— Лично я не склонен драматизировать ситуацию. Очевидно, что если на руководителе правительства лежит ответственность за обеспечение безопасности в государстве, то он должен иметь полномочия, чтобы контролировать работу спецслужб. По существу, нынешний премьер и его партнеры по коалиции просто перенимают… советский опыт, который, как показывает история, был не таким уж плохим. Если вспомнить, то в свое время КГБ был при Совете Министров СССР и соответственно — ЛССР.
Потом комитет подчинили партийным органам, кроме того, законность наших действий проверял специальный прокурор. Так что и в советское время, и сейчас спецслужбы не действовали "в свободном полете", за ними надзирали политики и прокуроры. Вообще, по большому счету, ничего с тех времен в деятельности "органов" не изменилось. Только технологии стали более совершенными, а методы работы секретных органов те же — прослушка, наружка, агентура… Вот только, конечно, в советское время трудно себе было представить, чтобы какой–то работник нашей службы умудрился допустить утечку оперативной информации.
В Латвии же сегодня мы видим, что пресса публикует расшифровку подслушанных телефонных разговоров! Причем прослушивание происходило в рамках расследования уголовного дела! В советское время сотрудник, который допустил утечку оперативной информации, в лучшем случае лишался работы. Моментально!
Конечно, злоупотребления, связанные с прослушиванием телефонных разговоров, тоже побудили исполнительную власть реформировать совет по контролю за спецслужбами. — Г–н Трубиньш, ваш бывший начальник генерал Йохансонс признал, что репрессии, которые последовали после включения Латвии в состав СССР, фактически превратили этот процесс вступления в оккупацию. Вы тоже считаете, что служили оккупационному режиму?
— Я не собираюсь на эту тему даже спекулировать. Я родился в стране с конкретным названием — СССР. Это государство было признано международным сообществом, оно действовало по определенным законам, в рамках которых я, как гражданин той страны, жил и работал. Я родился уже после всех этих событий — и после вступления Латвии в СССР, и после репрессий. Я лично никого не репрессировал и не оккупировал, поскольку являюсь коренным жителем. Мои родители — простые латышские крестьяне. От своего прошлого я не отрекаюсь, поскольку это большая часть моей жизни. Что же, я теперь должен сказать, что жил неправильно? Работая в КГБ, я руководствовался законами, совестью и принципом, которому меня научил один коллега. Он говорил, что мне, как работнику КГБ, дана очень большая власть. И главное — ею не злоупотреблять и не делать так, чтобы человек от тебя уходил с камнем за пазухой. Я старался следовать этому правилу.
— А как же диссиденты? Разве они от вас не уходили с камнем за пазухой?
— С диссидентами мы тоже вели профилактические беседы, уголовных процессов над инакомыслящими в 70–80–е годы в Латвии было крайне мало. Да и диссидентов–то были единицы! Это сегодня послушаешь политиков — так чуть ли не каждый второй был активным борцом с "советским оккупационным режимом". В действительности же подавляющее большинство латвийцев спокойно жили и работали, а не занимались какой–то борьбой. Об уровне же "смелости" нынешних "борцов" свидетельствует такой эпизод. Один мой знакомый в партийных органах рассказал, что когда в августе 91–го на телеэкранах передавали один балет, то есть начался путч, десятки национал–радикалов срочно со своими партбилетами ринулись в местные партийные организации и стали платить членские взносы за все время начиная с 89–го года. Главным для них было — получить штампик в партбилет об исправной уплате взносов. Это не шутка, люди действительно надеялись таким образом подстраховаться от возможных неприятностей.
— Если уж мы заговорили о том революционном времени, то хочу, чтобы вы прокомментировали мнение вашего бывшего шефа генерала Йохансонса, который сказал, что после того, как спецкомиссия Верховного Совета изъяла картотеку агентуры КГБ ЛССР, из этих "мешков" могли быть спокойно изъяты карточки тех, кто тогда был у власти. То есть эта картотека неполная, не дает объективной картины об агентуре.
— Ответственность за сохранность данных об агентах полностью лежала на председателе КГБ ЛССР товарище или, наверное, как он себя сейчас называет, господине Йохансонсе. У него были все возможности не допустить изъятия "мешков". Например, он мог распорядиться о том, чтобы картотека — а эти 7 тысяч карточек вполне уместились бы в одном кейсе — была передана особому отделу погранслужбы и представители этого отдела вывезли бы бумаги в Москву.
Все! В этом случае мы бы выполнили свой главный долг — обеспечили безопасность людей, которые нам в свое время доверились и помогали нашему комитету бороться с оргпреступностью, другими опасными неполитическими преступлениями. Сегодня же эти люди все еще находятся под ударом, поскольку в сейме и правительстве не перевелись желающие опубликовать содержимое "мешков". Один из тех, чья фамилия тоже могла находиться в этой картотеке, открыто заявил: "Если мои данные как агента КГБ обнародуют в газете, я покончу с собой!" Именно поэтому я и начал выступать в прессе, поскольку считаю себя в какой–то мере ответственным за судьбу этих людей.
— Сейчас, когда исполнилось 15 лет с момента подписания Беловежских соглашений, вновь начались дискуссии о том, был ли неизбежным процесс развала СССР. А как вы считаете? Когда вы поняли, что Союз обречен?
