Улица белая, улица черная
Как только Цекуле покинули военные, поселок осиротел. И его постигла та же участь, что и другие бесхозные воинские части. Местное население, оставшееся с момента ухода армии безработным, стало тащить все, что плохо лежит. Часть добычи была продана на соседние дачи, которые росли, как грибы после дождя. Здание взвода разобрали по кирпичикам, та же судьба постигла караульное помещение. Деревянные склады тут же ушли на растопку. По свидетельству очевидцев, действовал самый настоящий конвейер. Кран работал днем и ночью. Кто-то что-то покупал и продавал, интенсивно вырубался лес. Разобрали железную дорогу. Добрались и до ДОЦ (деревообрабатывающий цех). Станки вывезли в неизвестном направлении, разграбили детский садик, разобрали склад стройматериалов. Кругом руины, развал, распад…
Разбита старая водокачка, а когда поставили новую, без очистных сооружений, пить воду оказалось невозможно. Жителям приходится ходить за водой на общий колодец. Больше всех пострадал гараж, потому что там была аккумуляторная, отапливаемые боксы, душевая.
– На территории гаража была своя АЗС и пилорама, — рассказывает жительница Цекуле Вера Шапошникова, — куда все это делось — одному богу известно. Всему виной по моему мнению местные власти. Если бы еще в 1994-1996 годах разрешили приватизацию (на тот момент уже узаконенную правительством), а не прихватизацию, люди не мародерствовали бы, а наоборот, не дали бы развалиться поселку.
Люди, многие из которых к тому же получили в паспорта "черную метку" "круглопечатников", поняли, что если не взять самим, от властей ничего не дождешься. Многие стали потихоньку спиваться и спились-таки. В поселке трезвенников нет. Причем, как уверена Вера, даже если и дать сейчас людям хорошую работу и нормальные условия для жизни, они вряд ли бы выкарабкались обратно. Поздно!
– Многие просили разрешить приватизировать некоторые здания еще до того, как их разграбили, — рассказывает Вера. — Но их тут же кому-то продавали. Так было и с квартирами.
У Веры тоже зуб на местные власти. Уже не первый год она обивает пороги с просьбой разрешить ей приватизировать ту площадь в бараке, где она живет много лет. Но волость отказывает на том основании, что Вера якобы не имеет право на 107 кв. метров, а имеет права только на 36. При этом Вера исправно платит за все 107 (низкая квартплата позволяет), а волость так же исправно принимает. То есть, хоть договор найма только на 36 кв. метров, фактически любой суд установит, что юридические отношения существуют.
– Сделала бы ремонт, как в остальных комнатах, но боюсь — а друг отберут, — признается Вера. — Почему запрещают приватизировать оставшиеся метры? Зато в наши бараки понапрописывали столько жильцов, что и комнат, наверное, не хватит.
В поселке Верину улицу называют "черной", хотя есть у нее и свое, официальное название. Есть еще "белая", там вид поприличнее, коттеджики стоят как на подбор, а уж природа — воздух такой, что можно на хлеб намазывать! А "черная улица" — это несколько бараков да разграбленный когда-то магазин, от которого сейчас остались только стены и дверные проемы.
Магазин и его обитатели
В здании бывшего поселкового магазина (о том, что это магазин посторонний человек догадаться уже не сможет) нашли свое пристанище те, кого за долги и "неудовлетворительное поведение" выселили "без предоставления" из Риги и других мест. Почему-то в основном из района туберкулезной больницы. Сейчас в королевских хоромах (четыре помещения) живет Мария Степанова. Сначала ее вселили в какую-то комнатку в поселке, она пустила к себе пожить знакомых. Знакомые оказались буйными, в результате Мария со всем ее скарбом оказалась на улице.
– Я сама поехала в волость и сказала: "Я занимаю место, где смогу", — рассказывает плача Мария.
Мария пригласила нас в свою комнату. Прямо на бетонном полу — грязный матрас с подобием одеяла и подушки. Никакой мебели, естественно, нет. Печки тоже. Была буржуйка, но ее у Марии украли. Замок вешать бесполезно, тащат друг у друга все подряд. Хорошо не зимой, в разгар морозов.
– Как же вы перезимовали?
– Да вот, перезимовала кое-как, по три раза топила…
Еще недавно у Маши были соседи "по магазину". Дальнюю "комнату", которую все жители в поселке называли "конюшня", сначала занимали бомжи-пенсионеры Паша и Стеша. Стеша умерла первая. Появилась Валентина.
– Месяца полтора назад и Паша замерз прямо на полу. Я пошла кошек кормить, заглянула, а он лежит, — рассказывает Мария. — Окоченевший уже. Вызвали полицию, она его забрала. А Валентина ноги отморозила, так ее в пансионат для престарелых забрали.
– Повезло ей!
– А она обратно хочет. Написала, что свободы там нету, все под надзором, пить не дают… Третью комнату занимал Гоша, она выглядит самой благоустроенной. Печка-буржуйка, топчан. Мария думает, что он нанялся куда-то на заработки.
Руки у Маши, по словам ее односельчан, золотые. Доверили ей магазин ремонтировать. Вот потихоньку возится она, там почистит, тут что-то заколотит. "Стройматериалов-то нет" — жалуется. Беда в том, что пьет она беспробудно, как и другие местные бомжи. И в свои 50 лет выглядит на все 70.
Живет Маша в магазине только пока идет ремонт. Закончит и придется ей опять искать приюта. Благо для нее, что мест таких в поселке хватает.
