Постояльцы олайнского лагеря для нелегалов с радостью променяют его на тюрьму

Когда входишь на огороженную забором небольшую территорию лагеря, в глаза сразу бросается старый нежилой корпус с перекошенными глазницами незастекленных окон и пустых дверных проемов. Вокруг — тишина и спокойствие. Второй, жилой корпус, где сейчас содержатся 43 нелегала, на первый взгляд, похож на старый типовой заводской склад — двухэтажная коробка из серого кирпича, решетки на окнах, скрипучая дверь, у которой по-хозяйски примостился упитанный черный котяра (видимо, местный любимец). В коридорах та же тишина и неприветливые взгляды персонала, смотрящего на нас с подозрением. Гости здесь бывают нечасто.

Надежда уже умерла

Что чувствует человек, оказавшийся один против всего мира? Никому не нужные, отвергнутые своей родиной, а порой даже близкими и родными, без документов и денег, для чиновников они — очередное дело за номером таким-то, справки и выписки. Среди кипы служебных бумаг человеческая судьба теряется где-то меж страниц. Боль, отчаяние, безысходность… Этого не разглядишь за стеной сухих цифр и формулировок. Эти люди, запертые в четырех стенах олайнского лагеря для нелегальных эмигрантов, в ожидании своей участи уже разучились радоваться и улыбаться.

"Мы живем хуже, чем в тюрьме", — говорят они. Кому как не им известны все прелести острожной жизни — многие из поселенцев лагеря оказались вне закона после освобождения из мест заключения. Большинство местных обитателей готовы променять сомнительную свободу в тесной комнатке с видом на тюремные корпуса на нары за решеткой в сотне метрах отсюда.

Они все врут

Вместе с "Телеграфом" в олайнский лагерь приехала и съемочная группа НТВ. В тот день обитатели лагеря объявили голодовку. Большинство из живущих здесь родом из России. Трое отчаявшихся (россияне Александр Федоров, Петр Михнов и эстонец Марек Рога) были готовы отказаться от своего и без того скудного пайка, чтобы получить хоть капельку надежды. Они месяцами ждут решения чиновников. Через два дня они отказались от голодовки — здоровье и без того подорвано неполноценным питанием и отсутствием нормального медицинского обслуживания.

В день на одного человека выделяется 0,78 Ls, и дешевых продуктов еле хватает на то, чтоб не умереть c голоду. Тех, у кого есть друзья или знакомые за этими стенами с колючей проволокой, можно считать счастливчиками: изредка на их столе появляются хоть какие-то овощи или фрукты. Больные люди вынуждены принимать лекарства с истекшим сроком годности — других, как они говорят, им не дают.

Старший офицер медицинского отделения Главного управления погранохраны Ингрида Савранская уверена, что это неправда. "Им положены только препараты для оказания неотложной помощи, — говорит она — а то, что они показывали вам, наверняка, взяли у каких-нибудь знакомых. Мы на руки лекарств не выдаем". Сомнительно, однако, чтобы все обитатели лагеря так слаженно, как по нотам, врали. Остается предположить, что у нелегалов где-то там, снаружи, есть "свой", один на всех, поставщик просроченных медикаментов.

Недавно депортированной в Россию на седьмом месяце беременности Ирине Макаровой всей "коммуной" скидывались на оплату визита к гинекологу, куда ее водили под конвоем. Беременность для нелегалок регламентом не предусмотрена. И, скорее всего, именно беременность ускорила депортацию Ирины — если бы малыш появился на свет здесь, то ее шансы остаться в Латвии полноправным жителем как матери гражданина существенно увеличились бы.

Ненужные дети

24-летнего Марека Рогу в Эстонии ждет мать. Она тяжело больна — ее парализовало после инсульта. Марек даже не знает, как она сейчас себя чувствует, есть ли кому за ней ухаживать. "Я не могу ей позвонить, администрация этого делать не позволяет, а на карточку нет денег", — говорит он. На его глаза наворачиваются слезы. Видно, что парень держится из последних сил. Он мог бы отправиться домой хоть сегодня, но его родная страна не желает принимать блудного сына, который 5 лет провел в колонии, осужденный за кражу. Эстонское посольство отфутболивает запросы иммиграционной службы на выдачу Мареку возвратного разрешения.

