Одна из таких школ — 96–я в Иманте. Первые дети, которых родители отдали в такие латышские классы, сегодня учатся в 10–м по программе латышских школ. Директор Ирма Лихачева поясняет, что в первые годы они ввели в этих классах дополнительные часы госязыка и билингвальные предметы, доля которых увеличивалась с каждым годом. Увеличивалась, естественно, и доля латышского на этих двуязычных уроках, перевалив к концу основной школы за 90%. В этом году школа набирает три первых класса. Сколько из них латышских? ДВА! "Попасть в эти классы нелегко, — поясняет директор. — Так как желающих очень много — больше, чем мест. А ведь когда по просьбе родителей мы только начинали этот эксперимент, то я их даже отговаривала! Методик не было, учебников тоже, все пришлось изобретать самим".
Кстати, директор работает в этой школе 12 лет и уверяет, что весь коллектив сохранился в прежнем составе. А это значит, что в латышских классах ведут уроки и русские учителя. "Не коробят ли вас, как латышку, их акцент и речевые ошибки?" — интересуюсь я. "Нисколько! — отвечает Ирма Лихачева. — Да, на уроках дети иногда поправляют учителя, но это нормально. Педагоги совершенствуют знание языка с каждым годом. Я вообще убеждена, что русским детям должны преподавать русские учителя, потому что объяснить тему, перевести задание, просто найти контакт с классом им легче, чем учителям–латышам. Одна ментальность! Некоторые вещи решаются вообще на подсознательном уровне. Вот почему родители приветствуют такие классы внутри русской школы. Они понимают, что многие русские дети в чисто латышской школе будут чувствовать себя чужими".
В 96–й, по словам директора, и латышские, и русские классы живут единой общешкольной жизнью: играют в одной театральной студии, выступают в одной команде КВН, поют в одном хоре. И что поют! Русские духовные песни! Кстати, известный детский фестиваль "Зелта камолиньш", который теперь взял под свое крыло Фонд интеграции, зародился и вырос именно в этой школе. "В начале 90–х нас всех как будто из лодки выбросили на берег, — признается директор. — Не знали, куда плыть. Искали свою дорогу, и думаю, что нашли. Тот же "Зелта камолиньш" мы придумали как детский фестиваль, где вместе могли бы выступать и ученики русских, и ученики латышских школ. Ведь они живут в одной стране!"
Действительно, директор латышской национальности с русской фамилией проблему интеграции, так сказать, прочувствовала через свой личный опыт. И сделала многое, чтобы ее ученики сохраняли и развивали свои национально–культурные традиции и в то же время не теряли связь со своими латышскими сверстниками. Только в одном мы с Ирмой Лихачевой не сошлись во мнении. Ее положительная оценка реформы–2004 мне совершенно чужда.
Кстати, недавно ту же мысль высказал на страницах нашей газеты директор 95–й школы Юрис Целминьш, занимавший в начале 90–х годов пост министра образования. "Я ушел с этого поста до того, как приняли Закон об образовании!" — сразу пояснил он, чтобы избежать двусмысленностей. Зиепниеккалнской школе № 95 вообще везет с директорами титульной нации. Предыдущий директор, правда, ушла со скандалом, так как не смогла найти общего языка с коллективом, но и она в прошлом году заявила, что их школа к реформе не готова. Новый директор г–н Целминьш тоже не скрывает проблем. И по его мнению, только 5–6 человек из каждого класса смогут учиться на латышском! Если бы правительство отложило реформу и разрешило школам и родителям самим решать вопрос выбора языка обучения, то он, как директор, мог бы из трех 9–х классов сформировать один 10–й с обучением на латышском языке.
Еще одна русская школа — Шампетерская, которую возглавляет представитель титульной нации Марута Шиманская. И здесь уже несколько лет существует латышский поток, куда отдают своих детей (хотя и нечасто) даже латышские родители, чтобы их дети овладели русским языком! Кстати, причина та же, что и у русских, только с точностью до наоборот. Латыши хотят, чтобы их дети были КОНКУРЕНТОСПОСОБНЫ на рынке труда. А без знания русского языка, во всяком случае в столице, карьеру не сделаешь.
— В этом году мы набираем один класс с обучением на латышском языке, — пояснила Марута Яновна. — Основная школа у нас состоит полностью из латышского потока, а на родном языке учатся дети только начиная с 6–го класса. Эксперимент мы начали 9 лет назад, поэтому по утвержденной министерством лицензии работаем давно. Со следующего года нам разрешили открыть 10–й класс, куда пойдут дети из двух наших 9–х, а также из других школ. У нас учатся дети не только из Золитуде, Иманты, Зиепниеккалнса, Болдераи, но даже из Вецмилгрависа. Более половины педсостава у нас — русские педагоги. Есть среди них и те, которые пока еще не говорят идеально на латышском. Но они учатся и совершенствуют свой язык.
Если наши власти сейчас будут вести не показной, формальный диалог, то во главу угла должен встать вопрос о ДОБРОВОЛЬНОМ переходе школ на госязык обучения. Учебное заведение — это не только директор, которому дано право в анкетах МОН отвечать за весь коллектив. Это еще учителя, ученики и их родители. Поэтому совершенно безнравственно рапортовать о готовности, когда анкетирование двух последних категорий показывает отрицательное отношение к реформе. Упорное нежелание властей идти на уступки в этом вопросе приводит к радикализации требований и резкому противостоянию в обществе. Дети и взрослые снова готовы выйти на улицы, чтобы протестовать против реформы–2004. А учитывая, что законом теперь запрещено проводить встречи с депутатами без согласования с городскими властями, а самоуправление может не дать на это свое добро, то эти протестные акции могут выйти из–под контроля.
Удивляюсь, почему никто — ни МОН, ни рижский департамент образования — ни разу не поставил этот вопрос именно в такой форме? Боятся, что желающих вводить реформу не найдется? Такие школы есть! Кстати, Шампетерская и 96–я школы либо вообще не участвуют в протестных акциях штаба, либо представители их малочисленны. Но есть и спрос на школы, где обучение должно остаться на родном языке. И те, и другие имеют право на существование. Признание этого факта — идеальный выход из создавшегося тупика.