Foto: LETA
Позавчера мне позвонил один журналист, который задал вопрос в связи с ожидаемым рекордом. Второй период независимости Латвийской Республики (считая с 21 августа 1991 года, а не 4 мая 1990 года) продолжается 7884 дня и уже превышает период первой независимости.

Чем похожи и чем отличаются оба периода? Не знаю, что из моей болтовни пригодится журналисту, поэтому поделюсь своими наблюдениями в этой статье.

Прежде всего, сравнения — полезная штука, но критически мыслящий человек должен уметь вовремя остановиться. История не повторяется, и сегодняшняя Латвия действительно сильно отличается от той, что была в 1920-1930-е годы. Латвия в период между войнами была фактически аграрной страной. Вплоть до оккупации подавляющее большинство людей жило на селе. Сегодня мы — немного индустриальное общество, которое все же в основном базируется на услугах. Сельский "образ жизни" постепенно исчезает. Во-вторых, представление о "золотых временах" Карлиса Улманиса дожило до наших дней в качестве идеологического клише самого режима. Впрочем, если углубиться, оно имеет мало общего с реальностью. Действительно, народное хозяйство расцвело в связи с оздоровлением в Европе после кризиса, и режим тщательно защищал внутренний рынок, субсидировал сельское хозяйство и национализировал предприятия. Однако разговоры о "сказочной жизни" при Улманисе, мягко говоря, преувеличены. Тем, кто хочет, чтобы сегодня было "как при Улманисе", стоит вспомнить, что во времена Улманиса пенсии получали только те, кто работал на госслужбе. Современная "плохая" Латвия, сжав зубы, платит абсолютное всем, даже тем, кто при независимой Латвии вообще не работал. Не было и никакого "бесплатного" высшего образования. Больничные кассы тоже не были общедоступными. К тому же, Латвия Улманиса представляла собой фантастически бюрократизированный строй, где выдачу всевозможных разрешений и бумагомарательство любили не меньше, чем сейчас. Поэтому не стоит брать пример с той эпохи, даже если мы в целом симпатизируем "твердой руке".

В-третьих, удовлетворенность человека окружающим обществом чаще всего определяют не объективные показатели, а его личные представления. В период между войнами люди сравнительно редко бывали в Западной Европе. Путешествия даже в близкие страны для большинства не были повседневным занятием. Зато многие еще недавно побывали в России в качестве беженцев и знали, что означает реальная материальная разруха. В отличие от современной Латвии, где отсутствие возможности раз в пятилетку купить новую машину некоторым уже кажется трагедией. Поэтому в те времена у людей была немного другая точка отсчета "нормальной жизни". К тому же, у большинства не было варианта "бомжевать на пособия", поэтому — крутись, как хочешь, но приходилось либо тяжело трудиться, либо помирать с голоду. Правда, это в большой степени компенсировала довольно активная жизнь организаций и негосударственных ассоциаций. Ведь телевидения не было, и люди были вынуждены проводить больше времени друг с другом, формируя такой уровень социального капитала, который в современной Латвии, наверное, вообще не реален. Конечно, политическая власть стремилась использовать этот капитал и сотрудничество между людьми для своих целей — создания массовых партий и движений их поддержки (социал-демократическая SSS или айзсарги, которых правительство как бы случайно забыло ликвидировать после укрепления режима).

Традиционный вопрос по поводу первой независимости касается политики и жажды "сильной руки". К великому сожалению множества доморощенных бонапартистов, извините, но нынешняя ситуация вряд ли позволяет рассчитывать на повторение "улманисовского сценария". Прежде всего, в период между войнами латвийское общество не было таким аполитичным. В те времена даже умные люди верили в авторитет и добрую волю политиков. Зато в наши дни все потенциальные улманисы давно загнаны в подполье, и избиратели, которые когда-то ждали от них молочные реки и кисельные берега, так и не дождались, а потому "разочаровались". Поэтому никакой Улманис сегодня невозможен. Свою роль играет и международная среда. 15 мая 1934 года Латвия уже находилась в окружении авторитарных режимов. Сегодня же Латвия глубоко интегрирована в две организации, условие членства в которых sine qua non — соблюдение демократических процедур. Это ЕС и НАТО. Между прочим, Улманис по убеждениям не был никаким врагом демократии, хотя тогда в Латвии хватало и таких с Эдвартом Вирзой и Арведом Бергсом во главе. Великий Карлис — скорее, пример знаменитого принципа лорда Актона об абсолютной власти, которая абсолютно развращает. 15 мая он обосновывал свои поступки прагматичными соображениями. Настоящие проблемы начались, когда вокруг "вождя" появились разные тупые и лицемерные придворные, которые умели использовать слабости. С этого и начался закат диктатора, строительство почетных ворот, глупое подражание Муссолини, увлечение монументальной архитектурой и планирование в Латвии чего-то, сильно напоминающего колхозы. Реализации последнего пункта помешала оккупация.

Что же касается заискивающих дилетантов в госуправлении, их у нас предостаточно и сегодня. Впрочем, нельзя не признать, что Улманис решил одну проблему, которая современной Латвии не по зубам. Он был способен решительно проводить непопулярные реформы. В свое время я наткнулся в архиве на документ, где шла речь об организации симфонического концерта при участии с Национального оперного оркестра Теодора Рейтера и оркестра Радиофона Яниса Мединьша (между прочим, тогда в Латвии не было отдельного симфонического коллектива). Проект появился еще в 1920-е годы, но, как это принято у латышей, его стали растягивать — мол, это плохо и то нехорошо, такие возражения и сякие возражения, такой совет не согласен и сякой совет не согласен, и так далее, и тому подобное. Ну, вы сами знаете. А потом наступило 15 мая, дядя поставил подпись — и концерты наконец могли начаться.

Перевод DELFI. Оригинал здесь

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!