Имущество есть, прав — нет
— Вы заявили, что договор, заключенный между Латвийским агентством приватизации и частным акционером Ventspils nafta (VN) — компанией Latvijas Naftas tranzits (LNT), не выгоден государству и поэтому его нужно расторгнуть. Почему столь радикальная идея возникла именно сейчас, а не полгода назад, к примеру?
— О том, что договор не выгоден государству, я говорил давным-давно. Но сей- час вопрос об условиях договора вновь стал актуальным в связи с заявлением компании LNT о том, что она хочет воспользоваться своим правом на покупку 5 процентов акций нефтетерминала, зарезервированных за ней. Это оговорено в правилах приватизации VN и акционерном договоре. LNT подала соответствующее заявление в апреле — вот тогда вопрос об условиях договора вновь обострился.
— Если право на приобретение 5-процентного пакета акций оговорено в правилах приватизации, какие могут быть претензии к LNT?
— Теперь я продолжу о самом договоре. В договоре обычно участвуют две стороны, и подразумевается, что обе из них извлекают для себя какую- то выгоду. Однако, согласно соглашению между Агентством приватизации и LNT, государство, будучи совладельцем предприятия, не имеет никаких прав и льгот. Например, государство никогда не получало дивидендов. Есть и другие пункты, которые мне как экономисту совершенно непонятны. Скажем, акционеры перед голосованием должны оговорить принцип голосования. И голосовать они могут в том случае, если согласовали этот принцип. А если нет, то голосуют только частные акционеры. Это нелепость. Объяснялось это тем, что инвестору нужно развивать предприятие, а государство не должно ему мешать.
— Предположим, договор плохой (хотя никто из журналистов его и не видел), почему в таком случае вы его просто не пересмотрите? Почему речь идет о расторжении?
— Как министр экономики я отмечаю в этом договоре очень многие позиции, не выгодные государству, и я могу это доказать. Кроме того, как соучредитель этого предприятия я все-таки должен знать, как это предприятие на меня работает.
— А сейчас вы не знаете?
— Сейчас знаю, что оно работает невыгодно для государства. Мы не получаем дивидендов, не можем принять решение о продаже или покупке имущества, мы не участвуем в каких-то стратегических действиях. Договор нам этого не позволяет.
Продажа не самоцель
— Где экономическая логика: стремиться управлять предприятием, которое процветающим не назовешь?
— Вы задали неправильный вопрос. Во-первых, предприятие работает. Во-вторых, оно имеет очень большие активы. Да, оно не имеет столь больших объемов и такой прибыли, какую могло бы иметь. Но я бы задал другой вопрос: а почему нам не стремиться к этому? Я считаю, что государством надо управлять по-хозяйски. Кстати, сама Ventspils nafta требует от государства, чтобы оно его защищало. Мы готовы на такое. Но какая нам от этого будет польза?..
— Правильно ли мы понимаем, что вы как представитель государства просто хотите получать больше денег?
— Да, я хочу иметь больше денег.
— Как министру экономики вам должно быть известно, что прибыли без вложений не бывает. Вы готовы вкладывать деньги в развитие предприятия, которому предстоит расширять железнодорожные узлы, строить эстакады, чтобы переваливать больше нефти и нефтепродуктов, приходящих в цистернах? Айвар Лембергс размер вложений оценил в 25 миллионов долларов.
— А кто такой господин Лембергс? Он принимает решения по VN как акционер, участник совета или правления? А цифру можно назвать любую — хоть 50 миллионов. Тогда будет больше веток… Я не понимаю сути вопроса.
— Если вы совладелец и хотите получать больше прибыли от предприятия, находящегося не в блестящем положении, то придется в него вкладываться. Государство как акционер готово к этому?
— Государство и так много вложило. Например, те неполученные за шесть лет дивиденды.
— Сколько это в денежном выражении?
— Много.
— Много — это сколько?
— Возьмите и посчитайте, какая была прибыль у предприятия, и отсчитайте 40 процентов от этой прибыли. Я не считал. Зачем?
