7 ноября 1954 года в эфир вышла первая экспериментальная передача Латвийского ТВ. В самые что ни на есть "оккупационные" годы Латвийское телевидение считалось национальной святыней, в коридорах редакций и студиях звучала почти исключительно латышская речь. Тем не менее русские здесь тоже работали и до Атмоды никакого дискомфорта не ощущали.
Накануне юбилея я напросилась в гости к своим добрым знакомым, вся жизнь которых связана с Латвийским ТВ. Это Валерия Альбертовна и ее сын Андрей Яковлевы. Меня усадили за щедро накрытый стол, как принято в этой хлебосольной и радушной семье, и начались воспоминания.

А вместо партии — спонсор

Валерия Альбертовна Яковлева недавно пролистала пособие по истории для натурализантов и поразилась трактовке советского периода: "Вопреки угнетению, латышский народ в годы оккупации сохранил свою народную песню, свою культуру". "Не вопреки, а благодаря СССР!" — восклицает Валерия Альбертовна. Ей ли не знать! Ведь она тридцать лет проработала (сначала была просто редактором, а позже — замом главного) в редакции музыкальных передач Латвийского ТВ. А оно в те времена активно пропагандировало отечественное искусство. Записи балетных спектаклей, выступлений оперных солистов, народных коллективов, органистов в Домском соборе, фильмы о праздниках песни показывали не только по местному, но и по Центральному ТВ, и даже Интервидению.

Чего лукавить — советские десятилетия были золотой эпохой латышской культуры, которая становилась достоянием масс, не превращаясь при этом в масскультуру — тот эрзац, которым напичкан современный, свободный от цензуры эфир. От былого расцвета осталась лишь трансляция по LNT церемонии награждения лучших исполнителей Национальной оперы. "Но это же только раз в год!" — сокрушается Валерия Альбертовна, лично знавшая многих выдающихся музыкантов, певцов и композиторов, включая самого Арама Хачатуряна.

"А нынешняя латышская молодежь — что она слышала о кумирах национальной сцены — приме–балерине Велте Вилцине, меццо–сопрано Хайне Вагнере, теноре Янисе Заберсе, который вместе с Магомаевым учился в Ла Скала? Я успела кое–что со старых пленок скопировать на видео и предлагала нашему ТВ использовать личные архивы, причем безвозмездно. Но без спонсора сегодня невозможно выпустить ни одну передачу".

Да, на современном ТВ вместо партийного надзора — диктат капитала. Если уж говорить о цензуре, то на республиканском ТВ в "оккупационные" времена она действительно свирепствовала. Языковая. Цензоры безжалостно изгоняли из текстов, звучавших в эфире, русизмы, англицизмы и германизмы. Теперь же, при семи бюджетных учреждениях по защите госязыка, он чудовищно засорен. "И никому дела нет до того, какой жаргон звучит с телеэкранов!" — возмущается Валерия Альбертовна.

Понятно, в борьбе с русским языком забыли про чистоту латышского.

Паренька приметили…

Старомодная интеллигентка, Валерия Альбертовна очень трепетно относится ко всему, что связано с культурным наследием. Этот "пунктик" и ее сына Андрея однажды привел на телестудию. А случилось так. У них со школьным другом Фимой Шабадом было хобби — кто кого "облажает" в знании картинных галерей мира. Оба перерыли все художественные альбомы в поисках репродукций самых малоизвестных полотен. Благо, книг по искусству в доме Яковлевых было много. Оба умника по рекомендации школы в итоге попали на телевизионный турнир эрудитов. Это и было первым крещением в эфире Андрея Яковлева — впоследствии редактора военно–патриотических передач "Возмужание" на Латвийском ТВ, а позже собкора РТР в странах Балтии. В далеком 1975–м он, ученик 10–го класса 22–й рижской средней школы, отличился среди сверстников из Ленинграда, Таллина, Калининграда. Командор "ригеров" принес своей команде самое большое количество очков по живописи и музыке и даже получил персональный диплом за блестящие ответы. Его приметила редакция молодежных программ Латвийского ТВ.

Еще студентом 5–го курса факультета журналистики ЛГУ он был принят на Латвийское ТВ в редакцию "Телефильм–Рига". Это было больше кино, чем телевидение. Молодой редактор документальных фильмов отвечал за тексты, участвовал в обсуждении сценариев, черновых вариантов документальных лент. Почти все фильмы редакция выпускала в двух версиях — на латышском и русском, для всесоюзного проката. Андрею приходилось переводить дикторские тексты, подстрочники песен. Самое сложное — подобрать лексический эквивалент, чтобы передать не только смысл, но и настроение. Это можно сравнить с авторским переводом стихов. Андрей до сих пор гордится некоторыми своими редакторскими находками.

