Вместе с тем факт, что войны оказались возможны несмотря на существование в начале 20 века таких относительно новых систем, как Версальско-Вашингтонская система международных отношений, а так же существование Лиги Наций, не способно предотвратить глобальных военных конфликтов в Европе. Это доказало, что политические и военные альянсы не могут исключить экономических причин военных конфликтов, таких как доступ к природным ресурсам, доступ к территориям, людским ресурсам, а так же доступ к капиталу.
Стремление не допустить следующую разорительную войну, которую в одиночку уже не могло осилить ни одно государство в Европе, в существенной мере послужило основой сегодняшней экономической и политической модели мира, в основе которой лежит стремление обеспечить равные возможности доступа ко всем перечисленным видам ресурсов. Проводником равных возможностей стали денежные рассчеты, что послужило причиной зарождения идеи экономического и монетарного союза.
В результате Европа забыла о войнах (национальные конфликты не в счет), и вот уже скоро 70 лет как живет спокойно. Идея "за деньги" получать то, ради чего в прошлом нужно было проливать кровь, реализовалась в Европе полностью. Сегодня ни один человек в здравом уме не может себе представить возможность военного конфликта между Францией и Великобританией — заклятыми, непримиримыми соперниками прошлого. Как и другой традиционный европейский агрессор — Германия, эти страны, наряду с другими членами ЕС входят в Экономический и валютный союз (Есоnоmic аnd Моnetaгу union), который является высшей формой экономической интеграции государств-членов Европейского Союза.
Да, денежное противостояние в борьбе за зоны влияния обходится тотально дорого сверхдержавам, (России, США, Китаю), но, тем не менее дешевле и предсказуемее, нежели любой вооруженный конфликт современного уровня. Несомненно, рано говорить о полном отсутствии опасности новой большой войны — в мире еще достаточно сил, чьи амбиции позволяют всерьез оценивать применение силы для получения доступа к территориям и ресурсам, но Европа за прошедшие 70 лет существенно продвинулась том, чтобы экономическими средствами исключить любую возможно войны на Европейском континенте.
Однако и в мирной Европе противостояние не перестало существовать, а лишь перешло в иную плоскость — экономическую. А значит — по-пержнему существуют и экономические оккупанты, и "оккупированные".
В отличае от традиционной войны, где всегда известен победитель и проигравший, можно хотя бы приблизительно посчитать урон, и взыскать репарации, война экономическая декларирует стратегию "win-win", то есть исходит из предпосылки, что в результате экономической экспансии сильной стороны, слабая сторона выигрывает — получает инвестиции, доступ к технологиям, и за счет сильного партнера тоже становится сильнее. Однако так ли это на самом деле и всегда ли происходит именно так?
Пример стран Балтии, за бесценок отдавших в 90-е годы все свои самые ценные активы "западным партнерам", является в этом вопросе показательным. В 90-е у внезапно народившейся элиты не было понимания реальной стоимости распроданного, а то и бездарно уничтоженного. Оно пришло значительно позже, когда "в активах" уже практически ничего не осталось.
Первые демократы не понимали ни "волчьих законов рынка", ни реальной стоимости национальных богатств. Они прожили жизнь в условиях советской плановой экономики, где "центр" выделял деньги и решал, какие отрасли экономики развивать и куда направлять готовый продукт. Чего-то подобного первые элиты ждали и от новых друзей.
Этим не приминул воспользоваться западный бизнес, привыкший выживать и защищать свою прибыль и свой рынок. Нет ничего удивительного в том, что львиная доля потенциально ценных активов была скуплена за бесценок и уничтожена.
Если исключить откровенно нечистых на руку дельцов, ловивших рыбку в мутной воде перемен, экономика бывших советских республик была уничтожена некомпетентностью и романтизмом первой элиты. Она "за дружбу", из желания понравиться западу, раздавали все то, что сегодня стало бы предметом жестокого торга, а взамен получали "зеркала и бусы" — внешние признаки успешности.
