"Перевод русских детей на латышский язык обучения — это инквизиция, а не реформа" — к такому выводу после многостороннего изучения вопроса пришла учительница истории 44–й рижской школы Наталья Шкестере.
Под этими словами могли бы подписаться очень многие русские учителя, но честно и открыто говорить о вреде реформы решаются единицы. Давно замечено, что это уверенные в себе профессионалы, не имеющие проблем с госязыком. Наталья Шкестере из их числа. "Я не осуждаю безмолвствующих коллег, люди боятся остаться без куска хлеба. Но своим молчанием они сами подписывают себе приговор, потому что широкая профессиональная дискуссия могла бы повлиять на ситуацию. Я не буду говорить за всех, выскажу только свое личное мнение", — подчеркивает Наталья.

— А оно небеспочвенно. Я уже несколько лет веду уроки на латышском языке у латышских и русских детей плюс билингвально в русском потоке преподаю старшим классам. В течение двух последних лет я самостоятельно и регулярно исследовала влияние новшеств на русских детей, проводила анкетирование, опросы. Мне нужно было понять: доброе дело я делаю или нет. Итак, в обучении русских детей на латышском языке я обнаружила следующие минусы:

  • учитель вынужден использовать примитивную лексику, чтобы дети поняли элементарные вещи;
  • ученики с трудом воспринимают материал;
  • учебники практически не востребуются, потому что детям трудно их читать;
  • учебные фильмы используются ими в основном как картинки;
  • использование учебной литературы практически равно нулю;
  • успеваемость снижается в среднем на 3 балла;
  • ухудшается дисциплина (раз не понимают, неинтересно сидеть на уроке);
  • снижается посещаемость;
  • как следствие всего этого возникает негативное отношение к предмету.

И все это при одном сомнительном плюсе: дети, может быть, будут знать латышский язык. Что и как они будут знать — нетрудно догадаться даже непосвященному.

— Выходит, плохо ваших учеников учат латышскому языку?

— Этот вопрос приходил и в их головы, и мы вместе разбирались. По латышскому у них хорошие оценки. Дело в том, что требования к нему на уроках латышского ниже, чем на уроках истории. Там им надо перевести текст, выполнить упражнения, а здесь требуется понять исторический факт, закономерности науки, научиться делать выводы, вызубрить термины и уметь их правильно использовать. Опытным путем я пришла к старой аксиоме: язык нужно учить отдельно — предмет отдельно. Возможно на нем преподавать историю Латвии, ее географию, но ни в коем случае не мировую историю.

Основываясь на своих исследованиях, я считаю, что реформа преследует не образовательные, а социально–политические цели. Она совершенно определенно направлена не на улучшение знаний госязыка и интеграцию детей, как декларируется, а на снижение их конкурентоспособности. Так как сейчас выпускники русских школ поступают на бюджетные места в латвийские вузы, в мировые, потому что обладают качественными знаниями по предметам, свободно владеют мировым — русским языком и в большинстве прекрасно знают латышский. Если реформа будет запущена, все это они потеряют. Это будет потерянное поколение, толком не владеющее ни русским, ни латышским и не умеющее творчески мыслить. Потому что именно в школьном возрасте и только на родном языке закладывается фундамент для развития гармоничной личности.

— А вы не боитесь, что после интервью начальство предъявит вам претензии — дети не знают предмета, потому что вы плохо преподаете?

— Не боюсь. Во–первых, мои дети хорошо знают предмет. Речь идет о трудностях, которые им для этого приходится преодолевать. Они больше времени тратят на освоение тем, а родители, кстати, расходуют больше денег, потому что очень часто вынуждены покупать по два комплекта тетрадей и учебников. В школе читают латышский учебник, дома готовятся по русскому. Во–вторых, я учу и латышских детей, и у них все благополучно со знаниями. В–третьих, я свободно владею латышским языком, проходила билингвальные курсы, изучала различные методики. Так что речь должна идти не обо мне — о детях.

— Интересовались ли реформаторы выводами практиков? Может быть, вас приглашали на профессиональные дискуссии?

— Билингвальную модель наша школа выбирала самостоятельно. Но не забывайте, что ни одна модель из предложенных четырех не позволяла полностью учить основные предметы на родном языке. Я, соглашаясь на билингвизм, исходила только из собственных сил. Установки на возможности детей сверху тоже не было. В прошлом году ко мне на уроки приходила проверка и зафиксировала, что уровень латышского у учеников, мягко говоря, средний. Я писала в отчетах, что дети не готовы к переходу на латышский язык, да и не нужно это. Многие коллеги–историки в частных беседах подтверждают правоту моих выводов. Каждая отдельная школа может как–то приспособиться к новым условиям, но проблемы это не решит. А закон регламентирует: с 1 сентября учиться на латышском. Хотя никаких официальных исследований о влиянии даже билингвизма на качество знаний МОН не проводило. Вот и вся дискуссия.

— Наталья, вам ведь доплачивают за билингвизм. Критикуя процесс, вы рискуете потерять не лишние для учителя деньги.

— Да, доплачивают и рискую. Учителя немного зарабатывают, и надбавка для нас — серьезное подспорье. Но что же делать? Когда я вижу результаты преобразований, то не считаю возможным их скрывать.

— История — предмет политизированный, наверное, старшеклассники заводят разговор и о сегодняшней внутрилатвийской ситуации?

— Конечно. Мне бывает трудно объяснить им действия государства — как, например, оно допускает гардовские конкурсы о выпроваживании "оккупантов" или об объявлении ветеранов Второй мировой преступниками. О реформе не говорим — они сами определились в ее неприятии и активно протестуют. Неудобных вопросов задают много, но я изначально выбрала себе образ телеграфного столба: я передаю несколько версий ответов. Моя задача — научить их думать, анализировать и оценивать события самостоятельно. Поэтому на дом я часто задаю эссе, где точка зрения автора должна подкрепляться аргументами и размышлениями.

— Пишут на русском?

— Кто как. Я не ограничиваю в языке. Но и не повышаю оценку за латышский. А то ведь некоторые используют его из корысти, в надежде на более высокий балл.

— Получается, государство ставит язык превыше знаний, стимулирует к этому учителей доплатами, и дети быстренько осваиваются.

— А как же! Переоценивают ценности в свою пользу — так они думают.

— И что, по–вашему, может сделать учитель для отмены надвигающегося глобального эксперимента?

— Это каждый выбирает для себя. Лично я, как учитель, не вижу возможностей профессионального сопротивления. А как мама, такую возможность вижу в акциях протеста. В рабочий день буду работать, а 1 мая пойду на митинг. Моя дочь идет в этом году в 1–й класс, и я не сомневаюсь, что учиться она должна обязательно в русской школе. Потому что, живя в Латвии, можно выучить латышский язык, а вот освоить русский в совершенстве в латышской школе нельзя. Вообще меня удивляет пассивность многих родителей. Как они не поймут всей важности своей роли в столь трудный для их детей момент. Да и выгоды, ведь хорошее образование — это навсегда. Плохое — тоже.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!