– Конечно, я мог бы вам сказать — преступность падает потому, что полиция хорошо работает. Но это будет только половина правды. Уровень преступности сильно зависит от социальной обстановки. Приведу пример. В Екабпилсе ликвидируют сахарную фабрику, на улице остаются сотни рабочих. Соответственно закрываются небольшие магазинчики в рабочих микрорайонах, поскольку нет покупателей.
Новых рабочих мест никто не создает, а кушать-то хочется. Кому-то удается устроиться на легальную работу, а кому-то приходится уходить в нелегальный бизнес или, под давлением обстоятельств, выходить с ножом "на большую дорогу". Впрочем, 2,5% (а это около 850 преступлений) — это еще не показатель. Приятно то, что в последние годы благодаря работе полиции снизилось количество тяжких преступлений: убийств, изнасилований, нанесения тяжелых телесных повреждений. Не меняется и даже чуть-чуть растет кривая правонарушений, связанных с финансовыми аферами, кражами и другими имущественными преступлениями.
– Не раз приходилось слышать сравнения наших и западных полицейских. Причем явно не в нашу пользу: мол, у европейцев и техника получше, и зарплаты повыше, и законопослушание впитывается чуть ли не с молоком матери. Не создаст ли это трудностей при вступлении Латвии в ЕС? Что произойдет, когда Латвия станет частью большого криминального мира?
– Я не согласен с тем, что после вступления в ЕС преступность сильно вырастет. Дело в том, что преступный мир уже давно интегрировался в европейские криминальные структуры. К тому же Латвия — небогатая страна и для международного криминала особого интереса не представляет.
Показателем нашей готовности к вступлению в ЕС служит тот факт, что в центральном европейском управлении Интерпола работает директор латвийского бюро Юрис Ясинкевич. Это единственный "постсоветский" человек в правлении. Естественно, нас ждут трудности. Но это чисто технические, бюрократические проблемы, связанные с информационным обменом. В Латвии действует Закон о защите базы данных, к которой иностранцы не имеют доступа. Так что надо еще поработать с законами. Хотя в целом наше законодательство отвечает европейским нормам.
Что касается совместных операций по задержанию международных преступников, то тут все нормально: работаем слаженно, дела раскрываются, правонарушители наказываются. Начальники всех латвийских полицейских управлений регулярно участвуют в совещаниях руководства европейских полицейских структур. Конечно, мы отстаем от ЕС по техническому оснащению работников органов правопорядка. Но иностранцам есть чему поучиться и у нас, особенно по части оперативной работы. Там, где нам не хватает техники, выручают кадры и энтузиазм. В остальном мы мало чем отличаемся от европейских полицейских.
– Сколько должны получать работники полиции, чтобы ночью на улицах можно было чувствовать себя в безопасности?
– Все зависит от того, что мы хотим от полицейского. Нам хочется видеть на улицах юридически образованного, желательно с высшим образованием, физически подготовленного и уверенного в себе человека. Сколько такой человек "стоит"? Латов пятьсот? Такие люди есть, но они идут работать не в полицию, а в банк или в охранные фирмы. Если мы повысим зарплату, к нам пойдут люди, мы сможем выбирать лучших из лучших. Поэтому необходимо, наконец, решить: готовы ли мы платить за такую полицию? Если нет, то давайте снизим требования, и не будем ругать полицейских за их, может быть, не всегда блестящий внешний вид и поведение. Ведь что сейчас происходит? Чтобы прокормить семью, приходится параллельно устраиваться в охранную фирму на ночные дежурства. На работу приходит невыспавшийся, усталый человек, от которого многого ждать не приходится.
– Помнится, в 1999 году Европейский комитет по предотвращению пыток сделал скандальный отчет о работе наших правоохранительных органов. Что изменилось с тех пор?
