— Какие идеи вам… симпатичны?
— Идеи мне вообще несимпатичны. Есть человеческая жизнь, которая проистекает сама по себе. Иногда существуют какие-то харизматические люди, которые склоняют к той или иной идее. Те, кто пытается склонить в хорошую сторону, привлекают к себе мало людей, те, кто в плохую, — намного больше. Вот Гитлер, например. Человек всегда поступает ради своих собственных интересов.
Другое дело, что личный интерес может работать на всеобщую пользу, как у Христа.
— Христос — хороший пиарщик?
— Как я понимаю, слово "пиар" в русском языке стало обозначать фактически любое общение. Когда речь идет о пиаре, речь идет об общении…
— Или об идеологии, или о пропаганде. Но ведь не любое общение — это навязывание?
— Не любое.
— А вы навязываете какие-то идеи?
— Не-а. Я могу поделиться своими идеями. То, что я говорю, достаточно очевидно, если люди это понимают. А если они не согласны, то нет никакого смысла с ними спорить. Мне кажется, что все музыканты и деятели искусства без исключения должны уподобиться Андрею Рублеву, который никогда не давал интервью.
— ???
— По-любому, внутри себя мы все уже знаем. Иногда какие-то знания, почерпнутые из книг, напоминают нам о том, что мы уже знаем. У меня был один случай. Я злоупотребляю поездками в Индию, и вот однажды я в очередной раз отправился туда. Меня страшно мучил один вопрос, который касался микширования альбома. А в ашраме всегда происходят чудеса с теми людьми, которые там живут. Я думал, что приеду туда, сформулирую точно вопрос и постепенно найду на него ответ. Так вот, ни фига, надо мной там подшутили. В первую же ночь по приезде в ашрам мне приснилось, что я беседую с Клиффом Ричардом. Всю ночь. Мы очень подробно говорили про технологию — что как сводить. Я проснулся и даже не мог понять, в чем у меня был вопрос. Мне все было ясно.
— Чувство юмора и религия — совместимые вещи?
— Христос не был чужд юмора, впрочем, как и составители книги "Деяния апостолов", которая временами читается как хорошее комическое произведение. И у Ионы было чувство юмора, и Павел был очень смешной. У Будды было отличное чувство юмора, Лао-цзы весь состоит из этого.
— Вы так об этом рассказываете, что создается ощущение, что это последние бестселлеры, которые читаются на одном дыхании…
— Лао-цзы я читаю с 17 лет, и эта книга не устает меня восхищать. Это и есть бестселлер. Если бы она была плохая, то не продавалась бы так хорошо.
— Что вы делаете в ашраме?
— Там в течение первых двух часов забываешь о том, что есть другой мир. Он становится далеким и нереальным. В ашраме, как и в любых хороших, сильных местах, к человеку постепенно возвращаются равновесие и восприятие жизни, какая она есть. Мы все время что-то продаем, что-то покупаем в том или ином смысле, такая вещь, как экология души, у нас нарушена.
— Как вы относитесь к моде на буддизм?
— В одном из рассказов Толкиена главный герой встречает королеву эльфов и со стыдом вспоминает свое представление о ней. Он говорит приблизительно следующее: до чего же деградировали наши люди, если представление о королеве эльфов сводится к воспоминанию о сладкой фигурке на торте. А она ему отвечает: ничего, лучше хоть такое. Чем никакое. Если бы не было моды на восточные религии, то в 17 лет мне не попалась бы книга, которую читаю всю жизнь.
— Вы читаете модные книжки?
— А что считается модными книжками?
— Ну Акунин, Пелевин…
— Пелевин — по-настоящему гениальный писатель. Он замечает какие-то мелкие вещи, которые никто, кроме него, не приметил. Я думаю, что Витя на самом деле недооценен. То, что он моден, — это хорошо. Значит, массовое подсознательное его воспринимает. Акунина я полюбил недавно. Я начал его читать, и мне ни на секунду не стало скучно. Купил всего. Утром прочитывал одну книгу, днем брался за вторую, заканчивал ее и вечером садился за третью. Акунин изобрел нам прошлое, с которым не стыдно жить. А то у нас в прошлом все больше какое-то говно было. Только очень талантливые люди могут изобрести прошлое, которое освобождает. Акунину это удалось, у него в прошлом были Долгорукий, Фандорин. И я понимаю, что, если они были, значит, есть шанс, что опять появятся. Поэтому снимаю шляпу.
— Но немногие задумываются над тем, какое у нас наследие.
— Так это их проблема. Задумываются вообще немногие. Большую часть вещей, которые мы делаем, мы делаем потому, что нас так научили. Когда нам что-то дают, мы это принимаем. А нужно отказываться, брать ничего не нужно. Это очень редко приносит пользу.
Важно понимать, что достижение цели тебе не нужно. Тогда можешь ловить хоть одежду от Ямомо то, хоть свежую пластинку Дилана, хоть редких видов бабочек. Но надо знать, что это все неважно.
— А что важно?
— Ничего. То, что важно, не выражается в словах. Если б это можно было выразить, это бы уже продавалось.
— Ощущение — его можно продать?
— Нет, ощущение продать нельзя. Одну и ту же кислоту можно продать разным людям, и у них у всех будут разные ощущения, кислотой вызванные. Ощущение не продается, продаются стимуляторы. Все то, что мы покупаем, — это стимуляторы. Когда мы слышим Баха, мы восторгаемся не Бахом, а тем, что он в нас стимулирует, — гармонией. Нам это нравится потому, что в нас уже это есть. Если бы в нас этого не было, мы бы ничего не заметили. Есть люди, которые, когда слышат музыку, слышат только набор звуков. Вот Гумилев, например (старший. — Прим. авт.), воспринимал музыку как шум. Разбудить человека полностью — конечная цель любой религии. Тогда жизнь становится интересной.