"Телеграф" решил своими глазами убедиться, светится ли ядерный реактор и правда ли, что рядом с ним растут одуванчики размером с голову ребенка (да-да, об этом месте еще и не такие слухи ходят!).
Сосновый пролесок перед вполне приличными зданиями Института ядерной физики Академии наук встретил нас утренней прохладой и пением птиц. На проходной дали несколько пропусков, и по скрипучим полам давно не ремонтированного дома мы направились в кабинет к Янису Берзиньшу — одному из самых опытных работников реактора. Сейчас он заместитель директора предприятия RAPA, 50 сотрудников которого обслуживают комплекс. Он сразу нас заверил, что бояться нечего — радиация тут сейчас минимальная. Даже здание Кабинета министров в Риге более опасно, оно ведь гранитное, а в тонне гранита — 5 г радиоактивного урана! Но наши министры к этому уже привыкли и радиацию переносят без последствий.
— Раньше после каждого рабочего дня мы должны были смывать с себя радиоактивные частицы в душе и проверяться на механических детекторах, а сейчас оставшиеся работники носят в кармане халата маленькую пластмассовую пластинку, внутри которой специальный кристалл. При нагреве он показывает, какую дозу радиации получил его хозяин. Смертельная доза — 600 рентген для всей поверхности тела. Норма — 2 рентгена в год для профессионалов, но некоторые органы могут получить и больше. Рентгеновский снимок зуба "дарит" ему 1 рентген, желудка — 40 рентген, — рассказывает Берзиньш. — При частом облучении может измениться состав крови, как это было у меня в молодости. Но сегодня мы не получаем более 1 рентгена в год. Всего за 37 лет работы наши специалисты получили по 15-20 рентген. У нас до сих пор 7-часовой рабочий день и более длинный отпуск, а в советское время плюс ко всему полагались щедрые бесплатные обеды и досрочная пенсия.
В бассейне — кассеты, в кассетах — уран
Умудренный опытом физик подробно описывает нам работу реактора, рисует схемы, но показать главное — сам ядерный реактор — наотрез отказывается: "Для гостей там слишком опасно, да и пыльно, недавно со стен внутренний слой снимали, так что зал имеет печальный вид".
Пришлось удовлетворить свое любопытство созерцанием наполовину заложенных кирпичами окон таинственной постройки. Радиоактивная зона — метр на метр — находится внизу зала. Там в бассейне глубиной 8 м под водой покоятся 20 кассет — в каждой по 250 г уранового топлива. Мощное излучение от реактора шло по 10 трубам, которые сейчас забетонированы. За одну минуту по трубе проходила смертельная доза радиации. Экспериментальный зал был отделен от реактора 2-метровой железобетонной стеной, которая защищала от радиации. Служба безопасности регулярно проверяла уровень радиации в зале, причем не только для безопасности людей, но и для нормальной работы измерительных приборов, которые к избыточной радиации еще более чувствительны, чем люди.
Сейчас в Саласпилсе под толщей дистиллированной воды (60 тонн!), под землей, разряжается несколько десятков кассет по 300 г урана — отработанного топлива. Они очень радиоактивны и должны "поплавать" в воде еще 5-6 лет, только тогда в бетонных контейнерах их можно будет закопать на полигоне в Балдоне. Опасность заключается в том, что кассеты эти — алюминиевые, а алюминий в воде разрушается довольно быстро. В случае появления микротрещины в одной из кассет Латвию ждет серьезная утечка ядерного топлива. А если вода попадет в канализацию, последствия просто страшно представить. Однако физики заявляют, что все под контролем.
От шприцев до космоса
По словам Берзиньша, в последние 8 лет на Саласпилсском реакторе стерилизовали разные медицинские инструменты. С на- чала 1990-х в Латвию приходили грузы гуманитарной помощи, например, с пластмассовыми одноразовыми шприцами, которые после 2-часового гамма-облучения можно было вновь использовать. В Саласпилсе производили также препараты для онкологической диагностики. Много договоров было с военными — проводили исследования для космоса, где радиация очень сильная.
"Есть такая детская болезнь, когда из организма вымывается натрий. К нам везли состриженные ногти ребенка, их облучали, и можно было установить причины болезни, состав крови. Оплачивала эти анализы Академия наук. Сейчас исследования прекращены, и анализы стали несравнимо дороже", — рассказывает Берзиньш.
Чернобыльские были
После взрыва на Чернобыльской АЭС Cаласпилс насторожился. Тогда, в 1986 году, Латвии повезло — у нас не шел дождь. Литве от чернобыльского облака больше досталось, а у нас оно задело треугольник от Лиепаи до Салдуса с Вентспилсом. Уровень радиации там превышал норму в несколько раз. "Студенты-энтузиасты собирали тогда для нас грибы — целыми сутками мы проверяли эти грибы, сотни тысяч образцов со всей республики.
