Указание генсека
В 1980 году победителями XIII зимних Игр в неофициальном командном зачете стали спортсмены ГДР. Неудача советских олимпийцев стала предметом разбирательства на уровне Политбюро. Ответ перед его членами держал председатель спорткомитета Сергей Павлов. Во время выступления он был прерван генеральным секретарем ЦК КПСС. "Все, что вы нам тут рассказываете, может быть принято за оправдание с натяжкой, — произнес Брежнев. — Вы лучше ответьте: почему стране с населением 20 миллионов удалось опередить государство, более чем десятикратно превосходящее ГДР численно?"
Павлов вновь было взялся за многостраничную справку, начал что–то в ней искать, потом отложил бумаги в сторону. "У нас, товарищ Брежнев, в отличие от немцев, культивируются не все виды спорта. Нет, скажем, бобслея. А он между тем принес ГДР в Лейк–Плэсиде две золотые медали".
— Так начинайте развивать его и у нас, — изрек генсек.
— Но для этого нужна особая техника, достаточно сложная, — пояснил Павлов.
— Ерунда. Для тех, кто первым полетел в космос, не может быть ничего невозможного.
Спустя некоторое время у генсека состоялся телефонный разговор с первым секретарем ЦК компартии Латвии Воссом. Не зная, очевидно, что собой представляют бобслейные сани, но обладая неплохой памятью и держа в ней прекрасные отзывы на разработанную и изготовленную на ВЭФе специально к московской Олимпиаде систему электронного судейства "Гимнаст", Брежнев спросил главу республики, смогут ли латыши поставить на ход отечественный боб. Вопрос, разумеется, был истолкован как приказ, и Восс, в свою очередь, сделал другой звонок.
По цепочке
На том конце снял трубку генеральный директор ВЭФа Олег Ленев. Сообразно рангу, он внимательно выслушал Восса, уточнил пару деталей и отчеканил: "Будем работать, товарищ первый секретарь". Когда "вертушка" дала отбой, Ленев потянулся к аппарату внутризаводской связи…
— Ленев вызвал меня к себе и без всяких вступлений спросил: "Скажи, Женя, что тебе известно о бобслее?" — вспоминает бывший председатель спортклуба завода ВЭФ, а ныне президент федерации бобслея Латвии Евгений Кисиелс. — Если откровенно, то не знал я о нем ровным счетом ничего. Наше телевидение избирательно транслировало в те годы любимые партийными вождями хоккей и фигурное катание, а специализированных спортивных каналов тогда не было. Поэтому пришлось признаться Леневу в своем полном невежестве на сей счет: бобслей, мол, ассоциируется у меня с длинным корытом, которое с экипажем на борту с шумом спускается по ледовому желобу.
Думаю, сам директор знал не больше моего, но виду не подал: "Теперь изучишь предмет досконально — такие вот "корыта" Москвой поручено делать нам. Готовь приказ о группе, которая займется разработкой".
А в это время известный латвийский специалист санного спорта Роланд Упатниекс, прослышав в Москве о том, что в стране намереваются начать развивать бобслей, пришел к председателю общества "Даугава" Янису Вилксу с идеей: а не стать ли нам здесь первыми. Опыт саней, где Латвия была в числе пионеров, а ее представители стабильно входили в сборную СССР, подсказывал Упатниексу, что и в бобслее можно добиться того же. Но Вилкс, который в силу занимаемой должности был уже в курсе происходящего на ВЭФе, не стал дискутировать с тренером, а отправил того к Кисиелсу. Союз признанного организатора спортивной работы и тренера с именем оказался плодотворным. Впрочем, до плодов было еще далеко.
Спецгруппа
Наведя некоторые справки, но по–прежнему имея о бобслее довольно смутное представление, Кисиелс принялся создавать ядро коллектива, который в официальных документах именовался как "Группа по проектированию и производству бобслейных саней", но приказ об утверждении которого носил гриф "Для служебного пользования". Другими словами, работы группы переходили чуть ли не в секретную плоскость.
Первым на беседу был приглашен начальник машиноремонтного цеха Харий Шванкс. Затем — конструктор Ивар Янсонс, специалист по пластмассам Улдис Мигланс, механик Янис Аколов, Арвид Миезис… Хотя штатное расписание группы никем не оговаривалось, было ясно — ей нужен руководитель. Кисиелс отправился к Леневу и положил на директорский стол список. Тот лишь взглянул на него: "А кто будет за все это отвечать?"
— Разумеется, я сказал, что во главе следует поставить хорошего технаря, лучше — главного инженера завода или кого–то из его службы. Генеральный вроде задумался, повертел в руках мою бумажку и говорит: "Думаю, назначим тебя. Ты всю эту кашу заварил, ты ее и расхлебывай". Я пытался объяснить Леневу, что занимаюсь на заводе всего лишь организацией спортивной работы, мало понимаю в технике и чертежах, да и идея строить бобслейные сани принадлежит отнюдь не мне, а самому Леневу, но он меня уже не слышал.