Фигура
"Черная" улица так и мыкается — чуть ли не каждый — бомж. Кто-то скажет — тоже мне, удивить захотели — в Риге их мало что ли? И в Риге полно. Но представьте, если бы все они были сосредоточены в одном месте. Цекуле медленно, но верно превращается в бомжовскую столицу. Плюс добавляется местный контингент, который намертво спивается. Словом, самые настоящие выселки.
Ни о каких санитарных нормах бомжи, конечно, и знать не хотят. Потому в бараках то и дело случаются то пожары (в которых, кстати, гибнут сами бомжи), то потопы, от которых страдают прежде всего "мирное население". Вера — наш гид по поселку — показывает нам барак, где живет семья с ребенком:
– Вот здесь наша местная достопримечательность Фигура устроила в прошлом году соседям! Открыла свою дверь в морозы и трубы лопнули по всему бараку. Володя, сосед, сделал ремонт перед этим, так у него весь пол сгнил.
Когда-то Фигура жила в Казахстане и была, по слухам, "большой фигурой". То ли от того у нее кличка такая, то ли потому, что в молодости Елена Георгиевна Карпова 1948 года рождения (как она нам представилась) танцевала в ресторане и говорят, отличалась красивой фигурой. Под толстым слоем грязи на лице бомжихи еще можно разглядеть признаки "породы". Даже в таком виде взгляд у нее суровый, ой какой суровый! Наверняка, покомандовать ей в жизни довелось. Видя, что мы направляемся к ее жилищу, Фигура гневно закричала:
– И что вам там надо?
Узнав, что мы просто хотим зайти к ней в гости, познакомиться, успокоилась.
– Живу здесь 6 лет, — рассказала Карпова-Фигура. — Жила в Риге, трое детей, работала слесарем на РЭЗе.
Как она попала сюда, Елена Георгиевна толком так и не объяснила. Не за долги, как она утверждает. "Это личное", — доверительно шепнула она мне на ухо.
Гостеприимная хозяйка пригласила к себе. И все жаловалась, что "пока была в дурдоме, два гарнитура вынесли-украли!" Сейчас у нее ничего нет — "вот Петька матрас дал", кроме зловонных мусорных куч прямо посреди комнат. Объедки, бутылки, окурки, помои — все свалено прямо на пол. В жару там появятся опарыши и мухи. Вот соседям радость! Пульки-снарядики не нужны?
Мы сворачиваем на "белую улицу". Здесь плохонький, но асфальт, здесь же находится Белый дом (такой, наверное, есть в любом местечке, где раньше жили офицеры и коттеджики, расположенные вдоль сосновой аллеи.
"Белая" улица прямиком выходит в лес. Здесь еще несколько лет назад местное население проводило массовые раскопки в поисках боеприпасов. Тогда "месторождения" только начали осваиваться, и можно было заработать до 50 латов в день. Сейчас это в основном промысел бомжей, да и то их периодически гоняет полиция. Но несмотря на это изредка все же гремят взрывы. Бомжи выкапывают снаряды, расковыривают, вытаскивают взрывчатку, отдирают металлические части и продают. Если подешевле, можно сдать прямо в поселке (кое-кто делает на этом бизнес), подороже — надо везти в Ригу.
Местные уже не боятся ходить по территории — все, что могли, уже пораскопали. Лес разрыт на совесть — такое ощущение, что поработал отряд крупных кротов. Повсюду валяются снаряды, пули, пулеметные ленты и диски. Все ободранное, конечно, все ценное с них уже сняли. Тут же среди леса зияют пустыми проемами окон и дверей бывшие склады и клуб. Это тоже — обитель бомжей. Удобно для них — и работа рядом, и жилье. Нас нагоняет грузовичок, за рулем которого Петр Мелешко. Он из тех немногих жителей поселка, кому удается работать (по договоренности с волостью он кое-что ремонтирует). Кроме того, он нанимает местных бомжей для выполнения разных работ. Бизнесмен, одним словом.
– Не там сенсацию ищете, — сразу обрезал он. — Вечно вы, журналисты понапишете что-то. А живут здесь люди хорошо. Тот, кто работает, все живет прекрасно. Кто не работает, тот идет на водку копает металл.
– А работа есть в поселке?
– Вот я пытаюсь создать рабочие места.
По его признанию, платит он своим рабочим по 5-7 латов в день. Что вызывает скептическую улыбку моих провожатых — Веры и Любы (тоже жительницы поселка). Надо заметить, что Мелешко был единственным, кто похвалил нынешнюю власть.
– Это во времена советской власти поселок превратили в клозет. А сейчас нет-нет, да и крышу покроют, дороги отремонтируют, воду вот заново провели. Нечего жаловаться, работать надо!
И покатил дальше. С двумя рабочими, которым, видимо, создал "рабочие места".
…Тягостное впечатление производит Цекуле. При всей красоте природы, свежем воздухе, чувствуешь себя здесь как на острове невезения. Провожала нас с матом и криками еще одна местная достопримечательность — вечно пьяная многодетная мама Ирина (по кличке Чака). Мы не помогли ей решить проблему с пропиской. О том, есть ли у нее прописка и где именно она объяснить не смогла. Зато она получает 70 латов на детей и плачет, что ей мало. Ирина как раз Верина соседка. Как раз утром того дня, когда мы были в Цекуле, Иринину "вторую половинку" за дебоширство забрали в участок. Она наверное, отмечала это событие.
Поселок пьет, поселок бомжует, поселок угасает в нищете. И ни во что уже не верит. Потому что дела до тех, кто хочет жить здесь нормально, никому нет. Ни волости, ни государству.