Норма измерялась в бекерелях. Один бекерель означает, что от радиации один атом распадается за одну секунду. Норма была 600 бекерелей на килограмм, но в грибах было 1500-2000 бекерелей на килограмм. Облучена была и трава, поэтому молоко тоже нежелательно было пить. Затем облако ушло в Грузию, а оттуда к нам присылали чай. Его рассыпали по мешкам в пропорции 1 к 10, так, чтобы радиация не была заметна", — рассказывает Берзиньш. О том, что творилось, прекрасно знал Совет Министров Латвии, но запрещал открывать народу глаза на правду, дабы не поднимать панику.
У работников реактора рождались двойняшки
"Телеграф" встретился и с ученым- физиком Людмилой Токарь, учительницей физики 72-й Рижской школы, которая на реакторе отработала с десяток лет. Сразу после окончания университета Людмила Ефимовна попала на работу в лабораторию Саласпилсского реактора вместе со своими однокурсниками-энтузиастами. Было это в 1960-х, наука тогда испытывала огромный подъем. "Я работала на канале реактора (место, где излучение наиболее сильное. — И.Е.) — мы испытывали разные материалы, занимались нейтронографией, экспериментами по облучению семян. Мои коллеги облучали хомяков, когда они рожали.
Для меня работа на реакторе — самые лучшие годы жизни. Наука шла вперед, было много заказов, дружно работал прекрасный коллектив", — рассказывает Людмила Ефимовна. Она опровергает подозрения, что уровень радиации в Саласпилсе в те годы, а тем более сейчас, повышен. "Ходили слухи, что у японцев, проезжавших мимо на электричке, зашкаливали дозиметры, но ничего этого не было, мы, по крайней мере, не чувствовали. Всегда ходили в лес за грибами…" — вспоминает она.
После взрыва в Чернобыле, где, как оказалось, не соблюдали технику безопасности, стало страшно, что кто-то мог нарушить строжайшие правила по работе с атомом. "Страшно еще и то, что от людей это скрыли. Ведь украинцы вышли на первомайскую демонстрацию, тогда как трагедия произошла 26 апреля. Но я была уверена, что в Латвии такое невозможно. Конечно, здоровье у меня немного нарушилось, но кто знает, из-за чего это", — продолжает Людмила Ефимовна. "Известно другое — у наших работников часто рождались двойняшки, но никто не знает, с чем это связано", — подытожил рассказ коллеги один из сотрудников реактора.
Разобрать и закопать
Решение о закрытии построенного 37 лет назад экспериментального реактора правительство приняло еще в 1995 году. 19 июня 1998 года в 13 часов сердце латвийского реактора остановилось навсегда. Поначалу его демонтаж и консервация оценивались в 50 млн. долларов, однако сегодня политики и ученые предпочитают называть суммы в сотни тысяч, которые уже пущены на организацию различных конкурсов и укрепление охраны ввиду опасности мирового терроризма.
Между тем только на организацию конкурса для фирм, занимающихся демонтажем опасных объектов, выделено 120 тыс. латов, разборка и захоронение или переработка в России опасных отходов обойдется в несколько миллионов, а параллельная оценка влияния реактора на окружающую среду — в несколько сотен тысяч латов. Министр охраны среды и регионального развития Владимир Макаров рассказал "Телеграфу", что на демонтаже Саласпилсского реактора уже не прочь заработать французские, австрийские и российские фирмы. Однако главная проблема в том, куда девать радиоактивные отходы бывшего научного гиганта. Россия недавно приняла закон, по которому она может принимать из-за рубежа отработанное ядерное топливо для его дальнейшей переработки. Остается только Латвии заключить с Россией надлежащий договор, и мы избавимся от опасных отходов, а россияне на этом неплохо заработают.
Но не все так просто. Макаров заверяет, что переговоры идут. Однако некоторые ядерщики уже готовятся рыть могильники для отходов в 34 км от Риги — на свалке особо опасных отходов в Балдоне. На этот полигон уже доставлено около 10 кубометров отходов. В этом году в Балдоне планируется перевезти еще 20-30 кубометров. Всего в связи с демонтажем Саласпилсского реактора планируется захоронить до 1200 кубометров отходов. Примерно в 2004 году какая-нибудь иностранная компания приедет в тихий городок Саласпилс и распилит алмазными тросами его гордость — ядерный реактор. Расчлененную махину уложат в бетонные контейнеры и увезут на свалку.
Кстати, такой же остановленный реактор есть и в Дании, только они его демонтировать пока не собираются — пусть стоит отдыхает. На свалке же отходы (например, цезий и стронций) будут распадаться в течение 300 лет. А пока реактор ждет своей участи, сотрудников в фирме RAPA остается все меньше — они постепенно уходят на пенсию. До сих пор неизвестно, как используют здания комплекса после дезактивации — вряд ли найдутся желающие разместить в них офисы.
Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!