— Разве как "обиженному" собственнику вам это не интересно?
— Это вам интересно! (Смеется.)
— Еще нам интересно, как правительство будет распоряжаться своей долей акций? Бытует мнение, что вся эта шумиха вокруг LNT (проверка Генпрокуратурой законности приватизации нефтетерминала, сообщения о "серьезных" инвесторах, которые не подтверждаются, ваше заявление о необходимости расторгнуть акционерный договор) поднимается с одной целью — сбить цену VN.
— Мы живем в правовом государстве. Было бы очень странно, если бы при наличии информации, доказывающей, что имеются некие нарушения, мы бы не расследовали это. Заявление было подано в прокуратуру, чтобы она проверила, имеет ли данная информация доказуемую базу. Так что я не вижу здесь никакой связи с ценой. Да и в любом случае государством такая цель, о какой вы говорили, не преследуется. Если говорить о продаже государственной доли акций — это не самоцель. Мы хотим участвовать в управлении предприятием и получать максимально возможную выгоду. Кроме того, сейчас не самый лучший момент для продажи. Предприятие выгодно продавать лишь тогда, когда оно работает на максимальную мощность.
Но если объявятся очень хорошие инвесторы, которые предложат очень выгодную цену, мы как собственники доли опять-таки имеем право вести диалог. Однако на сегодняшний день я таких назвать не могу.
— Вы уже знаете цену, за которую государство было бы согласно продать свою долю VN?
— Не знаю, потому что она никогда до конца не подсчитывалась. Но если бы мы приняли решение о продаже, то рассчитали бы такую цену, по нашим меркам, какая бы нас устраивала. И каким-то образом доказали бы ее.
Климат портится
— Не можем обойти вниманием и еще один скандал — строительство Saules akmens. Ситуация весьма странная: несмотря на политический ажиотаж, небоскреб растет как гриб и никто, похоже, не собирается его сносить…
— Да, ситуация нехорошая… Самое плохое, что одно госучреждение, оказывается, может выдать разрешение частному инвестору, а другое госучреждение может сие оспорить. Это, конечно, не лучшим образом влияет на инвестиционный климат в нашей стране. К тому же если что-то сделано незаконно, то надо это рассматривать. Но я думаю, что ситуация будет разрешена юридически и хозяйственно эффективно.
— Насколько мы понимаем, право наложить вето на строительство есть только у вас. И при этом заказчик строительства предприниматель Виестур Козиолс — ваш штатный советник. Нет ли здесь конфликта интересов?
— Во-первых, у меня нет права вето. Право вето — у суда и закона. Да, строительная инспекция — ведомство Минэкономики. Но это независимое учреждение, и оно должно следовать закону и всем нормативным актам о строительной инспекции. Во-вторых, не вижу никакого конфликта интересов. Заказчик проекта — Hansabanka, и он же его реализует. Виестур Козиолс здесь ни при чем.
— Но ведь Козиолс — владелец ООО Kїpsalas Saules akmens!
— Я не знаю такой фирмы вообще. Лучше проверьте эту информацию, прежде чем писать. Это мой вам совет. Я не вижу никакой связи Козиолса с этим объектом и проектом.
Следуя совету министра экономики, мы эту информацию проверили. Если верить данным Lursoft, ООО Kїpsalas Saules akmens все-таки существует, хоть г-ну Луянсу ничего об этой фирме и неизвестно. Что же касается владельцев, то, действительно, Виестура Козиолса в этой компании и след простыл. Что интересно, изменения в составе учредителей произошли в середине ноября — сразу после того как было сформировано новое правительство и Виестур Козиолс стал штатным советником г-на Луянса. А вот до этого Виестур Козиолс был председателем правления этой компании и держателем 25% капитала. Что интересно, "засветился" в этом предприятии и сопартиец Луянса, вице-премьер Айнар Шлесерс (тоже 25%). А сейчас единственным владельцем фирмы является Merks — генподрядчик строительства. Любопытно будет посмотреть на состав учредителей после того, как небоскреб будет построен…
— Виестур Козиолс — бизнес-партнер ваших однопартийцев Айнара Шлесерса и Арнольда Лаксы, держит совместно с ними доли в десятках предприятий. Было бы наивно думать, что это не влияет на принятие решений.
