Foto: LETA
"Латышский народ никогда бы не освободился от жидовского ярма, если бы в Латвию не вошли наши освободители — немецкие вооруженные силы. Жидовство надо искоренить, латышскому народу следует очиститься от жидовских нечистот, чтобы он свободно мог строить свою жизнь и всеми силами участвовать в строительстве нового порядка в Европе". Так писала газета "Kurzemes Vārds" 6 июля 1941 года.

В том сентябре под Лиепаей, где издавалась газета, в дюнах Шкеде, латышские служащие вспомогательной полиции расстреляли три с половиной сотни евреев, в декабре — почти три тысячи за три дня, в феврале — еще полторы сотни. На современном памятнике в Шкеде значатся цифры убитых здесь: 3640 евреев, в том числе 1048 детей, около 2000 советских военнопленных и 1000 гражданских, включая антифашистов.

В августе 2016 года в Курземе снова озабочены очищением латышского народа от вышеназванных нечистот. И снова без дела не сидят полицейские структуры. Россияне затеяли снимать в Эдоле, под Кулдигой, телесериал — а наша Полиция безопасности заподозрила их в пропагандистской диверсии и призвала съемки остановить. Дело в том, что действие сериала происходит в Латвии летом 1941-го. И ПБ боится, что латыши предстанут в нем коллаборационистами и убийцами евреев. По мнению ПБ, это поклеп и очернительство.

Собственно, фильм под названием "Парад-алле", снимаемый режиссером Олегом Газе — не про латышей, а про цирковую труппу, которую начало войны застало в провинциальном городке. Но, по сценарию, в труппе есть евреи, и местные коллаборационисты хотят пустить их в расход.

Вообще, Латвия давно и охотно сотрудничает с иностранными киношниками и сериальщиками. Вот и Кулдигская краевая дума вроде бы планировала оказывать группе Газе содействие — но получив письмо от Полиции безопасности, разом сменила милость на гнев. Председатель Думы Инга Берзиня посетовала, что самоуправление не в силах запретить россиянам съемки в общественных местах, но пообещала: уж туда, куда оно их может не допустить, оно их не допустит. Например, в Кулдигский краевой музей.

Еще бы — ведь в письме ПБ сказано: "Съемки этого фильма… создают и распространяют выгодные для российской политики обобщения о взаимоотношениях жителей Латвии и их действиях во время Второй мировой войны".

Поскольку я, в отличие от Полиции безопасности, сценария не читал, поговорим не о нем, а о взаимоотношениях жителей Латвии и их действиях во время Второй мировой войны.

До июня 1941-го в Латвии жили 93 тысячи евреев. Около 5 тысяч из них погибло в ходе военных действий, 15-16 тысяч успели эвакуироваться до прихода немцев. Из оставшихся 70 тысяч за годы нацистской оккупации погибло девять десятых. Помимо местных евреев, здесь убили около 20 тысяч привезенных из других стран. И это не считая цыган, советских пленных, коммунистов, душевнобольных и прочих недочеловеков.

Латвия была не просто крупной нацистской фабрикой по истреблению людей — она была одной из стран, где местное население наиболее активно участвовало в этом истреблении. Массовые расправы начались сразу после прихода немцев. Ригу вермахт занял 1 июля 1941-го, а уже четвертого числа латышские шуцманы сожгли два десятка рижских синагог, включая Большую хоральную на Гоголя, и убили около 2 тысяч евреев — именно в память об этом у нас в День американской независимости вывешивают флаги с траурными лентами. В октябре бригадефюрер Шталекер, командующий Айнзатцгруппой А, отчитываясь об успехах в деле уничтожения латвийских евреев (к тому моменту их было убито почти 32 тысячи), отмечал большую помощь, оказываемую здешними коллаборационистами. На счету одной команды Арайса — 26 тысяч трупов: не только евреев, но только на территории Латвии. Ведь латышские полицейские батальоны вовсю использовались в карательных акциях против гражданского населения в России и Белоруссии и славились жестокостью.

Разумеется, были среди латышей и те, кто не убивал евреев, а спасал, рискуя собственной жизнью, вроде знаменитого Жаниса Липке, — нынешний мемориал на месте Большой хоральной синагоги посвящен как раз им. Число спасенных оценивается в четыре сотни человек.

400 спасенных на 90 000 уничтоженных — таковы цифры латвийского Холокоста.

Нельзя сказать, что участие в нем местного населения у нас на официальном уровне отрицается. Нельзя сказать, что коллаборационисты и каратели на этом уровне героизируются, как в некоторых других странах бывшего СССР. В Киеве Московский проспект недавно переименовали в проспект Бандеры, но рижскую улицу Маскавас переименовать в Viktora Arāja iela не предложит и самый отвязанный член Нацобъединения. Представители нашей исполнительной власти не участвуют в шествиях легионеров 16 марта, но участвуют в траурных мероприятиях 4 июля. И даже упоминают о том, что у нацистов были местные пособники.

Вот только упоминание о том же, звучащее из уст русскоязычных или россиян, воспринимается как очернительство, антигосударственная деятельность и наступательная операция в ходе гибридной войны.

Представьте себе немецкое официальное лицо (пусть даже из спецслужбы Bundesamt fur Verfassungsshutz, аналога нашей ПБ), публично протестующее против съемок иностранцами фильма о нацизме!

Принципиальная разница между признающей преступления нацистов Германией и не отрицающей преступления коллаборационистов Латвией в том, что в массовом немецкое сознание вбито чувство исторической если не вины (вина обычно перекладывается на НСДАП), то ответственности. Вбито образованием, медиа, культурой — идеологическими средствами. Соответствующая идеология, конечно — не результат прозрения искренне заблуждавшихся с 1933-го по 45-й годы немецких народных масс, а импортный продукт, доставленный на бомбардировщиках "Ланкастер" и танках Т-34.

Вот только в латышской национальной идеологии, четверть века вколачиваемой в массовое сознание теми же средствами, нет и подобия комплекса вины. В ее основе, наоборот, -комплекс жертвы. Куда более комфортный психологически.

Почти во всей Европе, в Америке, в России общепризнанный символ Абсолютного Зла — печи Освенцима. В Латвии это — советские танки. Отсюда и пять лет на нарах, грозящие за отрицание советской оккупации, и счет России от комиссии Паздере на 185 миллиардов евро, и требование судить мэра, опубликовавшего карикатуру с велосипедистом, за оправдание геноцида.

Если общее правило "латыши — жертва", то любые свидетельства о латышах-палачах могут признаваться лишь как частное исключение. А уж если о какой-либо твоей вине заикается тот, кто, по твоему убеждению, кругом виноват перед тобой — это, понятно, чистой воды враждебная пропаганда и гибридная война.

Я, собственно, категорически против того, чтобы возлагать коллективную вину на нынешние поколения латышей за зверства шуцманов. Я вообще против принципа коллективной ответственности. Однако ко мне — как и к доброй трети населения Латвии — именно этот принцип применяется четверть века кряду. Когда мне вручали паспорт с надписью "alien", когда меня называют гражданским оккупантом, когда рассуждают об исходящей от меня заведомой опасности для моей же страны, — меня заставляли и заставляют отвечать за усатого грузина, помершего за 22 года до моего рождения.

Но тем, кто делает это, неплохо бы каждый раз при звуках родных топонимов "Бикирниеки", "Румбула", "Дрейлини", "Саласпилис" и десятков других чувствовать запах, исходящий от длинных ям, тесно забитых человеческими трупами.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!