Недальновидный Михаил Сергеевич

— Евгений Александрович, многие ваши поклонники еще помнят рижскую премьеру спектакля Театра на Малой Бронной "Братская ГЭС". Тогда только Рига осмелилась его поставить…

— Это был первый спектакль по моим стихам. Поэму выдвинули на Ленинскую премию, но в то же время страшно атаковали. Поэтому спектакль тоже качался, было трудно пробить его сквозь цензуру. У меня и в журнальном тексте было 500 с лишним поправок. Когда американский писатель Артур Миллер увидел верстку с огромным количеством красных карандашных пометок, он был потрясен. И поражен моим мужеством: как вообще можно существовать в таких условиях!

Но надо отдать должное нашей литературе — несмотря на такую цензуру, она была тогда сильнее, чем сейчас. Парадокс. Такое страшное сопротивление в то же время порождало самоуважение, и хорошие писатели испытание выдерживали. (Если, конечно, они не погибали в лагерях.) Очень много хорошего было создано. Абсолютно не разделяю мнения таких критиков, как Виктор Ерофеев (не путать с Венечкой Ерофеевым!). Написав "Поминки по советской литературе", он оплевал всех, включая Горького и Маяковского. Страшный цинизм и совершенно несправедливо.

В советское время в русской литературе были созданы великие произведения. И хотя у Маяковского есть что-то неудачное, все равно это один из величайших поэтов за всю историю мировой поэзии… Но это к слову.

А мой спектакль не мог пройти московскую цензуру, и тогда директор театра предложил гениальную идею — пройти Главлит на гастролях в Риге. Так и случилось. Была премьера, и я приехал, и был сногсшибательный успех. Публика — латыши и русские, половина на половину. Потом в Риге прошла моя фотовыставка, я там часто выступал со стихами…

— Не испытываете ностальгии по этим встречам?

— Мне кажется, произошло досадное недоразумение, из-за которого я и другие русские писатели мало встречаемся со своими коллегами, редко приезжаем к вам. Думаю, что ошибка вот в чем. Когда я был депутатом нашего парламента (Верховного Совета СССР. — Н.М.), то всей душой поддерживал стремление народов балтийских республик к независимости.

Но мне кажется, Михаил Сергеевич (к которому я отношусь неплохо) был просто недальновиден, и события, которые он породил, обогнали его. Он себя очень неловко вел. Я (как и другие депутаты) говорил ему, что надо бы нeмeдлeннo пpeдocтaвить нeзaвиcимocть Лaтвии, нe зaдepживaя этoгo пpoцecca. Мне кажется, если бы сразу был решен этот вопрос, сейчас были бы совершенно другие отношения между бывшими республиками и, может быть, проблема местного русского населения не вставала бы с такой силой. Ведь если говорить о сталинском времени, то абсолютное большинство русских людей, живущих теперь в Риге, не имели никакого отношения к сталинским жестокостям, к репрессиям против латышского населения.

Да, наверное, процентов 90 нынешних жителей Латвии вообще родились после эпохи Сталина. Враги у нас были, кстати, общие, бюрократия была общая, мы все от нее страдали. Думаю, и мы, и латышские писатели многое теряем оттого, что мало встречаемся. Мне лично этих встреч не хватает. Нас многое объединяло. Прежде всего любовь к литературе. Латышская литература переводилась и ее читали в России, и русскую литературу читали в Латвии, и в подлиннике, и в прекрасных переводах. Сейчас мы стали гораздо меньше переводить друг друга, есть какое- то культурное отчуждение, которому нужно положить конец.

Русский язык как драгоценность

— Вы сейчас работаете и живете в американском городе Талса штата Оклахома?

— Это не совсем точно. Я член Американской академии искусства и литературы, у меня примерно 12 профессорских мантий в разных учебных заведениях. Я почетный гражданин 12 американских городов, преподавать только в одном городе мне было бы слишком скучно. Читаю лекции в двух американских университетах. В Оклахоме — на английском. Это американская глубинка, но очень культурная. Нефтяной, ковбойский город, там есть прекрасный оперный театр и еще театр балета (где танцуют человек десять из Петербурга). Имеются симфонический оркестр, два драматических театра. И три университета. А в Нью-Йоркском университете, где учится тысячи три русскоговорящих студентов — выходцев из бывшего Советского Союза, я читаю в основном по-русски. И мой курс представляет из себя мини-СССР. Посмотрю налево — тут у меня Тбилиси, Сухуми, Ереван, посмотрю направо — там у меня Ташкент, Бишкек, Калининград и Москва. Даже из Йошкар-Олы один студент. Веду русскую литературу и кино, европейское и русское.

