Каковы же важнейшие, связанные с историей — ее восприятием и интерпретацией в обществе — проблемы? Прежде всего следует упомянуть само понятие "оккупация". В современном звучании оно берет начало в июне 1988 года, когда Маврик Вульфсон публично заявил, что в 1940 году Советский Союз незаконно оккупировал Латвию. Понятие "оккупация" обусловило движение к восстановлению национальной независимости, поэтому стало серьезным орудием политической борьбы. По мере его вхождения в политический оборот развивались идеи восстановления дооккупационного status quo и требование предоставить латвийское гражданство только бывшим гражданам Латвийской Республики или их прямым потомкам.
Понятие "оккупация" обусловило и необходимость определиться с теми, кто ее осуществлял: кто есть оккупант и кто виноват в оккупации? На демонстрациях и в публикациях оккупантами начали называть всех русских, само слово "оккупант" превратилось в ругательство, а в оккупации стали обвинять русский народ. Особенно больно это было для тех русских, чьи семьи издавна жили в Латвии, а сами они были гражданами Латвийской Республики или потомками граждан. Чувствовать себя виновными в оккупации заставляли и ее жертв, и тех, кто родился в оккупированной Латвии и чье присутствие здесь должно скорее восприниматься как результат оккупации. В наши дни понятие "оккупант" в отношении русскоязычной части общества латыши используют редко. Это делают отдельные радикалы, но его почти не найти в "нормальной" журналистике (например, в газете Diena). Вместе с тем, его употребляют сами русскоязычные, и оно превратилось в культивируемое ими самоназвание. Это, в свою очередь, приводит к упрощенному представлению, что все латыши думают, будто все русские — оккупанты. Поэтому понятие "оккупация" — одно из самых проблематичных в современной Латвии. Оно разделяет общество и по-прежнему используется как орудие политической борьбы.
Но есть и ряд других важных связанных с восприятием и интерпретацией истории проблем. Важен вопрос идентичности. Серьезным фактом, формирующим восприятие латышской истории, является то, что право на национальное самоопределение — собственное государство — латыши получили только в ХХ веке. До этого большинство были крестьянами, без какого бы то ни было политического влияния и возможности изменить свое положение. Именно этим историческим опытом объясняется неверие латышей в собственные силы, в способность самим определять свою судьбу и быть хозяевами на своей земле. Даже сегодня многие латыши ощущают себя меньшинством в собственной стране и идентифицируют себя с жертвами истории, считают себя страдальцами. Такое представление еще больше усугубило то, что Латвия была в течение длительного времени незаконно включена в состав Советского Союза.
Сам ход истории (и в особенности период недавней оккупации) вызвал в латышах неуверенность в сохранении собственной идентичности и сформировал негативное отношение не только к русскоговорящим, но и к другим этническим меньшинствам и приезжим как таковым. Декларация независимости 4 мая 1990 года, развал Советского Союза и восстановление независимости Латвии в 1991 году для большинства латышей означали возвращение родины и права самим принимать решения, тогда как для многих русских и русскоязычных это означало потерю родины. В политическом и юридическом плане русскоязычные вдруг стали чужаками в чужой стране.
После развала Советского Союза не стало оснований для существования понятия "советский народ", тогда как многие русскоговорящие идентифицировали (и до сих пор идентифицируют) себя с советскими людьми, что обусловило интерпретацию истории в духе советской идеологии. Конечно, и для латышей (особенно тех, кто ходил в советские школы) советское прошлое нередко было важной частью идентичности. Но большинство все же отрицает его.
Пока еще мало изученным фактором, деформировавшим представления об истории (и не только о ней), остается роль пропаганды обоих тоталитарных режимов. Недостаточно оценено влияние нацистской пропаганды на жителей Латвии. Поразительно то, что, хотя она относится к давнему прошлому и длилась сравнительно недолго, ее последствия ощущаются и в наши дни. Нацистская пропаганда использовала урон, нанесенный предыдущим оккупационным режимом, страдания и желание отомстить для создания демонического образа врага, выдавая Германию за освободителя Латвии.
Вторая мировая война, точнее, война между нацистской Германией и Советским Союзом, которую называли Великой Отечественной войной, была одним из краеугольных камней советской пропаганды. Та интерпретировала нацистскую Германию как самое большое зло в мировой истории и причину многих насущных проблем Советского Союза. Например, когда в 70–80-е годы я и мои одноклассники задавали вопросы о явных экономических трудностях в стране (скажем, дефиците масла и обуви), учительница отвечала так: "Потому что Советский Союз тяжело пострадал в войне". Советская пропаганда, говоря о жертвах нацистского режима, называла их советскими патриотами, не упоминая о нацистской антисемитской политике. Это тоже вызывало недоверие к советской пропаганде и скептическое отношение к ней. На многих жителей Латвии пропаганда эта не производила желаемого впечатления еще и потому, что она противоречила рассказам многих очевидцев о человечном и дружелюбном отношении немцев. В свою очередь русскоязычные (особенно приезжие, которые сами нацистскую оккупацию не пережили или опыт которых был отрицательным) в большой мере советской пропаганде верили.
В современном латвийском обществе наглядно видны последствия марксистско-ленинской интерпретации истории. Например, история до сих пор нередко воспринимается в черно-белом цвете, люди ищут официальное, "правильное" толкование ее, как это было принято при тоталитарных режимах. При этом многие (как латыши, так и русские) считают, что "официальная линия" — это этноцентристская интерпретация истории, которая расцвела в конце 80-х — начале 90-х годов. Негативное отношение к такой этноцентристской истории испытывают как русскоязычные (ибо она противоречит советской интерпретации истории), так и часть латышей (чья семейная история не укладывается в ее рамки).
Однако важнейшей причиной этнической враждебности остается идентификация советского режима с русскими. Часть латышей в преступлениях советского режима винит русский народ и считает латышский народ единственной его жертвой. Русскоязычные, в свою очередь, в большой мере полагают, что таково мнение всех латышей, а сами себя считают советским народом.
Похоже, общество старается избегать обсуждения этих и тому подобных вопросов. Неужели прошлое слишком травматично, а история — слишком опасная тема, чтобы ее касаться? Дискуссия и приход к общему знаменателю — необходимое условие для развития общества.