Если задать жителям Латвии простой вопрос: "Какова роль нашей маленькой страны в большом Европейском Союзе?", большинство скорее всего пожмет плечами и скажет: "Да никакая". В лучшем случае — ну, очень маленькая у нас роль. Вон, мол, поддержала как-то наша президент войну в Ираке, и тут же месье Ширак напомнил, что мы, де, упустили прекрасную возможность промолчать. Однако за последние полгода именно Латвию с Эстонией в западной части ЕС упоминают все чаще, причем с явной опаской.
Ведь когда тамошний бизнес говорит о переносе производства зарубеж, среди прочих привлекательных стран — Польши, Чехии, Венгрии — все чаще называют и нас, Латвию с Эстонией. По мнению многих экспертов, именно мы, "новые евросы", сделаем европейскую экономику более конкурентоспособной на глобальном рынке. Как? Для начала ответим на вопрос "почему мы?" Если рассматривать ситуацию на примере Латвии, то основная причина в том, что мы, средние латвийцы — бедные, коррумпированные, и не любим платить налоги…

Еще в первые годы независимости, несмотря на череду сменяющих друг друга "правых" правительств, уровень латвийских податей, в том числе и корпоративных, был, по мировым меркам, довольно средним. Тот же подоходный с предприятий — 25% — был почти в два раза ниже, чем в экономически "левых" Германии и Франции (под 50%), но в два раза больше, чем в "правой" Ирландии (12,5%). Массовый приход в Латвию иностранного инвестора, который приучен платить все налоги, был еще впереди, а среди наших, "отечественных" бизнесменов идея честно платить налоги и спать спокойно как-то не приживалась. До сих пор помню довольно привычное — и совершенно искреннее! — возмущение знакомых предпринимателей, менявших вагоны с тушенкой на бочки с соляркой: "Оно, государство, хочет, чтобы я отдавал ему часть прибыли! Да за что — просто за то, что оно здесь есть?!"

А в экономике давно подмечен такой нюанс. Если в стране процветает коррупция и не платятся налоги, устанавливать высокие налоговые ставки не рекомендуется. Ведь вряд ли большинство будет их исправно платить, а порядочное меньшинство рядом с неплательщиками окажется неконкурентоспособным. Эта логика, плюс желание стать привлекательнее для иностранного инвестора (который, опять же, бедной стране необходим) в итоге привело к снижению ставок подоходного (с 25% до 15%) и социального налогов. По сути, идти "налево" или "направо" — такого выбора у нас, как у бедной страны, не было. Ведь и не столь уж либеральная Россия при Путине провела крайне "правую" налоговую реформу (13% — подоходный с предприятий и 15% с физических лиц) и сделала это вовсе не потому, что там так любят богатых и предприимчивых. Причина та же, что и у нас: бедность и коррупция.

Второе проявление нашей (да и вообще восточноевропейской) бедности, превратившийся в фактор инвестиционной привлекательности — более низкие, чем в Старой Европе, зарплаты (к примеру, средняя зарплата латвийца — 387 долларов, немца — 4590 долларов). А ведь фактор зарплат — это, по подсчетам экономистов, примерно 60-70% от общих производственных издержек. Именно эти два наших преимущества: небольшие зарплаты и низкие налоги — обусловили тенденцию, о которой европейская бизнес-пресса регулярно сообщает последние несколько лет. Суть ее проста, и для западного мира — пугающа: известнейшие западные корпорации, производящие брендовую продукцию, все активнее переносят свои производства в более дешевые страны Европы (а некоторые — и дальше: в Россию, Китай, Турцию, реже Индию).


В конце сентября известнейший производитель джинсов LeviStrauss сообщил о закрытии своего последнего производства, работавшего в Западной Европе (Италия). Такие меры, ведущие к увольнению 453 человек, позволят предприятию вернуть свою конкурентоспособность на глобальном рынке. Как отмечают новостные агентства, нынешнее закрытие — последнее в череде аналогичных, когда производства концерна переносились из Западной Европы в Польшу, Венгрию и Турцию.