— Еще в 1982 году мы заказали комплексное социологическое исследование, которое охватывало и настроения в обществе, и социально–экономические процессы. Было ясно, что события в стране развиваются по неблагоприятному сценарию. Хотя, конечно, никто тогда и не предполагал, что может возникнуть угроза существованию самого государства. Но мы честно информировали партийные органы о настроениях людей, об экономических проблемах. О том, что назревает кризис, стало ясно довольно быстро после прихода к власти Горбачева.
Тогда сложилась крайне неблагоприятная для нас конъюнктура на мировом нефтяном рынке. Нефтедоллар упал ниже низшего предела — 15 долларов за баррель нефти! Было очевидно, что такое падение цен на нефть — основной источник экспортных доходов Советского Союза — резко ухудшит социально–экономическую ситуацию в стране. А тут еще Горбачев затеял и политические реформы, ослабил саму, как сейчас принято говорить, вертикаль власти.
В итоге государство, вместо того чтобы держать ситуацию под контролем, просто шло вслед за ситуацией. Это неминуемо должно было привести к краху… И он случился. Я читал интервью, которое недавно дал вашей газете депутат российской Госдумы Виктор Алкснис. Он считал, что гибель СССР можно было предотвратить, назвал заключение Беловежских соглашений преступлением.
Я лично считаю, что Ельцин и другие авторы этих соглашений фактически просто констатировали факт распада СССР — они уже не могли удержать прибалтийские республики, которые просто отделились. Поэтому лидеры остальных союзных республик сделали то, что могли, — попытались, создав СНГ, хотя бы сохранить экономические связи между республиками. Как это у них впоследствии получилось — уже другой вопрос.
Говоря о развитии событий в Латвии в те бурные годы — конец 80–х — начало 90–х, я лично удовлетворен тем, что нам удалось не допустить кровопролития. Вот сейчас отдельные политики утверждают, что мы приписываем себе заслуги в обеспечении безопасности. И без нашего участия, мол, все было бы спокойно, не было бы никакой гражданской войны. Когда я слышу такие заявления, то сразу же задаю вопрос: скажите, а какие еще, кроме КГБ, спецслужбы работали в Латвии с 87–го по 91–й год? Так кто же контролировал ситуацию?
Кто с помощью своих агентов, с помощью продуманной работы с лидерами массовых протестов (и в рядах Народного фронта, и Интерфронта) пытался снять напряжение в обществе и не допустить массовых беспорядков, которые обычно всегда приводят к насилию? Разумеется, именно сотрудники КГБ ЛССР сделали все, чтобы избежать насилия в обществе, чтобы избежать хаоса. То, к чему приводят неуправляемые революции, мы можем наблюдать на примере Балкан, на примере отдельных постсоветских государств.
— Вы ожидали, что спустя всего 15 лет после обретения Латвией независимости наши солдаты будут участвовать в войнах на территориях других государств? Например, в Ираке.
— Видите ли, с точки зрения политиков, есть "плохое" и "хорошее" участие. Наше, сотрудников КГБ, участие в обеспечении безопасности того государства — СССР — объявлено плохим, мы стали в Латвии людьми второго сорта. С точки зрения сегодняшней политики участие латвийских военных в иракском конфликте считается "хорошим". Как знать, может, лет через 10 нам объявят, что латвийское военное присутствие в Ираке, на территории суверенного государства, было позором…
— Вы, как человек аналитического склада ума, уже, наверное, можете предположить, кто же станет следующим президентом Латвии? Неужто опять деятель "из–за бугра"?
— Сегодня политическая ситуация несколько иная, чем 8 лет назад. У правящей коалиции значительное большинство в парламенте — 57 голосов. Поэтому рискну предположить, что следующим президентом все–таки будет местный житель. Не удивлюсь, если в кресло главы государства сядет один известный деятель Народной партии. Ну очень известный деятель…
— Шкеле?
— Это вы сказали…
— Признайтесь, как вы, человек из простой семьи крестьян, смогли попасть в КГБ и дослужиться до генерала?
— Да, никакой "волосатой руки", которая вела бы меня по жизни, не было. До армии я успел окончить сельхозтехникум, даже немножко поработал агрономом, потом служил в танковых войсках в Вентспилсе, где, кстати, комсоргом был товарищ Горбунов. После армии работал в порту — у меня были больные родители, и нужно было зарабатывать деньги. Меня заметили представители "органов" — им нужны были молодые люди с простой биографией, уже имеющие хотя бы среднеспециальное образование.
Меня направили сначала в институт, а потом в Академию КГБ. Интересно, что, уже учась в академии, я был секретарем парторганизации, и руководитель курса в шутку говорил мне: собери политбюро. Дело в том, что вместе со мной учились племянник Черненко, зять Алиева… После окончания академии я вернулся работать в Ригу, где и прошел все ступеньки до генерала, заместителя председателя по оперативной работе.
— А у вас была возможность во время "песенной революции" уехать в Россию…
— Уехать я мог куда угодно, хоть в Швейцарию… Но зачем? Я никаких преступлений не совершал — зачем мне куда–то убегать? Я родился в Латвии, всю жизнь здесь отработал и проведу в Латвии остаток своих дней. Мне действительно не стыдно за прожитые годы.