Потом, когда мы построили наши сани, когда они прошли испытания и получили прекрасные отзывы специалистов, мне подумалось, что решение Олега Константиновича поставить на группу человека не технического, а организатора, сыграло большую роль. Знаете почему? Когда в группе пошел рабочий процесс и по первости чуть ли не ежедневно возникали споры на тему, что всего важнее в санях, каждый гнул свою линию. Коэффициент лобового сопротивления, говорил один. Коэффициент трения полозьев, считал другой. Вибрация, высказывал мнение третий. Механика управления санями, резюмировал четвертый. И так до бесконечности. Нет, ребята, обращаюсь я к ним, главное — это чтобы раньше наших саней на финиш не приехали никакие другие. Вот и давайте думать в конкретном направлении.
— Но ведь без механики, коэффициентов и прочего не могло быть никаких быстрых секунд.
— Вы правы. Как были правы мои товарищи по группе, доказывавшие это. Но если бы мы принимали чью–то сторону, не придерживаясь стратегической линии, процесс разработки грозил бы затянуться на многие месяцы, если не годы.
— Значит, вы были поставлены в жесткие рамки сроков?
— Нет. Они не были обозначены. Но этого и не требовалось. Достаточно было сказать, что задачу поставила не просто Москва, а первое лицо страны, как все приходило в движение.
"Русская ракета"
— И все–таки интересно: собирается группа дилетантов бобслея и начинает изобретать то, что давно уже изобретено. Но ведь что–то же принималось вами за основу?
— По нашей просьбе были приобретены одни сани — итальянский боб конструктора Подара. Мы его разобрали до винтика, изучили все составляющие, и первый наш образец во многом походил на подаровский: состоял из двух частей, в одной из которых, назовем ее задней, сидел экипаж, в другой, передней, — размещалось управление. Между собой обе части соединялись неким подобием оси и на виражах принимали — относительно нее — определенный угол наклона, что позволяло сохранять устойчивость. Такие сани были на вооружении бобслеистов еще до нашего появления на трассах, такими они остаются и сегодня.
Однако не следует думать, будто, ставя на наши сани клеймо Made in USSR, мы слепо копировали имевшиеся аналоги. В каждый экземпляр, а всего на ВЭФе было изготовлено свыше 125 саней, вносились усовершенствования. Как только спортсмены опробовали бобы в деле, они доносили до нас свои замечания, которые учитывались при закладке следующих саней. Но и это еще не все. В один прекрасный день Упатниекса посетила гениальная идея — он предложил делать обе части как единое целое, придав саням форму ракеты. Аргументы Роланд приводил такие: лобовое сопротивление уменьшается, соответственно возрастает скорость, она и гарантирует успех. Помню, как вместе со Шванксом втолковывали Упатниексу, что все это действительно замечательно, но жесткая конструкция в сочетании с высокой скоростью увеличивает степень риска, которому мы не имеем права подвергать спортсменов. Он все–таки настоял на своем. И оказался сто раз прав: на первых же соревнованиях "русская ракета", как прозвали наши сани на Западе, с экипажем Янис Кипурс — Айвар Шнепст заняла второе место.
— Но ведь трассы в Сигулде тогда еще не было, как не было и самих бобслеистов. Где же вы опробовали сани и кто это делал?
— Тренировались под Цесисом, в Цирулиши, где была небольшая естественная трасса. Она не отвечала требованиям международных стандартов, но для начинающих, какими были мы, вполне годилась. Потом начались выезды за рубеж. А касательно спортсменов скажу так: параллельно с работой над первыми вэфовскими санями Упатниекс занимался отбором желающих стать первыми латвийскими бобслеистами. Приходили к нему бывшие легкоатлеты, многоборцы, были и такие, кто не занимался прежде ничем.
"Русская ракета" вышла на международные трассы спустя три года с момента начала работ на ВЭФе, а первые рижские бобслейные сани были спущены со стапелей в рекордно короткие сроки — в конце 80–го. В январе следующего года они уже скользили по ледяному желобу австрийского Иглса, где проходил чемпионат Европы. Понятное дело, что едва начавшие осваиваться в компании лучших гонщиков советские (читай: латвийские, ибо сборная СССР сплошь состояла из латышей) бобслеисты и не помышляли о серьезной конкуренции. Тем не менее на чемпионате мира того же года Кипурс и Шнепст заняли 9–е место. Еще через год этот дуэт расположился сразу за тройкой призеров на престижном Кубке Велтина. Сборная брала прежде всего стартом — состязаться с ней в этом компоненте было бессмысленно. Впрочем, немецкие, швейцарские, итальянские и другие экипажи специально и не стремились отработать стартовое ускорение: благодаря высокой технике езды они наверстывали сотые доли секунд на дистанции.
