицию больше не тянет, руководящие должности — не по мне.
Главные проблемы были связаны с выездом за границу. Поначалу был неприятный момент, когда с советским паспортом я какое-то время даже не мог навестить отца, профессора МГУ. С гражданским же паспортом можно было ехать, куда угодно. Тогда моя знакомая умудрилась сделать мне загранпаспорт уже развалившегося Советского союза — по нему в Россию пускали. Потом еще был период, когда негражданам Латвии надо было ходить в департамент миграции и вклеивать возвратную визу. С ней, например, я ездил в пресс-тур в Хорватию — журналисты-латыши рассматривали мой паспорт с огромным интересом.
Было время, когда надо было ходить в Российское посольство и стоять в очередях суровых ветеранов, чтобы получить визу. В посольстве неграждан звали… ЛБГ — лица без гражданства.
Конечно, экзамен на натурализацию я мог бы сдать без проблем. Но зачем? Вот если бы гражданство предложили в качестве признания заслуг перед Латвией, чью независимость защищал с оружием в руках — скорей всего, согласился бы. А так… Мое мнение, что не паспорт является особым доказательством патриотизма и принадлежности государству. Возможно, было бы круто дожить до 100 лет и остаться самым последним негражданином Латвии. Подобно недавно умершему правозащитнику Богданову, который был последним советским гражданином Латвии. Он принципиально не стал менять свой советский паспорт и жил по нему.