— Преподаете вы там давно, наверное, могли бы многое рассказать о поколении нынешних студентов?

— Отъезд из СССР становился дорогой в один конец, обратного билета не было. И наши эмигранты стремились забыть все, что их связывало с этой страной, даже язык и культуру. Они хотели адаптироваться. А сейчас понимают, что данный им русский язык, их школьное воспитание — это драгоценность. Хотя бы потому, что сейчас колоссальное количество joint ventures — совместных фирм, предприятий, бизнеса. И всюду нужны профессионалы, которые еще и владеют русским языком и знают о культуре России. За это платят дополнительные деньги. Поэтому они стремятся поднимать свою культуру и сохранить язык. И если раньше мало кто из русских эмигрантов ходил слушать лекции по русской литературе, искусству, то сегодня все иначе. Кстати, уже шесть моих бывших студентов работают вице-президентами совместных компаний. А когда я бываю теперь в республиках СНГ, и там сетуют на то, что молодые люди, не изучая русский язык, теряют очень многое.

Объелись боевиками

— Для русского менталитета поэзия всегда была больше, чем просто поэзия. А каково ее место в современной России? Читают ли сейчас там стихи, устраивают ли встречи с поэтами, ходят ли на них?

— В России кризис поэзии наступил после 91-го. Сразу. Внимание было отвлечено на все западное, на то, что раньше люди не имели возможности видеть. Столько на нас американских боевиков, столько эротических фильмов обрушилось. Все это казалось необычайно интересным.

Cейчас уже объелись. Но тe годы вышвырнули на эстраду огромное количество попсы с очень плохими текстами. Я бы cкaзaл, что cтиxи стали аккомпанементом музыки. A кyдa yж тeм, ктo слушаeт тексты типа "ты моя банька, я твой тазик", читать Пастернака, Мандельштама?! Не может в одном человеке умещаться любовь к такому тексту и к таким серьезным стихам. И какая-то часть молодежи была просто украдена как читатели у настоящей поэзии.

Но все, к счастью, меняется. Знаете, ведь когда умер Окуджава, это же были невероятные похороны. Шло тысяч 150 никем не "организованных" людей. Cемь лет назад я заключил контракт на празднование своего дня рождения в Политехническом вплoть до 2019 года и тeпepь как честный человек не имею права умирать paньшe. (Cмeeтcя.) Ha пepвый тaкoй вечер пришли, в основном, шестидесятники, а сейчас вижу все больше молодых лиц. Они хотят слышать живое человеческое слово. И на моем майском концерте в Кремлевском дворце было около 7 тысяч человек. Там проводился опрос, и оказалось, что 70% слушателей — в возрасте до 25 лет. Они ладоши себе отбили. Это был потрясающий концерт. А когда мы с Задорновым читали "Граждане, послушайте меня!", вообще был громовой восторг. Меня просят устроить большой концерт и на будущий год.

— Люди, наверное, еще и истосковались по какому-то духовному единению?

— Совершенно верно. Вот мои враги говорят: как же ты — против культа личности Сталина, а, как Сталин, открыл собственный музей. На станции Зима. Но не я его открывал и не правительство, его открывали мои земляки. В том доме жили мои родственники. Но у моей племянницы случилось несчастье с дочкой, она уехала, заколотив ставни досками, и неизвестные люди начали под шумок разбирать дом. Это настолько возмутило жителей города и Иркутской области, что они решили взять дом моего детства под государственную защиту, спасти все вещи.