Но главное — общение с мэтрами. Даже просто околокиношные разговоры с режиссерами и опытными редакторами, такими как Изольда Дамбране, Агрис Редович, Август Сукутс (основатель "Арсенала"), были бесценными для начинающего телевизионщика. А уж заслужить похвалу от маститого коллеги — вот где был настоящий кайф!

Самой большой работой Андрея в то время стал полнометражный документальный фильм Родриго Рикардса "Поэма о воде", снятый к международному фестивалю "Человек и море", где занял второе место. Тема: вода в традициях разных народов. Снимали в Эстонии, Литве, России, в Ташкенте и Ашхабаде. Это были незабываемые командировки. А спонсором, и весьма щедрым, было тогда государство.

Главный военно–патриотический человек

Через три с половиной года редакция молодежных программ все–таки переманила его — Андрею предложили заняться военными передачами.

— Я до сих пор помню все военные даты: день ПВО, День пограничника, день ВДВ, День танкиста, День ракетных войск и артиллерии… — смеется Андрей. — Ведь к каждой дате нужно было подготовить 45–минутную, а то и часовую программу.

— До него на этой передаче много лет "сидел" редактор, который, наверно, устал от этой тематики. Ведь проще пригласить очередного генерала — "говорящую голову", который в кадре по бумажке прочтет подготовленный офицерами политотдела текст, — дополняет Валерия Альбертовна.

Андрей, любознательный и легкий на подъем, с официозом покончил. Он ездил по республике и за ее пределы и снимал живые киноочерки и сюжеты — в Вайнеде, где стоял полк ПВО, в авиационных полках в Лиелварде и Лоциках под Даугавпилсом, выброску десанта под Руклой, в Литве, морских пограничников в Таллине, в Лиепае — подводников после шестимесячного похода в Атлантику, в Калининграде — бригаду морской пехоты, которая отправлялась к берегам Анголы.

В "ведении" Андрея были Прибалтийский военный округ, Прибалтийский пограничный округ, Балтфлот, ДОСААФ, военкоматы.

— Я был главный военно–патриотический человек на Латвийском телевидении, — смеется Андрей. — "По блату" устраивал для коллег экскурсии в закрытые для обычных людей погранзоны, например, на самолете летали на остров Сааремаа. Яковлев старался снимать офицеров–латышей. А их было немало в вооруженных силах. И многие потом в независимой Латвии заняли серьезные посты: Илмарс Лешинский, командующий морскими силами, Янис Адамсонс, замначальника штаба в бригаде морчастей погранвойск, а впоследствии депутат сейма (Андрей снимал его на Дальнем Востоке — на Шикотане), Валдис Матис, ныне — военный атташе Латвии в Москве, до этого — начальник Национальной академии обороны, а тогда — старший преподаватель Военной академии им. М. Фрунзе, генерал Гунар Алкснис, начальник учебной части той же академии, а потом первый военный атташе в России при после Янисе Петерсе, зам. командующего морскими силами Андрей Звайгзне во времена СССР в Лиепае командовал малым противолодочным кораблем, генерал Гунар Даболиньш, наш теперешний главный пограничник, тоже служил в Лиепае, был подводником. Все они были героями передач "Возмужания".

Что ж, достойные кадры воспитала Советская армия для ВС независимой Латвии. И то сказать, армия — единственная область, где непрофессионалам — бывшим гинекологам, фольклористам и учителям химии — теплое местечко не светит.

Как изгоняли инакомыслие

Но вот к концу 80–х выяснилось, что армия у нас оккупационная. Коллеги–народнофронтовцы начали намекать Яковлеву, что следует показывать в передачах неуставные отношения в армии, да с упором на то, как бьют ребят из стран Балтии. Но в реальности Андрей видел другое — ребята из Прибалтики служили, как правило, достойно, гонений по национальному признаку в отношении них не было. Командиры доверяли им, давали ответственные поручения. Дедовщина, конечно, была, и вообще проблем в армии более чем достаточно. Но Андрей не хотел топтать Красную армию, что в то время было модно. Из–за этого с некоторыми коллегами в отношениях возникла напряженность.

— Кое–кто из коллег, кто пел мне дифирамбы, какой у меня замечательный сын, при встрече перестал здороваться, — вспоминает его мама.

— Но были ведь и те, кто на редакционной летучке мог сказать: а красиво ли мы ведем себя по отношению к Андрею? — добавляет сын.

— Национальная эйфория — она ведь как заразная болезнь: один переболел ею как ветрянкой, другой не смог излечиться, а у кого–то оказался стойкий иммунитет.

