- От Карла Бильдта (министра иностранных дел Швеции) — до сих пор ничего нет", — говорит министр иностранных дел Урмас Паэт.
- Вы удивлены?
Паэт замялся и задумался на несколько секунд.
- Позвольте мне сказать так: "Любая поддержка и всяческое понимание приветствуются".
- Вы разочарованы?
- Этого я не сказал…
Излагая далее ход пресс-конференции и честно приводя все обвинения, высказанные Паэтом в адрес России и русских журналистов, сдержанный шведский корреспондент заканчивает репортаж крайне неожиданно: "Символично, однако, что пресс-конференция задержалась из-за технических проблем, не позволявших осуществлять перевод на русский язык".
Разумеется, уже на следующий день, 30 апреля, "недоразумение" со шведской поддержкой разрешилось. Шведские дипломаты связались с канцелярией премьера Эстонии Андруса Ансипа и быстро "затерли" неувязочку, а газеты в нескольких строках отметили, что "в понедельник Паэт и Бильдт поговорили по телефону и непонимание было преодолено". Пресс-представитель эстонского МИДа Эхтель Халлисте заявила, что "когда Урмас Паэт говорил с "ТТ", он не знал, что Карл Бильд уже высказался".
Большая политика цинична и во многом определяется необходимостью одобрения "своих", поэтому выход из пикантной ситуации, конечно же, был предопределен. И все-таки — в чем причина "заминки", которой теоретически никак не должно было случиться?
События вокруг Бронзового солдата с самого начала оценивались в шведской прессе крайне неоднозначно. Достаточно проследить за публикациями в ведущей шведской газете "Дагенс Нюхетер". Вот только несколько выдержек из передовиц.
"Политики и полиция ударили утром. После этого Эстония напряженно ждала реакции ЕС".
"Русскоязычные протестуют. Большинство из них — молодые люди, у которых нет никаких переживаний, связанных с Советским Союзом, они всю свою сознательную жизнь провели в самостоятельной Эстонии. Но что-то, очевидно, заклинило в интеграции. Многие русскоязычные чувствуют угрозу своему будущему, многие до сих пор не стали эстонскими гражданами. … Уже слышны предупреждения, что волнения могут разрастись, перекинувшись в первую очередь на соседнюю Латвию, где русскоязычных больше, чем в Эстонии. Бунт в Таллине возник вовсе не как гром с ясного неба. Едва ли кому-то была не известна ситуация с русскоязычными, и мало кто не знал о том, что монумент имеет огромное символическое значение. … Но даже не говоря о том, насколько это было прилично или неоправданно провокационно, нельзя не признать, что эти дни стали трагическим шагом назад в развитии страны".
"Когда Эстония шагнула в ЕС, балтийские русские должны были стать первым поколением "еврорусских", получив шанс воспользоваться теми возможностями, которые дает Европа. Привлекательность гражданства должна была расти, интеграция облегчаться. Все было за то, что мы (Швеция — Н.Г.) правильно оценили ситуацию — и после этого что-то пошло наперекосяк. Недостатки в интеграции русскоязычного населения стали мучительной проблемой".
"Эстоíское правительство должно принимать меры по улучшению жизненной ситуации русского меньшинства, — говорит политолог Ульф Бьерельд. — Власти должны были найти силы, чтобы противостоять "эстонскому" мнению, поскольку они знали, какое значение имеет монумент для русского меньшинства, которое и так находится в Эстонии в тяжелом положении по нескольким критериям. Безработица и социальная отверженность являются обычным делом, у многих нет права голоса".
Все приведенное выше высказывается на страницах центральных газет. Мнение многих "неофициальных" шведов выражается куда резче и обидней.
- Эстония веками была под сменяющимися "хозяевами": датчанами, шведами, немцами, русскими. Сейчас она обрела независимость и продемонстрировала худший вариант самоутверждения — за счет национального меньшинства, возведенного в ранг "скрытого врага", — сказали в интервью "КП" двое студентов Стокгольмского университета.
- Да, во многих странах, в том числе в России, перезахоранивают по различным причинам останки погибших, — говорит социолог Ханна Елениус. — Но это отличается от эстонских событий как случайный "чих" от плевка в лицо. В Эстонии почти треть населения — русские, чьи отцы воевали с фашизмом. В данном случае это памятник не "советским", а монумент освободителям, победителям нацизма. Поэтому и воспринимается это не как протест против советской оккупации, а как примирение с нацизмом.