Триумф
На первую свою Олимпиаду наши бобслеисты приехали не теми новичками, кого еще недавно мог обставить каждый. Они уже были узнаваемы, с ними приветливо здоровались асы виражей, тренеры ведущих сборных. И все равно бронзовая медаль двойки Экманиса расценивалась как сенсация. "Русская ракета", на которой Зинтис стартовал вместе с россиянином Владимиром Александровым и к которой еще вчера относились с изрядной долей скепсиса, в одночасье превратилась в королеву бала. Вместо того, чтобы завалиться на бок при входе в поворот, она преспокойно закончила все заезды, оставив с носом фирменные сани. Сколько вы хотите за свой боб? 80 000 долларов? 100 000? Ах, не продается… Жаль.
Возможно, поставь ВЭФ выпуск "ракет" на поток, начни продавать и оснащать ими "неприятельские армии", жили бы они и по сей день. Но раз эти советские оказались такими несговорчивыми, на них решили воздействовать иными мерами. Изобретение Упатниекса было запрещено технической комиссией Международной федерации бобслея, погоду в которой определяли друзья из ГДР. Придрались к одному, другому, третьему и запретили. С глаз долой, как говорится. Но только — не из конструкторского сердца вон.
Спецгруппа принялась за новые сани. Точнее, за новые сани прежней конструкции, той самой — двухчастевой, на оси. Привлекли к работе автогонщика Индулиса Рукутса, он сделал уникальный обтекатель. Хотели его в аэродинамической трубе в нашем институте инженеров ГВФ испытать, но она оказалась рассчитана только на авиационные скорости. Начали созваниваться с Москвой, Киевом, где такие же вузы были, там ничем не обрадовали: аналогичная техника. Повезли обтекатель в ФРГ, на концерн БМВ, куда давно уже проторили дорогу команды ведущих бобслейных держав, поставили его в трубу и получили просто поразительные результаты.
В олимпийском Калгари–88 латыш Янис Кипурс вместе с Александром Козловым принесли своей стране первую в истории высшую награду бобслейных соревнований, подкрепив ее еще и "бронзой" в конкуренции экипажей–четверок (вместе с Гунтисом Осисом и Юрисом Тоне).
А поутру они проснулись
Почести героям воздали должные. В виде орденов, медалей, денежных премий, квартир, машин. Потом очень похожие сани появились в ГДР, и председателю спортклуба ВЭФа и руководителю спецгруппы Евгению Кисиелсу пытались приписать продажу чертежей за кордон, что в то время было равносильно измене. До суда, благо, не дошло, в чем немало "помогли" сами немцы: во время пробных заездов в Инсбруке их сани дважды опрокинулись, едва не погубив экипаж, и дальнейшая их разработка была заморожена.
Возрастала конкуренция и внутри самой страны, где за общекомандную победу на зимних спартакиадах народов СССР шла отчаянная борьба между делегациями РСФСР, Москвы, Украины. После олимпийских успехов бобслей начали осваивать повсеместно, но не каждый мог позволить себе выложить несколько десятков тысяч долларов за импортные сани. ВЭФ тоже начал продавать свои, но то были больше тренировочные, довольно упрощенные экземпляры. Тогда в КБ Антонова в Киеве и на одном из вертолетных заводов в Башкирии решили взяться за собственное производство. Но сколько ни бились, ничего путного не получилось. Оттого, говорят знающие люди, что им нужно было делать бобслейные сани, а не самолет. Кстати, горький опыт на сей счет имеют и американцы. Они вбухали 500 000 долларов на то, чтобы на заводах "Боинг" им изготовили сани для Олимпиады в Калгари. И пролетели на них мимо пьедестала.
— Выходит, на тот момент латвийские сани были самые лучшие в СССР?
— Думаю, в мировом масштабе тоже.
— Почему же тогда их не покупали, скажем, Америка или Швейцария?
— Сформулируем вопрос иначе: почему мы им не продавали? Не имели права, они в конкурентах ходили. Лучшие сани, если брать все в комплексе, делали, конечно, в Дрездене. Но что касается технической революционности, то здесь впереди были мы. Что доказала "русская ракета". Не запрети ее, мы бы скоро ушли далеко вперед и догнать, думаю, не получилось бы ни у кого.
Вместо эпилога
Есть в рижском Задвинье улица Эльвирас. В одном из ее двориков расположен технический центр Федерации бобслея Латвии. Занимается он тем же, чем много лет занимались на знаменитом ВЭФе, — строит сани. Руководитель центра Харий Шванкс (тот самый!) рассказывает, что наша сборная по–прежнему выступает на продукции отечественного производства и она все так же продолжает оставаться конкурентоспособной на мировых трассах.
— Сборная обновляет сани ежегодно, поэтому работы хватает, — говорит он. — Та техника, что состарилась, переходит к молодым спортсменам, они на ней тренируются и выступают, для лидеров строим другую. Наши мощности позволяют работать и на экспорт, зарабатывать что–то для развития производства, но для этого необходимо получить "добро" сверху. Но там, видимо, считают, что это не совсем патриотично: продадим кому–то свои сани, а вдруг они нас на них потом обыграют. Но рано или поздно наша продукция наверняка пойдет за рубеж. Она того заслуживает.