Пример стран Балтии — классический пример экономической оккупации. Вот только при экономической оккупации не с кого потребовать репараций. Ведь все произошло "по любви да по неопытности".
В большом экономическом союзе выигрывают большие экономики — они получают доступ к территориям, природным ресурсам, рабочей силе своих "младших партнеров". Несомненно, в Европейском Союзе они же являются и донорами, то есть сумма их вложений в общий бюджет превышает сумму поступлений из бюджета. И об этом нам постоянно говорят, объясняя — почему наш голос "не слышат" в Европе, намекая на нахлебничество.
Однако, вместе с деньгами из общего бюджета, "странам-получателям" достаются и жесткие ограничения их использования. Сводятся они к запрету протекционизма, а по сути приводят к тому, что самые "сладкие" проекты получают исполнители все тех же "доноров" — вслед за ЕС-овскими деньгами идут ЕС-овские подрядчики.
Еще более жесткий пример экономической оккупации — это когда за счет принадлежности к союзу — "высшему клубу", маленьким экономикам повышают кредитный рейтинг, то есть делают легко доступными дешевые кредиты. Кредитные деньги приходят из ЕС вслед за Европейскими товарами. В результате — деньги возвращаются к интервенту, товары использованы, остаются долговые обязательства, да еще и чувство вины.
Можно возразить: кредитные деньги — это лишь инструмент, и никто не заставляет тратить их на товары потребления. Вкладывайте кредитные деньги в производство! Однако и тут есть один момент — в случае неудачного развития событий, например, мирового экономического кризиса, владельцем производства станет все тот же банк эмитент, а исход — те же долговые обязательства и чувство вины.
Собственно, эта проблема является проблемой Европы двух скоростей — относительно слабые и менее развитые экономики превращаются в рынки сбыта больших экономик, попадая к ним в зависимость до того момента, когда становятся просто неспособны более вырваться и становятся вечными потребителями за чужой счет. Как правило, все активы уже принадлежат эмитентам, прибыль уходит из страны, где остается только зарплата. При этом "большой брат" в любой момент может закрыть производство, или перенести его в очередную "развивающуюся страну".
Если ЕС всерьез намерена решать проблему Европы двух скоростей — нужно возвращать возможность национального протекционизма. А чтобы это не противоречило идеалам Европейского сообщества, стремиться к унификации налоговой системы и коммерческого законодательства, но в то же время дать национальным правительствам возможность из Европейского бюджета обеспечивать поддержку местного производства. Вместо требования обеспечить свободное участие любого европейского претендента — везде где это оправдано, должно появиться требование соблюдения квоты местного участия. Иными словами — в конкурсе на закупку поездов для Латвии преимущество должно быть у Рижского Вагоностроительного Завода, а не у испанского CAF. Кроме того, вместо принципа "ресурсы в обмен на деньги", должен активно продвигаться принцип "ресурсы в обмен на технологии" с сохранением минимально установленной доли национального участия в стратегических сферах бизнеса. Все это не реализуемо без вмешательства государства.
Свободный рынок и свободная экономика — детища либеральной политики. Они подразумевают отсутствие государственного вмешательства, государственного планирования и контроля. В условиях рынка выживает сильнейший, и протекционизм запрещен. И если сто лет назад власть была состедоточена в руках банкиров, сегодня над национальными правительствами становятся мировые корпорации. Они не принадлежат ни к одной стране, легко переносят офисы, избегают уплаты налогов и их бюджеты равняются бюджетам далеко не самых последних стран мира.
На экономическом поле они уже сейчас противостоят государству. Но если государство, выбирая либеральную политику, само будет старательно избавиться от возможности влиять на экономику, исход противостояния будет определен. И не противостояние между сильными и слабыми государствами, а противостояние между государствами и глобальными корпорациями станет вопросом самого ближайшего будущего.