Светлана Соболевская бережно раскладывает фотографии: вот Саша с сестрой, вот он с сокурсниками БРИ (учился на факультете бизнеса и менеджмента), вот в свой последний день рождения — ему исполнилось 20. Он полон энергии и собирается открывать фирму с друзьями. Мать, чтобы заработать на образование сына, год трудилась гувернанткой в Италии. А потом осталась еще на год — дочь Катя тоже выпускница. Там ее и застало известие о Сашиной болезни.
Больной — а что это?
Поскольку сын каждый день звонил Светлане и подробно рассказывал обо всех событиях, она была в курсе. Рассказывает, что все случилось молниеносно. Опаздывая на экзамен, парень промок и через день с больным горлом и температурой 40 отправился к семейному врачу Маре Дейчмане, которая принимает в частном докторате на Югле. Та констатировала ангину и выписала противовоспалительное и антибиотики.
Через 4 дня отец снова привел Сашу к семейному. С той же температурой, только рот уже был в страшных язвах. Доктор, всплеснув руками: "Что это? Я такого никогда не видела!", позвала коллегу. Констатировали обыкновенный стоматит, с тем и отправили больного долечиваться, снабдив новыми лекарствами. Еще через 3 дня отец решил везти вконец измученного сына в стоматологический институт. И только там доктор Немцев, едва взглянув на язвы, тут же их очистил, вызвал лаборанта для взятия анализа крови и положил парня в больницу. На следующий день его перевезли в гематологический центр "Линэзерса".
Кстати, "скорая" тоже не упустила случая продемонстрировать "гуманизм". В самом начале болезни Саша с сестрой звонили на "03", но там с ходу объявили, что вызов стоит 20 латов, и, поскольку лишних денег в семье не было, Саша решил терпеть. А ведь таких правил на "скорой" никогда не было! Просто "добрая душа" на том конце провода не удосужилась объяснить, что деньги берут за необоснованный вызов, а высокая температура — причина уважительная. Так вот лихо сэкономили казенный бензин за счет человеческой жизни.
Время — за, а медик — против
Острый лейкоз — болезнь загадочная. Хотя диагностировать ее легко при помощи обыкновенного анализа крови, но справиться кое–какие возможности есть только на ранних стадиях. А вот о причинах лейкоза единого мнения нет. По одной версии, это вирусная инфекция.
По другой, ее провоцирует ослабление иммунитета — ради самосохранения организм выбрасывает огромное количество лейкоцитов, которые, размножаясь в геометрической прогрессии, сжигают его на глазах. Поэтому установить — то ли ангина спровоцировала лейкоз, то ли, наоборот, стала его следствием, теперь невозможно.
Как невозможно знать, были ли у Саши шансы остаться живым. Но многое было бы ясно, если бы семейный врач с самого начала (или хотя бы со второй попытки) поставила парню верный диагноз. Или выписала направление к специалисту. В смерти сына Светлана в первую очередь винит себя. Будь она рядом, уж нашла бы вовремя опытного специалиста, но приехала слишком поздно — в тот день, когда он умер.
"Но зачем тогда нужен врач, если он не несет ответственности за свои действия? Только в стоматологии нашелся профессионал, который смог распознать опасность. А семейный врач, будучи непрофессионалом, продолжает лечить таких же мальчишек" — эта мысль не давала покоя матери и заставила ее обратиться в криминальную полицию. Тем более что официальных документов о причинах Сашиной смерти родителям не предоставили по сей день — ни результатов вскрытия, ни заключения о смерти. Но полиция лишь констатировала, что смерть не была насильственной.
Госинспекция по контролю за качеством медобслуживания (MADEKKI) все претензии матери к семейному врачу отклонила, признав лечение адекватным.
А за кого у нас эксперты?
Мы не станем анализировать медицинские тонкости, а вот явные нестыковки в процедуре лечения — вопросы вполне обсуждаемые. Ладно, с первого раза делать анализы замученному температурой и явной болезнью горла парню, может, и необязательно. Но когда в течение нескольких дней у пациента держится та же температура 40, во рту появляются непонятные язвы и диагноз совершенно неясен, кажется элементарным проверить кровь. Или отправить к сведущему специалисту.