– Мы не скрываем, что в полиции происходят различные нарушения, в том числе нанесение телесных повреждений подозреваемым. Но эти случаи единичны, и мы всегда наказываем виновных. Самое плохое положение со следственными изоляторами. Когда в 1999 г. к нам приехала комиссия Совета Европы, эксперты были шокированы условиями содержания людей. Причем страдают не только подследственные, но и те, кто их охраняет. Чтобы выдержать постоянное психологическое давление и дискомфорт в течение длительного срока, необходимы очень крепкие нервы. Они есть не у всех, ведь полицейские тоже люди. Заключенные воют, что им приходится сидеть в этих "дырах" месяцами. А что должны чувствовать охранники, которые работают там годами? Европейский комитет дал нам рекомендации, что надо сделать для улучшения положения заключенных. Большую часть мы уже выполнили. Во-первых, мы изменили систему обучения полицейских, работающих в следственных изоляторах. Если раньше мы укладывались в три месяца, то со следующего года им придется учиться два года. Сейчас в Вентспилсе идет строительство нового изолятора, отвечающего всем европейским требованиям. Но это капля в море. Необходимы капитальные инвестиции, чтобы привести все СИЗО в божеский вид.
– Часто приходится слышать жалобы на то, что полиция ловит, а суд отпускает. Бесконечные очереди в судах стали притчей во языцех. Как складываются ваши отношения с судебной властью?
– В Латвии очень дорогое, сложное и долгое судопроизводство. Недавно из тюрем выпустили более сотни заключенных, просидевших без приговора более полутора лет. Это ненормально. Должно быть так: сегодня поймали — через неделю суд, как в нормальных развитых странах. Признаться, иногда приходиться ругаться с прокуратурой. Ведь перед тем, как попасть к судье, все материалы дела оценивает прокурор. И тут иногда начинается такое…. Например, нас просят выяснить, была ли у человека в детстве травма головы, из-за которой он потом, скажем, жену зарезал. Нас просят выяснить, не было ли у вора-рецидивиста, которого мы поймали вместе с угнанной машиной, психологических проблем в раннем возрасте. Часто дела не хотят передавать в суд из-за того, что полицейские, мол, собрали недостаточно улик. А если их нет? Мы живем в правовом государстве и работаем, исходя из принципов правового государства. Не пытать же подозреваемых… В конце концов, это дело суда — взвешивать все обстоятельства "за" или "против" и выносить окончательное решение, виновен человек или нет. Не полиция должна доказывать вину преступника, а суд.
– В начале-середине девяностых на рижских бандитов наводил страх мобильный полк. Потом он исчез. Ходили слухи, что полк распустили по "просьбе" некого влиятельного лица…
– Мобильный полк не был ликвидирован. Сменилось название — из мобильного полка он превратился в одно из подразделений патрульной службы. Теперь оно подчиняется другому управлению и выполняет другие задачи. Мобильный полк создавался в 1992 году для борьбы с разгулом рэкета. Помните, по городу тогда разъезжали "качки" в спортивных штанах? Это было наглое, грубое выколачивание денег. Силе можно противопоставить только силу, для этого и был создан полк особого назначения. Ничего не поделать — шла открытая война, нам не оставили иного выбора. Шли годы, менялась структура преступного мира. Необходимость в особом подразделении отпала. Главное, что остались люди. Это наш резерв на случай ЧП, который можно мобилизовать в любую минуту. Так что у нас есть два спецподразделения — "Омега" и бывший МП.
– Ваше отношение к смертной казни?
– В латвийском законе нет статьи о смертной казни. Поэтому я могу выразить только свое личное отношение. Я понимаю, могут быть эмоции: преступник совершил трехкратное убийство. Таких "нечеловеков" не должно быть на свете. Но если рассудить здраво, то смертная казнь — это уже не наказание. Преступнику не дается времени на то, чтобы осмыслить свой грех, чтобы ощутить муки совести, перенести физические и душевные страдания. Тем более, что в истории встречаются случаи, когда казнили невинных людей. Люди ведь не машины, происходят различные сбои. Если из десяти тысяч убьют одного безвинного, этого нельзя будет оправдать. Лично я против смертной казни.