Во всем мире помнят об ужасах и миллионах жертв изощренной системы концентрационных лагерей, внедренной и доведенной до совершенства адской машиной Третьего рейха. А вот у нас в Латвии, где был создан свой местный ад для узников в Саласпилсе и резекненском Шталаге, официальные власти стараются не ворошить кровавое прошлое.
Напоминают о нем лишь истертые плиты Саласпилсского мемориала, куда не водят зарубежные делегации, мемориальный музей Холокоста, размещенный в здании Еврейского общества, да гранитное надгробие на запущенном Покровском кладбище. "Здесь похоронены 29 воинов Советской армии — защитников г. Риги от немецко–фашистских захватчиков в 1941 году и 17 детей из советского детдома, замученных от непрерывного выкачивания крови фашистскими палачами". Эта скромная плита установлена в 1949 или 1950 году как напоминание об изуверствах фашизма, которые не могут быть оправданы за давностью срока.
Между тем в независимой Латвии такие оправдания усиленно ищут. Выжившим узникам Саласпилса отказывают в льготах и статусе репрессированных, мотивируя тем, что лагерь, мол, был трудовым и пересыльным для военнопленных, и ничего страшного там не происходило. А для детей, перемещенных из зоны боевых действий, пребывание в Саласпилсе, дескать, и вовсе стало спасением. Так их уберегли от смерти под бомбами и снарядами.
Такая вот циничная сказочка. О том, что на самом деле происходило за колючей проволокой Саласпилса, еще в начале восьмидесятых годов подробно писала наша "Советская молодежь". Корреспондент "молодежки" Андрей Майданов провел серьезное журналистское расследование — изучил архивы, опросил живых свидетелей, которые рассказали ужасающую правду: малолетних детей в Саласпилсе не только разлучали с родителями, морили голодом, держали в скотских условиях, но и использовали как доноров — у них брали кровь для раненых солдат рейха, причем выкачивали ее в прямом смысле до последней капли. Ослабленных от недоедания, обескровленных детей ликвидировали как ненужный материал.
Лишь 17 ребятишек из 12 тысяч замученных в Саласпилсе упокоились на Покровском. Журналист Светлана Видякина вместе с другими энтузиастами Пушкинского общества провела колоссальную работу по сбору сведений обо всех погребениях этого русского погоста. В изданную в прошлом году книгу "Покровское кладбище, слава и забвение", составленную из архивных документов и воспоминаний, авторы включили и главу, посвященную надгробию над братской могилой защитников Риги и маленьких мучеников Саласпилса. С разрешения Светланы Видякиной процитирую часть приведенных в книге свидетельств очевидцев — о том, как "спасали от войны" в Саласпилсском "санатории" русских и белорусских детишек.
Вот, например, что осталось в памяти Лины Шмелевой из Риги, попавшей в Саласпилс уже подростком 14 лет: "Нары у нас были четырехэтажные. Дети были все вместе разных возрастов — от годовалого (!) до пяти–семи лет. Бывало, принесут большой бак бурды: в воде плавают всякие там отходы — головки от кильки, кишки, очистки от картофеля и прочее. Кушать давали в маленьких ведерках — сейчас такими играют дети в песке. Пока с третьего или четвертого этажа сползем — остаемся без еды. Старших гоняли по ночам плести соломенную тесьму, из нее потом делали утепления для сапог. Часто гоняли нас на уколы: выбирали кровь…"
Из воспоминаний Микелиса Шмидта: "Помню тот день, как будто это было вчера. Пошел я в волостную управу за разрешением на помол. Вижу, стоит автомашина с металлической будкой: она была приспособлена для уничтожения людей газом. Из машины на землю выбросили несколько заморенных детей. Оказывается, старший волостной управы Петерсон просил, чтобы привезли детей из Саласпилсского концлагеря. Быть может, окрестным крестьянам понадобятся пастухи. Старших уже всех разобрали. Остались только самые маленькие. Посмотрел я на них: сидят в грязи, сцепились крепко ручонками. Тощие, вспухшие от голода, дрожащие от холода и страха, одетые в лохмотья, посиневшие от стужи. Подошел, погладил по остриженным головкам. Они обхватили мои ноги тонкими ручонками, сердечки трепещут, как у выброшенных из гнезда птенцов. Немец сказал мне: "Если не возьмешь — уничтожим в душегубке, живых назад не повезем". — Мог ли не взять?"