— Как мой советник Козиолс работает только в интересах государства. А я его советы использую для принятия тех или иных компетентных решений.
Зачем Козиолса пустили в порт?
— Кстати, а почему именно Козиолс представляет Министерство экономики в правлении Рижского свободного порта?
— Потому что мне кажется, что он полностью соответствует этой должности. По опыту и компетентности.
— Но какой же у него опыт в портовом хозяйстве, если он всю жизнь занимался недвижимостью?!
— Ну почему? Он занимался торговлей — а это именно то, чем занимаются порты.
— Но одно дело торговать продуктами в RIMI, и совсем другое — грузами, которые идут через порты.
— Во-первых, правление как таковое не торгует. Оно занимается руководством всей портовой среды. И там требуются опыт и логика предпринимательства. Мне кажется, что Козиолс мог бы улучшить предпринимательскую среду. По-моему, Рижский свободный порт сейчас работает далеко не лучшим образом. Мне жаловались многие инвесторы, например Statoil, на действия правления. А, кстати, почему вы ничего не спрашиваете об экономике, о работе министерства?
— Мы думаем, что гораздо интереснее обсудить злободневные темы…
— Разве интересно спрашивать все время об одном и том же, тем более что об этом пишут во всех газетах?
С житейских позиций
— И все-таки, зная о ситуации в Рижском свободном порту, можно с уверенностью утверждать, что одним Козиолсом положение не исправить.
— Согласен! Но по Закону о Рижском свободном порте он находится под контролем Рижской думы. И государственные представители там в меньшинстве. Надеюсь, что Сейм примет изменения в законе и будут сбалансированы интересы государства и самоуправления. И тогда государство вправе оспаривать решения представителей самоуправления. До сих пор это была игра в одни ворота.
— Но при таком положении дел роль Козиолса в улучшении предпринимательской среды вообще сводится на нет. Не имеется вариантов для ее улучшения.
— Вы считаете, что он ухудшит эту среду?
— Нет, просто получит лишнюю возможность зарабатывать деньги. Ни для кого не секрет, что Козиолс через различные предприятия — например Varner — связан с норвежским бизнесом. Сейчас в аренду сдан участок земли от Андрейосты до Вантового моста. Так вот концепцию развития этой территории будет разрабатывать норвежская компания.
— А что в этом плохого? Вы как-то слишком по-житейски рассуждаете…
— Может, и по-житейски, но другая норвежская фирма намерена в районе Андрейосты отстроить грандиозный офисный и жилой комплекс. И что примечательно: норвежский капитал хлынул в порт именно с приходом в правление Виестура Козиолса.
— Если это незаконно, я готов вместе с вами, как только вы дадите мне достоверную информацию — хоть две строчки, обратиться в прокуратуру, в суд… Ну о чем мы спорим?
— О том, что слишком часто в Латвии происходят странные вещи. Например, как оценить покупку акций Krajbanka оффшорной компанией? По мнению экспертов, государство на этой сделке могло заработать гораздо больше.
— А почему в таком случае на банк был всего один претендент, если, по-вашему, цена была низкой? Исходя из этой логики на него должна была бы стоять очередь из покупателей. Но очереди не было! К тому же продажа Krajbanka проходила с открытого устного аукциона, который является лучшим показателем стоимости "лота". И если за него больше никто не предложил, значит, он был продан за максимально возможную цену в нынешних рыночных условиях.
— Кстати, к вопросу об экономике. У нас к вам есть не вопрос, а предложение. Совместно с латгальскими предпринимателями "Телеграф" в начале июля организует в Даугавпилсе дискуссию о судьбе латвийской промышленности после вступления страны в ЕС. Вы готовы принять предложение участвовать в дискуссии?
— Большое спасибо. Я бы с удовольствием, но как раз в эти дни уезжаю в Брюссель.