Спустя год он был задержан полицией безопасности, еще через год — 26 февраля 2016 — был приговорен районным судом к шести месяцам тюремного заключения. И вот теперь рассматривается его апелляция.
Первое заседание состоялось ровно девять месяцев назад. За это время суд собирался четыре раза — и только сейчас перешел к рассмотрению дела по существу. До сих пор рассматривались и постоянно отклонялись ходатайства защиты. Адвокат или сам подсудимый просят о чем-то, председательствующая задает вопросы, спрашивает мнение прокурора, которая всегда против, и суд удаляется на совещание. Возвращается, объясняет, почему нельзя, и переходит к следующей просьбе. А тут и время заседания истекает и назначается следующее — с интервалом в среднем три месяца.
Вот и в понедельник разбирались два ходатайства. Отказ в одном мне показался логичным. При задержании Коптелова полиция грубо нарушила закон: протокол задержания составлен через семь часов после проведения обыска — а что, разве все это время подозреваемый был на свободе? Не названы имена лиц, проводивших обыск, не было переводчика… Все это безобразие, и виновные должны быть наказаны. Но такого наказания разумно требовать от руководства провинившихся держиморд, а не путем вынесения частного определения суда в их адрес. Поэтому вряд ли оправдано вызывать и допрашивать ответственного за нарушения полицейского следователя.
А вот второй отказ и побудил меня написать эту статью. В феврале 2015 года полиция продержала Коптелова у себя двое суток, а потом отпустила под запрет покидать страну. И этот запрет действует уже два с половиной года. Максим несколько раз просил его отменить, но нарывался на отказ. А сейчас принес справку о том, что в глухой российской деревне — вода в колодце, магазин в двух километрах — совсем одни живут его дедушка с бабушкой. Ему 92 года, ей — 89.
Прокурор сказала, что обстоятельства дела от оглашения этой информации не изменились, а судья поругала подсудимого за то, что он третий раз просит одного и того же. При этом прозвучал намек, что если бы была высказана конкретная просьба с датой отъезда и датой приезда, то возможно, и было бы дано разрешение.
Интересно, как могут измениться обстоятельства людей в таком почтенном возрасте? Вряд ли в лучшую сторону… Совершенно очевидно, что единственный молодой мужчина в семье должен быть готов в любой момент срочно оказать помощь, и потому важно именно отменить запрет, а не просить разрешение на конкретный выезд. Есть же и другие меры пресечения — например, обязать оставлять адрес, по которому человека можно найти и вызвать. Но суд неумолим.
Получается, что человек, не совершивший никакого преступления — осужденным его можно будет считать только после вступления приговора в законную силу — 2,5 года лишен возможности выехать из нашей маленькой страны. Тюремное заключение на юридическом языке почему-то шифруется эфвемизмом "лишение свободы". Интересно спросить прокурора и судей — если бы вас такое время из Латвии не выпускали — вы бы не расценили это, как лишение свободы? Не в юридическом, естественно, а в общечеловеческом смысл?
Проблема тут, конечно, в самом мышлении этих дам. Они действительно очень сильно загружены: когда обсуждали с адвокатом дату следующего заседания, то назывались дни, самый ранний из которых был через два месяца. "Вот тут у меня утром есть время. Вы не можете — тогда, возможно, такого-то числа после обеда?" И так, пока не сошлись на 8 ноября.
Очевидно, этот состав суда рассматривает одновременно кучу дел и подходит к вопросу просто. Ну кому у нас дают полгода? Работяга что-то вынес с завода, пьяница решил поучить сварливую жену и нанес ей легкие телесные повреждения… А в тюрьму никому неохота — вот и пишут апелляцию, стараются выкрутиться. Суд терпеливо выслушает их бредни, но не даст себя запутать, и виновные понесут заслуженное наказание — сколько веревочке не виться…
Но ведь дело Коптелова носит совершенно иной характер. Это прецедентный процесс, по статье 82, сочиненной два десятилетия назад незабвенным Юрисом Добелисом, у нас еще никого не судили. И не будут судить — она из Уголовного закона исключена. Новый состав преступления включен в статью 81 и звучит значительно более корректно: "За публичный призыв выступить против государственной независимости, суверенитета, территориальной целостности, государственной власти или государственного устройства способом, не предусмотренным Конституцией Латвийской республики…" В предыдущем составе не было про способ ничего.
Следовательно, этот суд в любом случае не последний. Если подсудимого осудят, то предстоит разбирательство в Конституционном суде — не противоречила ли та, отмененная, статья Сатверсме? Ведь государствам свойственно рождаться и умирать. Представим себе, что в Основном законе ГДР был бы подобный запрет, законопослушные немцы не решились бы его нарушить — и что, до сих пор бы существовали два немецких государства?
Правда, уже после публикации Коптелова, была принята преамбула к Конституции из которой вроде бы следует, что Латвийскую республику вообще нельзя ликвидировать. Но прямо это не сказано, а толковать Конституцию вправе только соответствующий суд. Как и решать — должен ли был еще до принятия преамбулы подсудимый читать Конституцию именно так.
Но и Конституционный суд — не окончательная инстанция. Если и будет вынесен обвинительный приговор, если Конституционный суд не найдет нарушений, то есть еще и Страсбург. И там будет рассмотрена жалоба Коптелова: и на то, что нарушено его право на свободу слова, и на то, что нарушен принцип законности — до принятия преамбулы нельзя было себе представить, что ликвидация государственности путем референдума невозможна. И наконец, третье нарушение Европейской конвенции по правам человека, которое ничтоже сумняшеся создается прямо на наших глазах — право на справедливый суд.
Почему подсудимого, вина которого весьма сомнительна, лишают естественного права навещать своих близких, нуждающихся в помощи? Тем более, что мы много слышим о совершивших куда более очевидные преступления Владимире Вашкевиче и Германе Милуше, которых наше беспомощное правосудие никак не может извлечь соответственно из Австрии и с Кипра.
И вот тут мне не хочется слишком сильно обвинять служительниц Фемиды, последний раз слышавших слово "Конституция" в университете и убежденных, что она не имеет никакого отношения к их практической деятельности. Во многом виновато наше общество, совершенно равнодушное к процессу. Ну брякнул что-то никому не известный парень в Интернете, ну посидит он полгода — подумаешь, делов — не на Колыму же его отправят. Тем более, что скорее всего, при всей своей недоброжелательности суд от греха подальше заменит реальный срок штрафом — уж больно несуразно выглядит приговор первой инстанции, тем более через столько времени.
Равнодушна и интернет-тусовка, и статусные правозащитники, как русские, так и латышские. А говорить надо, именно это заставляет судей задумываться о своей рутинной деятельности при рассмотрении явно сфабрикованных охранкой дел. За последнее время латвийский суд показал, что он не настолько безнадежен, как это кажется при посещении заседаний. Оправдали обвиняемого в осквернении государственного флага Евгения Осипова и "донбасского боевика" Артема Скрипника, фактически освободили от ответственности забравшихся в воинскую часть российских нацболов и оправдали их "пособника" Владимира Линдермана. Но о тех делах много говорили, о деле Коптелова все молчат.
На самом же деле отечественная охранка этим делом испытывает не Коптелова — всех нас, пишущих в Интернете. Потому что если пройдет эксперимент с Максимом, то подобные дела будут возбуждаться с большой охотой — я достаточно часто встречаю на форумах мнения, к которым нетрудно придраться подобным образом. Не защитим Коптелова — плохо придется многим.