Вступление десяти новых и "дешевых" стран в Союз стало последним фактором, подстегнувшим уже начавшийся исход капиталов из Старой Европы. При этом последняя не скрывает своей болезненной реакции: желание глав правительств Германии и Франции наказать "дешевые" страны "отлучением" от еврофондов — куда уж наглядней!

Казалось бы, причем здесь Латвия, ведь к нам западные производства вроде как еще не переносили? Действительно, прихода "громких" имен пока не было: когда концерны Daimler-Chrysler или Siemens в августе угрожали своим профсоюзам перенести производства в другую страну, речь шла не о Балтии, а о более близких Венгрии или Чехии. Серьезный интерес к нашей стране однажды был замечен со стороны концерна BMW, но в итоге немцам стало ясно, что наши трудовые ресурсы слишком малы (набрать на месте 2—4 тысячи современных специалистов автопрома — это, увы, нереально). Но у Латвии — своя ниша "мелких и средних производств". Так, только в одной Елгаве и только за последний год открылись: немецкий завод автомобильных радиаторов, немецкий же завод глушителей, и голландский по производству сидений для автомобилей. По сотне—другой человек на каждое производство — с аналогичными потерями рабочих мест в Германии и Голландии.


По сообщению агентства LETA, норвежские предприниматели в течение ближайших пяти лет планируют перенести из Норвегии производства на 80 тысяч рабочих мест, около трети из них планируется разместить в странах Балтии. Согласно результатам опроса издания Mandag Morgen, 40% респондентов подумывают о переносе части производства в Балтию в ближайшие пять лет. При этом 90% из тех, кто уже это сделал, отмечают, что намерены перенести в Балтию еще большую часть своего бизнеса.

С точки зрения конкурентоспособности европейского проекта, именно в этом — в нашей готовности работать за небольшие деньги, взимая с бизнеса европейский минимум налогов — и есть один из главных смыслов расширения Евросоюза. Новая, объединенная Европа — это не только более серьезный игрок в количественном смысле, но и в перспективе — более конкурентоспособный регион в смысле качественном. И особая миссия страны Латвии — показывать прочим "новым" пример, как вынудить Старую Европу стать экономически более конкурентоспособной. А значит — менее "социальной".

Напомним: согласно принятой в 2000 году Лиссабонской стратегии, уже к 2010 году ЕС должен стать самой конкурентоспособной и динамичной экономикой в мире. На сегодня до "дня Х" осталось чуть более половины срока, а реальность все еще такова, что мировому инвестору легче начать бизнес в Китае, России, Турции, Восточной Европе, США, чем в Западной Европе.


В начале октября в крупнейшем в мире предприятии автопрома General Motors сообщили о готовящихся сокращениях: из 62 тысяч человек, работающих на заводах Западной Европы, планируется уволить 12 тысяч (каждого пятого). По словам финансового директора концерна Джона Девайна, будущее Западной Европы как производственной базы находится под угрозой, так как входящие в нее страны слишком дороги для бизнеса из-за своей излишней социальности.

Вряд ли эта проблема давящего на бизнес социального бремени разрешилась бы сама собой. Избирателя, за долгие годы привыкшего к определенному комфорту, трудно убедить в необходимости сокращения гарантированных благ. Даже если оные вредят конкурентоспособности европейского бизнеса на мировых рынках. А просто заставить — чревато политическими неприятностями. Вот для этого — чтобы сделать с немцем или французом то, на что не всегда осмеливается избранная им власть, — мы и пришли в ЕС. После чего процесс европейского выравнивания из одностороннего (когда бедные тянутся к уровню богатых) стал двусторонним (когда богатые становятся беднее).

Быстрее всего отреагировали рабочие наиболее организованной нации — немцы. Первые массовые протесты начались в августе этого года, как только автомобильный гигант Daimler—Chrysler сообщил, что вынужден перенести часть производства (на две тысячи рабочих мест) на восток, но… готов этого не делать, если немецкие профсоюзы согласятся работать за прежние деньги по 40 часов в неделю (нам это покажется нормой, но прежде тамошние автопромовцы работали по 35—37 часов) и сократят отпуск на два дня. Потом там же начались шествия против параллельной инициативы уже германского правительства, решившего существенно сократить слишком тяжелые для бюджета выплаты по безработице. В сентябре волнения перекинулись на Голландию, где участники 100-тысячных митингов все еще продолжают протестовать против сокращения социального пакета.