Лебединой песней Андрея Яковлева на Латвийском ТВ стал полуторачасовой эфир накануне принятия Верховным Советом ЛССР поправок от НФЛ об освобождении от воинской службы пацифистов.

— Это был самый нервный прямой эфир в моей жизни, — вспоминает он. — В 6–й студии слева от меня на сцене сидели так называемые неформальные молодежные лидеры, например, Эйнарс Репше, справа — генералы и адмиралы из политуправления ПрибВО и Балтфлота. На дискуссию пришли без приглашения и представители весьма одиозного на то время ДННЛ — Андрейс Крастиньш, будущий министр обороны, и Александрс Кирштейнс, нынешний председатель комиссии сейма по международным делам.

А места уже были распределены, я предложил им сесть в амфитеатре среди публики и обещал дать слово. В зале образовались два противоборствующих лагеря: с одной стороны — национально озабоченные будущие политики и женщины из Национальной лиги матерей, с другой — офицеры из училищ им. Алксниса и им. Бирюзова. Они буквально вырывали друг у друга микрофон. Его даже пришлось несколько раз выключать — так накалились страсти. К тому же мне приходилось синхронно переводить в прямом эфире генералам вопросы Кирштейнса и Крастиньша, которые принципиально задавали их по–латышски. Почему–то потом коллеги на меня за это обиделись. Но что мне было делать? Генералы–то по–латышски не понимали.

После скандальной передачи Яковлева отправили в "ссылку" — в коммерческую редакцию. Действующего журналиста поставили заведовать титрами. Позже пришлось уволиться "по собственному".

Так в 1989 году заканчивалась на Латвийском ТВ краткая эпоха свободы мнений. Позже латвийский эфир снова взяли под контроль функционеры. Национально озабоченные. Точнее — озаботившиеся. Как и в "оккупационные" времена, иные из нынешних блюстителей чистоты национального эфира с таким же рвением изгоняют инакомыслие из тогдашних СМИ. Правда, теперь его выкорчевывают финансовыми методами. Чего стоит огромный штраф, наложенный Госкомитетом по телерадиовещанию на Первый Балтийский канал за "необъективную" в е р с и ю исторических событий 1939–1940 годов. Заметьте, наказывают не за искажение фактов, а за их трактовку.

Не кивай на систему…

Но прессинг цензуры зависит в большей мере не от системы, а от конкретных личностей. Валерия Альбертовна рассказала, как в начале 70–х Москва завернула одну из первых цветных программ — концерт детского народного ансабля "Роталя". Потому что у одного мальчика–танцора, на взгляд московского куратора — не слишком умной дамы, были… слишком длинные волосы. Второй случай еще более дурацкий: на столетие Домского собора был записан концерт в его отреставрированных стенах. После просмотра записи из Москвы раздался звонок: "В таком виде программу в эфир не пропустим. Там, где у вас играет Лисицына, в кадр попадают библейские сюжеты". Чтобы не терять один из лучших номеров, пришлось перемонтировать отснятый материал — вместо "Хождения по водам" в росписи балкона вставлять кадры с люстрами и витражами.

— Но потом партийным куратором музыкального вещания к нам назначили Жанну Ивановну Гусеву. Так она все пропускала и даже пробивала удвоенный хронометраж для хороших передач, — говорит Валерия Альбертовна. Я спросила друзей, почему на Латвийском ТВ, где работали очень интеллигентные люди, в годы Атмоды пышным цветом расцвела ксенофобия. Межнациональные отношения можно обсуждать по–разному. Но в те годы огромное количество некорректных телесюжетов и выступлений посеяли в душах людей глубокую взаимную неприязнь. Не забуду, например, оскорбительный клип про русских "мигрантов", который лично я восприняла как пощечину. Ибо моих соплеменников идентифицировали как Ваньку и Маньку, тупых и вульгарных, лузгающих семечки и наяривающих на гармошке.

— Такой клип могли бы снять о себе сами русские, — размышляет на эту тему Андрей. — Каждый народ вправе сам над собой иронизировать. Но что происходят с сознанием, когда люди долго варятся в своем соку? Видимо, столь велико желание отличиться в своей узкой референтной группе, что они начинают наплевательски относиться к тому, как это будет воспринято другими людьми. Это не было массово. Но в тот период те, кто хотел остаться объективным, а таких было немало, молчали — из чувства самосохранения.

Что ж, они сохранили себя. И телевидение латвийское живет и здравствует. Многое в нем поменялось. Не все — в лучшую сторону. Но каким оно будет в новом столетии, зависит не только от технической оснащенности, но и от честности профессионалов телеэфира.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!