И вот в прошлом году музей открыли, к моему дню рождения. Устроили там библиотеку, писатели надарили огромное количество книг. Сделали пристройку, где будут жить молодые способные литераторы, которые получают специальные стипендии. И провели первый в Сибири международный фестиваль поэзии. Приехали гости из Франции, поэты очень высокого класса из США и Латинской Америки, из Польши. Недоставало мне там только моих товарищей, поэтов из бывших республик Советского Союза. Потому что как бы мы ни жили, какими бы независимыми ни назывались — существует благородная необходимость в культурной, духовной зависимости друг от друга. Когда не существует "старших братьев", не существует диктата. В большой культуре в конечном счете все взаимозависимо. И я договариваюсь, чтобы на будущий год на станцию Зима приехали поэты из Грузии, Латвии, Литвы. У меня в каждой из бывших республик всегда были очень хорошие читатели и друзья.

— Помните, когда-то было модно устраивать декады культуры?

— Они устарели, и бог с ними. Вот приезжают в Москву театры из бывших республик и имеют колоссальный успех. Может быть, у грузинского, скажем, правительства есть какие-то противоречия с нашим правительством, — а тут в Москве огромные залы встают и приветствуют грузинский театр. Актеров из Прибалтики тоже встречают как родных. Почему братство должно существовать обязательно на государственном уровне? И меня к вам никто не посылает, просто еду с открытым сердцем, очень волнуюсь и хочу сделать все, чтобы русские и латыши нашли общий язык и не теряли бы друг друга в этой тяжелой жизни. Мы еще друг другу пригодимся.

Единственный выход — самоклонироваться

— Интересно, как распределяется ваша жизнь между Россией и Америкой?

— На преподавание в Штатах уходит семь месяцев в году, а пять месяцев я в России. Но часто летаю и в Латинскую Америку, и в Швецию (недавно Нобелевский комитет приглашал меня на юбилей), и в Италию или Испанию. И в Америке не только преподаю, но и выступаю с поэтическими чтениями. Получил очень престижную премию Уолта Уитмена, которая, в общем, присуждается только американским поэтам. А я все-таки русский гражданин и паспорт не собираюсь менять.

— А почему бы вам не преподавать и в России?

— А я преподавал, с экрана телевизора. У меня было 104 передачи по истории русской поэзии ХХ века, и я получил премию "Золотой Орфей" за лучшую просветительскую программу. Между прочим, после этих передач значительно поднялся интерес к поэзии. Вот у меня будет вечер, не в Политехническом (он на ремонте), а в ЦДЛ, так люди звонят, пробиваются, жалуются, что не могут достать билеты.

— Что вы сейчас пишете, переводите? Знаю, что закончили перевод "Слова о полку Игореве".

— Да, и жалко, что нет в живых Шостаковича, он написал бы такую ораторию!.. Замечательный поэт Заболоцкий когда-то переводил "Слово" и потерпел поражение, потому что попытался применить рифмы и строгий ритм, которых в этом произведении нет. У меня же рифмовано, но на очень свободном стихе. А сейчас передо мной включенный компьютер — заканчиваю статью о Некрасове. Для той же антологии, которая будет называться по Библии: "В начале было Слово", а подзаголовок — "Десять веков русской поэзии". Три тома, чуть не по тысяче страниц. Пишу о каждом поэте предисловие, а это гигантская работа. Трехтомник должен выйти к Новому году в издательстве Искусство. Ничего подобного не издавалось за всю историю русской поэзии.

— А еще вы пишете новый роман?

— Остановился на середине. Он будет называться "Город Желтого Дьявола". Частично на американском материале. Я недаром дал ему горьковское название. Мои приключения в 41-м году, когда я был еще мальчиком, и то, как мы с одной девочкой пытались попасть на фронт из осажденной немцами Москвы, будут в нем перемежаться главами о первой поездке в Америку, в Город Желтого Дьявола. Будет и сентиментально-трагический контекст, и рядом — веселый и очень странный для сегодняшних молодых людей, которые не знают, что такое "выездная комиссия". Горжусь тем, что был первым депутатом, который поставил вопрос об уничтожении этого позорного и унизительного для человека института, проверявшего советских граждан на лояльность.

— Вы создали два фильма — "Детский сад" и "Похороны Сталина", запущен ли какой-то новый ваш сценарий?

— Так как заканчиваю антологию, вынужден все остальное откладывать. Моя проблема в том, что работы у меня хватит до 2019 года, а может быть, и больше. Так что единственный выход — самоклонироваться.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!