Первые итоги: Германия рабоче-автомобильная уже сдалась. Профсоюзы рассудили, что перенос производства в дешевые страны — это для немцев большее зло, и пошли на все уступки. Наиболее интересный вопрос в данном контексте, достаточно ли этих уступок, чтобы немецкий бизнес вернул свою конкурентоспособность, или же потребуются все новые?

— Не думаю, что бизнес ограничится достигнутым. Это наверняка был лишь первый шаг, за которым последуют следующие, — считает Роберт Иделсон, президент крупнейшей в Балтии компании по управлению активами Parex Asset Management. — И возможность таких шагов — это действительно "заслуга" стран Восточной Европы, которые не столь социально избалованы.

По мнению г-на Иделсона, после расширения ЕС за счет менее социальных стран Западная Европа обречена на частичный демонтаж своей социальной системы, что уже и происходит. То, что первой этот процесс коснулся Германии, эксперт объясняет несколькими факторами, среди которых наличие "дешевых" стран-соседей, наиболее дорогая социальная система, плюс дееспособное правительство, которое решилось на непопулярные меры. При этом сам демонтаж, по мнению Иделсона, будет постепенным, чтобы в том числе и избежать слишком уж резких волнений.


"Битвой против ухода капиталов" назвала британская The Guardian, а за ней и американский Newsweek обещание французского премьер-министра Жан-Пьера Раффарена найти 10 млрд. евро на то, чтобы "вдохновить компании продолжать их бизнес во Франции".

Своеобразная ирония заключается в том, что у старых европейцев (обывателей, а не предпринимателей), еще недавно голосовавших за расширение ЕС, теперь нет причин для особой любви к латвийцам, которые вместе с поляками, чехами и венграми, превратились в этакую "историческую дубинку", при помощи которой западный бизнес изгоняет западного же обывателя из его социального рая.

Что ж, похоже, что выполнять роль "дубинки" восточноевропейцам не впервой. Ведь, по мнению многих мировых экономистов, СЭВ (Совет экономической взаимопомощи — экономическое объединение стран так называемого соцлагеря — dialogi.lv) около полувека назад тоже был "дубинкой наоборот", сделавшей Западную Европу и США куда более социально направленными, чем до того. В том числе и за счет западноевропейского бизнеса, отдававшего и все еще по инерции отдающего "в пользу трудящихся" (и не трудящихся тоже) по 40—50% от прибыли и несущего прочие, по меркам тех же американцев, излишние социальные обязательства. И если с тогдашней ситуацией все ясно (попробуйте не делиться с рабочими, когда под боком — блок агрессивных социалистических государств), то сегодня "красной угрозы" вот уже более десяти лет как нет. И единственное, что препятствует демонтажу социальной системы сегодня — сложившаяся привычка старого европейца к спокойной жизни.

Впрочем, наше уже проявляющееся влияние на "расслабившихся старожилов ЕС" — это еще не самое интересное. Куда любопытнее то, что будет происходить по мере этого "выравнивания" (по мнению минэкономики Латвии, мы достигнет уровня Западной Европы лет через 25-30) с нами, латвийцами. Ведь если на сегодня наша "правая модель" — не столько свободный выбор, сколько необходимость, то с каждым новым "завтра" ситуация будет становится немного иной. И спустя не так уж много лет латвийцам придется решать: жить ли и дальше с "правой", либеральной, доктриной, в которой каждый сам несет ответственность за свое материальное (не)благополучие, или же предпочесть более социально направленную "левую" платформу, при которой активные и богатые отдают больше, но зато в такой стране почти нет живущих за чертой бедности. В общем, пройдет некоторое время — и нам будет из чего выбирать.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!