Твоя голова всегда в ответе, куда сядет твой зад…
За полчаса до начала концерта Бутусов — скромный такой, невозмутимый и какой-то совсем не звездный — прибыл в сопровождении огромадных охранников в стильное подземелье клуба. Здесь ему вручили день-рожденный торт в виде гитары, сказали речь во славу, после чего предоставили десять минут на общение с "МК-Латвией".
- Что делаем? — спросил музыкант, подсаживаясь за столик.
- Берем интервью.
- Понятно. А я тут одну вашу радиостанцию обманул. Они тоже хотели интервью, а я сказал, что не будет никаких встреч с журналистами, что времени у меня нет.
- Вы не любите общаться с журналистами?
- Однозначно сказать не могу. С журналистами я общаюсь, как и с любыми людьми, по тем же законам жанра. Есть же люди, с которыми трудно общаться, которых хочется покинуть уже через минуту разговора, и сделать это хочется тихо и ничего не требуя. Так и с журналистами — либо чувствуешь себя с ними как-то душно, либо сидишь нормально и разговариваешь.
- Раз уж у вас день рождения, скажите, а как вы на этот свет появлялись — легко или тяжело? Ваша мама что про это рассказывала?
- Честно говоря, моя мама не особенно распространялась по этому поводу. Может, чуть попозже какие-то детали она мне и откроет. Хотя совсем недавно кое-что интересненькое она рассказала. Не знаю даже, как к этому относиться, — хорошо или плохо… Словом, дело было так. Раньше, знаете, ребенка после родов у матери сразу забирали — заматывали его, вешали бирку и только потом приносили на кормление. И вот когда моей маме отдали меня в виде эдакой болванки, то произнесли при этом: "Будьте поосторожнее с этим мальчиком!". Мама до сих пор так и не поняла, к чему ей это сказали. То ли они всем это говорили, то ли уже что-то лично на мой счет имелось в виду… Вот что я точно знаю — так это то, что все детство я падал и бесконечно головой стукался!
- Сотрясения мозга было?
- Сто процентов было! И хроническое сотрясение!!!
- Какой самый ценный подарок вам делали на день рождения?
- Не могу вспомнить что-нибудь очень оригинальное. Были неожиданные подарки вроде каких-то рисунков… Самой большой своей наградой я считаю, что каким-то странным образом я сподвигся на рождение сына. И для меня это больше чем подарок.
- В сорок четыре года у вас родился четвертый ребенок, а в пятьдесят пять, может, планируете родить пятого, а?
- С высоты прожитых лет могу сказать, что планировать такие глобальные вещи бесполезно…
И горе мне, если впал я в безмолвие…. - Насколько изменилось ваше отношение к сцене с момента первого выхода на нее до дня сегодняшнего?
- Изменилось настолько, насколько я пытался это отношение изменить самостоятельно. Но некоторые вещи меняются не по нашей воле, и я просто жду того момента, когда буду испытывать своевременность и уместность своего пребывания на сцене.
- Но притупленности эмоций не испытываете?
- Нет. Может быть, только чрезмерно воспринимаю что-то и испытываю от этого раздражение. Потому что когда находишься внутри сцены, есть вещи, которые я, например, слышу, а зал — нет. Вот и приходится заставлять себя не обращать ни на что внимание, а от этого идет раздражение на самого себя и, как следствие, огорчение от работы. Но добиться совершенства, чтобы все шло как по маслу, — это невозможно.
- Вас называют одним из самых статичных рок-музыкантов…
- Это еще мягко сказано! Были более точные выражения на мой счет — "пенек", "чучело огородное". Я не все эти наименования помню, но они действительно абсолютно мне соответствуют. Есть вещи, которые надо всегда называть своими именами. Знаете, народное неадекватное восприятие очень совпадает с тем, что я ощущаю на сцене.
- Но музыка-то у вас совсем другая — динамичная, ритмичная…
- Музыка — она по всем статьям другая. Музыка — это состояние, которое наблюдается в определенной среде, в атмосфере. Это такая алхимия, в которой присутствуют неведомые нам пятые-шестые элементы. И она от моего состояния на сцене не зависит. Поэтому даже если я буду очень хотеть двигаться, как Филипп Киркоров, то все равно не смогу, потому что несколько скептично, иронично и цинично отношусь к телодвижениям под музыку.
- А свои самые ранние записи вы любите прослушивать? Как воспринимаете сегодня свое творчество времен "Наутилуса"?
- С содроганием. Но иногда… Главная причина, по которой я могу взять что-то и прослушать, — это скрытое самолюбование, когда хочется убедиться в том, что сейчас я все-таки научился петь и не фальшивить. Но когда с этим лукавым умыслом начинаешь слушать свои старые песни — о, ужас! Штампы, штампы, два прихлопа-три притопа… Никакого утешения! А иногда я еще слушаю свои ранние вещи, чтобы понять, как мне удавалось сочинять песни, не имея особых ориентиров в жизни и в музыке. Я ведь тогда в воздухе витал… Поэтому для меня так важно сегодня исполнение на своих концертах песен группы "Кино". Когда мы только начинали их репетировать, я ощущал такой легкий "жаро-озноб", а потом очень много открытий для себя сделал, рефлексировать благодаря этим песням перестал. И, как человеку, мне они помогли как-то открыться, потому что я-то вообще человек закрытый и достаточно инертно воспринимаю окружающую действительность.
- Не ошибусь, если от всех поклонников скажу вам спасибо за то, что поете песни Цоя и при этом не пытаетесь повторить их один в один…
- А повторить один в один и невозможно… Тот же Юра Каспарян, который работал в "Кино", а сейчас работает с нами, не пытается этого делать. Хотя песни эти у него в крови звучат! Наша задача просто оставить все самое ценное.
- Каспарян принимает активное участие в создании ваших новых песен, аранжировок?
- А как же? Я считаю, что в смысле музыкальной нагрузки на нем даже больше ответственности, чем на мне. Я например, не вникаю в музыкальные подробности гармонического или ритмического свойства. Не потому, что мне на это наплевать, а потому, что я не музыкант по образованию. Я — градостроитель. Я все в целом воспринимаю.