Разумеется, первое слово за доктором Дейчмане. Но она категорически отказалась от разговора, сославшись на положительное (для нее) расследование государственной экспертизы по контролю за качеством медобслуживания (MADEKKI). Неужели эксперты этой организации не заметили элементарных противоречий в лечении? Или нашли им оправдания? На наши вопросы с готовностью зачитывают вывод: нарушений в деятельности врача не обнаружено. Через 3 дня переговоров наконец соглашаются обсудить подробности с журналистом. В соответствии с законом — строго в присутствии матери. Оказалось, логика экспертизы проста: она сделана на основании объяснительной записки семейного врача. Которая описала свои действия соответствующими правилам: анализ крови не сделала, потому что со второго визита направила парня к специалистам в стоматологию и вообще предписала ему усиленный медицинский контроль. И тут же собственной рукой доктор рапортует, что претензий родственников к ней нет.
Казалось бы, раз налицо противоречия: доктор говорит одно, а родители заявляют противоположное мнение — как раз экспертам и карты в руки. Чего проще — выяснить в стоматологии в истории Сашиной болезни, было ли направление. На это эксперты отвечают: как же мы это выясним — сам больной мог потерять направление, в больнице оно могло выпасть случайно. Мы верим только тому, что написала врач. А если она элементарно врет…
Мать уверена, что доктор задним числом вписала в карточку все то, чего не сделала, но сделать была обязана для спасения ее сына, но доказать ничего не может. В ее руках последний аргумент — рецепт на лекарства, который доктор выписала Саше.
Светлана догадалась найти его в аптеке и сделать копию. Изучаем: доктор в своем объяснении указывает одну дату выписывания этого рецепта (и, стало быть, приема пациента), а сам рецепт подписан другим числом (когда человек умирает на глазах в считанные дни, каждый день на особом счету). Эту нестыковку эксперты не могут не заметить. Хотя добыванию следов направления (или его отсутствия) по–прежнему сопротивляются, но с учетом открывшихся новых данных теперь назначают новую экспертизу.
Куда деваться — будет суд
Казалось бы, это победа. Вряд ли. С учетом существующей экспертной логики максимум, в чем можно обвинить врача, так это в плохой памяти на цифры. Ведь только благодаря собственным расследованиям–анализам–сопоставлениям уже едва держащаяся от горя на ногах мать при поддержке журналистского упрямства едва ли не измором взяла "экспертизу".
И на какой можно надеяться результат, если расследование ограничивается объяснением врача, на которого, собственно, жалуются. Работа строго формальная, за время расследования родителей ни разу не вызывали и никакими вопросами не беспокоили. Наличие этого самого рецепта упоминалось в бумагах криминальной полиции, но эксперты этим не заинтересовались.
…Дело совсем не в том, чтобы любой ценой наказать конкретного врача. Фундаментальная незащищенность каждого из нас — вот проблема. Врачебные ошибки — дело житейское, как ни тяжело это признавать. Но совсем другое — система, при которой пациент всегда не прав. И нет у него в наших условиях возможности быть услышанным. Единственная вроде бы созданная для этого структура — госэкспертиза оставляет о себе скорее ощущение дуэлянта, чем заинтересованного собеседника (помощника — вообще не говорим). А независимой экспертизы в Латвии отчего–то нет. И никаких общественных организаций подобного толка не имеется, хотя недовольных качеством медобслуживания — море.
Сами врачи эту общественную пассивность неофициально объясняют так: нет в Латвии системы здравоохранения — старую разрушили, а медицину отреформировали в соответствии с рыночными ценностями: ваше здоровье — наш бизнес. Корпоративная этика — дело святое. И советуют выход: осознать собственную ценность для себя самих и приучить считаться с этим и недобросовестных медиков, и государство. При помощи судов — тяжело и хлопотно, но иных путей не видно.