Гаснет свет. Воцаряется тишина. Софиты приглушенно освещают авансцену. На прозрачном занавесе появляется голубого цвета квадрат.
- Это кусочек синего неба, — на ухо шепчу я своей коллеге.
- Какая же ты романтичная! Я бы никогда в жизни не догадалась, — слышу в ответ.
- Это я программке такую же картинку нашла и подпись под ней прочитала.
- Значит, не ты, а Жагарс романтичный.
Взору зрителей представляется дворик непонятного происхождения. На заднем плане — бетонное сооружение, чем-то напоминающее первые этажи нашего Дома печати. На плане первом — деревянный домишко в разрезе. Домишко прикреплен к Дому печати, то есть, простите, к бетонному сооружению. Неподалеку от этой архитектурной композиции — оригинальный вариант душевой кабины с тряпичными шторками вместо пластиковых стенок. Вот в такой замысловатой обстановочке, придуманной сценографом Иевой Юрьяне и символизирующей, по всей вероятности, слияние старого и нового миров, начинают закипать страсти, что родом из бессмертного классического произведения…
Заметим, что страсти подобного уровня вряд ли снились Дмитрию Шостаковичу, когда он сочинял свою уникальную оперу и уж тем более автору положенного в основу сей оперы очерка — Николаю Лескову. Во всяком случае до того, что в двадцать первом веке режиссеры сочтут уместным заставить оперных певцов в прямом смысле имитировать на сцене половой акт, они вряд ли могли додуматься.
А имитация эта в постановке Жагарса действительно имеет место быть. К счастью, без неприятного натурализма. К счастью, не перед носом у зрителя, а в глубине сцены, конкретно — за шторками, в той самой душевой кабинке. Единственные мысли, которые лезут в голову при созерцании сего момента — как же при таких выкрутасах артисты еще умудряются петь? А пели, надо признать, достойно. Что тут скажешь? Браво, браво…
Итак, согласно замыслу господина постановщика, именитый купец Борис Тимофеевич Измайлов представляется в сценической версии ЛНО как крутой бизнесмен, сколотивший начальный капитал на продаже незаконно списанной военной техники, ворованных с армейских складов консервов и кирзовых сапог.
Он работает на таможне и неправедно нажитое вкладывает в свою пекарню. Катерина — девушка из небогатой семьи, выскочившая замуж за сына бизнесмена, дабы не загубить свою молодость в нищете. Ее муж Зиновий… — просто импотент. Вот такой расклад.
"Блестящая проза Лескова не дает нам ощутить, что же делается в душе Катерины — да и есть ли у нее эта самая душа или все дело только в томлении неудовлетворенной плоти, — размышляет на страницах рекламного буклета спектакля Андрейс Жагарс. — Не то в музыке — благодаря ей мы сердцем чувствуем все, что происходит с Катериной. Это не значит, что Шостакович оправдывает совершенные ею злодейства — но они становятся трагедией и для нее самой. И оттого, что эта женщина так близка, понятна нам психологически, захотелось сделать ее еще ближе, так сказать, сюжетно. Потому мы перенесли действие в наши дни".
Премьеру давали 27 января. Катерину пела великолепная Кристине Ополайс, Сергея — Александр Антоненко, Бориса — Самсон Изюмов. За дирижерским пультом царил Гинтарс Ринкявичюс. Все вместе — цвет театра. Слушать их было одно удовольствие. Созерцать — тоже, но не всех и не во всех сценах. Потому что не привык еще наш брат оперный артист щеголять по сцене в непотребном виде, да и не каждый в нем смотрится так сексуально, как того хотелось бы постановщику.
Благодаря богатству супер-пупер-режиссерских задумок и прибамбасов скучать на этом спектакле вы вряд ли будете. А если оркестр хорошо сыграет и солисты все споют, то можно рассчитывать на получение колоссального удовольствия от музыки Шостаковича. Тогда, глядишь, и душа захочет потрудиться и мысли какие-никакие посетят.
Кстати, что означал кусочек синего неба на прозрачном занавесе, мы с коллегой так и не поняли. Не романтичные мы, наверное.