А вот свидетельство Марии Глинской, которое приводит в своей книге "Освейская трагедия" белорусский исследователь Сергей Панизник. Она выжила чудом — благодаря крестьянину Браслиньшу. В концлагере ее, маленькую девочку, оторвали от матери и хотели "пустить в расход" — как слишком слабенькую. "В Саласпилсе существовал такой порядок: крайне истощенных, ослабевших детей запихивали в ящики, которые закапывали в землю за забором лагеря. Хотя и живая, но в состоянии крайнего истощения я, как мне потом рассказал Браслиньш, тоже была упакована в ящик. Он меня спас. Моя пронумерованная душа была своевременно извлечена из пронумерованного ящика. Вот так я и явилась с того света".
Партии обреченных на смерть малышей из Саласпилса передавали православным монахиням из Рижского женского монастыря. Помыв и подкормив их, монахини раздавали детей по семьям. Среди рижан оказалось много сердобольных людей, которые взяли на себя заботу о подранках, но не все малыши впоследствии выжили — их физические ресурсы были полностью исчерпаны за месяцы, проведенные в лагерных бараках. Многих ребятишек забрали хозяева латвийских хуторов. Кому–то из юных батраков повезло — если саймниекс был добрый. Но многих ребятишек на полевых и домашних работах не щадили. Но все–таки и это был счастливый шанс выжить.
Матушка Евсевия, которая принимала непосредственное участие в спасении малолетних узников, умерла лишь год назад. Матушка рассказывала, например, как детей–дистрофиков, "списанных" фашистами из Саласпилса "за ненадобностью", во время облав монахини прятали в кладбищенских склепах и под могильными плитами, чтобы славянских "заморышей" шуцманы повторно не отправили на тот свет.
А другая монахиня — матушка Никона сама была в ту пору ребенком и узницей Саласпилса. Она вспоминает, что часто лагерная охрана жалела на изможденных детей даже пули — их отправляли в лес, в непролазную болотную топь якобы за морошкой. Малыши оттуда никогда не возвращались. Никону тоже послали "по ягоды". Когда она окончательно заплутала и поняла, что никогда не выберется, вспомнила молитву Богородице, которой ее научила мать. И начала страстно молиться о спасении. Произошло чудо. Перед девочкой явился образ женщины, которая поманила ребенка за собой. И так и шла впереди — пока не вывела Никону на опушку. Никона была единственной узницей, которой удалось вернуться из леса живой и невредимой, чему охранники были несказанно удивлены.
Рижский женский монастырь после войны стал своеобразным информационным центром поиска. Матушка Евсевия заводила на каждого взятого из лагеря ребенка личную карточку — чтобы впоследствии помочь родителям найти своих детей. В нее записывала имя, фамилию, в какую волость, семью, на какой хутор отправлен ребенок. После войны в монастырь приезжали родственники, приходили письма со всей страны от людей, разыскивавших следы без вести пропавших близких. Позже эта бесценная картотека из монастыря была передана в Государственный исторический архив Латвии. Сергей Панизник в свое время получил доступ к этим документам. По его словам, это десятки тетрадей с фамилиями детей.
12 тысяч — столько малолетних мучеников уморили в "исправительно–трудовом санатории" Саласпилс. Это из 100 тысяч всех замученных здесь узников. Лишь 14 из 17 имен детей, что похоронены на Покровском кладбище, удалось установить по церковным книгам. Клавдия, Евгения, Нина, Валерия, Ольга, Валентина, Татьяна, Николай, Владимир, Анна, Валентина, Елена…
К этому надгробию официальные делегации венков не возлагают. Но простые люди приносят сюда скромные букетики живых цветов.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