Ни Россия, ни Украина, ни Белоруссия не рвутся прижать к материнской груди непутевых сыновей и дочерей. Владимир Горбарчук о своих злоключениях рассказывает взахлеб — накипело. После смены белорусского посла его дело застряло где-то в недрах чиновничьих кабинетов. Однажды от безысходности он даже порезал себя лезвием. В доказательство продемонстрировал нам испещренную страшными шрамами грудь. В результате был отправлен в знаменитую "дурку" на улице Твайка в Саркандаугаве, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Об этом он вспоминает с содроганием. "Санитары одевали мне на голову полиэтиленовый пакет, потом душили подушкой", — говорит он. В прошлом году, как рассказал Горбарчук, он и еще несколько человек устроили бунт, один даже пытался выброситься из окна и поранил голову. "Они (администрация. — Прим. авт.) вызвали спецподразделение и лично мне угрожали пустить пулю в лоб", — от пережитых эмоций Владимир говорит сбивчиво и глотает окончания слов.

"Этот контингент склонен к суициду, это ведь на 70%, извините, зэки", — это слово Ингрида Савранская произносит словно неприличное ругательство. Думаю, тюремное прошлое тут ни при чем, в этих четырех стенах любой человек долго не протянет. На прогулку, подышать свежим воздухом — только по двое и под охраной. После побега двоих и без того строгие правила ужесточили до такой степени, что оба крыла второго этажа здания, где живут нелегалы, днем и ночью заперты на замок.

Война — не повод для бегства

Больнее всего видеть здесь детей. Семья Нунаевых оказалась в Латвии по единственной причине — бежали из Чечни от войны. В свое время они почти получили статус беженцев в Литве, но, как рассказывает глава семьи, 39-летний Рамзан, "по телевизору показывали, что в Чечне все нормально, и мы решили вернуться на родину, а попали под бомбежки".

Сначала их поселили в центре беженцев, который находится в Муцениеки. Запрос Нунаевых о получении статуса политических беженцев отклонили, а семью с тремя детьми перевезли в олайнский лагерь. Как им объяснили, у них нет оснований просить политического убежища.

"Какое еще нужно основание, — возмущается Рамзан — если там война идет". Совсем недавно им предоставили просторную комнату, до этого они впятером ютились в маленькой душной каморке. "Мы семь месяцев не ходили в душ, — продолжает жена Рамзана Роза, — а детей и в коридор боюсь выпускать. Вдруг туберкулез, чесотка…" Старшему мальчику Рашиду 8 лет, что такое школа, он не знает. "Не положено", — отвечает, как отрезает, администрация. "Спасибо Руслану и Артуру (охранники. — Прим. авт.), вот, — Рамзан показывает на стоящий у стены телевизор, — отдали нам свой. Видик принесли, кассеты с мультиками для детей. Одеждой помогают, сладости, игрушки детям приносят". Младшая, 3-летняя Тамила старается показать нам свой новый красивый костюмчик, подаренный как раз сегодня.

Их земляк Башир Толдыев — старожил лагеря. В 1992 году у него украли паспорт, и он оказался вне закона. Уже пошел шестой год, как живет здесь. В свои 57 выглядит на все 70, а то и больше. На все заявления получает стандартные отписки вроде "ваше дело рассматривается". Российская сторона уже несколько лет подряд категорически отказывается принять человека с "опальной" национальностью.

Хорошо быть кошкою

В комнате, где живут Оксана и Ольга, сразу становится понятным — здесь живут женщины. Чисто и прибрано, на маленькой электрической плитке варится нехитрый обед, на подоконнике — горшок с цветком, с потолка свисают самодельные игрушки, вырезанные из пенопласта. Из-под стола в погоне за теннисным мячиком выскакивает пушистая черная кошка. Она тоже в своем роде нелегалка, животных здесь держать не положено. "Это Багира, — говорит Оксана, — у нее и то больше прав, чем у нас. Она по крайней мере здесь родилась, и ей не нужны документы". Оксана приехала в Латвию к подруге 12 лет назад, когда серьезно поссорилась с отцом. Паспорт остался у него. Теперь ни отец, ни мать, у которых другие семьи, не желают видеть взрослую дочь, а уж тем более предоставлять ей жилплощадь. А без этого ей домой на Украину не вернуться. Видимо, квартирный вопрос испортил не только москвичей.

"Я бы уехала в Россию, — говорит Оксана, — да все равно куда, лишь бы отсюда выбраться, но у меня там, кроме жениха, никого нет. Но он мне не родственник". Руководство погранохраны признает, что лагерь требует немедленной реконструкции. В 2003 году планируется построить новый лагерь в Даугавпилсе, где будут 2 здания: для нелегалов и для размещения беженцев. Один центр беженцев, где в данный момент находятся 4 человека, уже есть в Муцениеки — шикарное здание с чуть ли не евроремонтом и удобствами.

К вопросам беженцев Европа относится строго, неспроста сейчас перекраивается и законодательство. Нелегальные иммигранты Европу не интересуют, лишь бы к ним не въезжали. Мы же сами пока помочь им не в силах. А люди тем временем, пока чиновники не могут договориться между собой, становятся заложниками бюрократии и ксенофобии.