Чуть-чуть эстонец. Денис Мацуев: лучше не попасть в ноты, чем усыпить зрителей  (17)

9 и 10 июля Денис Мацуев даст два концерта в зале "Дзинтари", вместе с японской скрипачкой Саяки Седзи и академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии под управлением Юрия Темирканова. Это мероприятие послужит стартом новому фестивалю Amber Live в Юрмале, который совместит несколько музыкальных жанров и исполнителей разных поколений, а также даст шанс молодым дарованиям балтийских республик проявить себя.

- Чего ждете от рижской публики? Многие артисты утверждают, что она скуповата на эмоции – чтобы ее раскачать, приходится прикладывать нечеловеческие усилия…

- Неправда! Я не раз выступал в Риге и Юрмале, в том числе и со своим молодежным фестивалем "Crescendo", и сольно в Национальной Опере. Обычно мне хватает пяти минут, чтобы понять, кто в зале - в Латвии публика теплая, тонкая и интеллигентная, чувствующая каждое движение на сцене. Здесь в зале всегда царит такая понимающая тишина, такие звучащие паузы, что не в каждой столице Европы и мира с таким встречаешься. Прибалтику я очень люблю. У меня с ней кровная связь.

- Это каким образом вы связаны с нашими краями?

- Мой прадед был эстонцем. Богатырь двухметрового роста, часовой мастер, который жил в Иркутске… Я знаком и со многими гениальными латышами. В первую очередь это ваши Гидон Кремер и дирижер Марис Янсонс, с которым мы отыграли много концертов в сопровождении оркестра Баварского радио, а также ваша новая яркая звезда – Андрис Нельсонс.

- А с Раймондом Паулсом вы знакомы?

- К сожалению, пока нет. Технически как-то не совпало. Была даже идея, чтобы мы сыграли в четыре руки, но… Я преклоняюсь перед Маэстро – это уникальный самородок и мелодист, каких мало. Когда слышишь его музыку, безо всяких объявлений можно понять: это Паулс.

Я смотрел его ранние записи, когда он играл джаз - это мастер! Позже он адаптировался в эстраде и занял очень достойную нишу… Не буду заводиться и оценивать то, что сейчас происходит на поп-сцене (причем, не только в России!), но совсем другое дело, когда эстрада создается на уровне Бабаджаняна, Рождественского, Магомаева, Паулса, Резника, когда песня пишется год, исполнитель над ней работает, живет ею… Потому-то те песни до сих пор звучат. Такое я обожаю и с удовольствием исполняю. Так что, дай Бог, мы познакомимся с Маэстро.

- И пожалуйста, сыграйте в четыре руки! Вы же мастер на сюрпризы... Дирижер Теодор Курентзис разработал новую форму привлечения зрителей: продает билеты на концерт, программу которого анонсирует после мероприятия – мол, сюрприз. Каких сюрпризов ждать от вас?

- Надо признать, что сам фестиваль в Юрмале стал для меня в известной мере сюрпризом - возник довольно внезапно и по стечению обстоятельств. Надеюсь, что эти два концерта с оркестром Петербургской филармонии под управлением Темирканова - лишь первая проба пера. Будет продолжение и расширение – камерный концерт, джазовый, мастер-классы с фондом "Новые имена"… В общем, я всегда готов импровизировать.

Программу своего концерта предпочитаю анонсировать. Все же публика идет не только на артиста, но и на конкретные произведения. Но неожиданные бисы в третьем отделении я очень люблю. Рекорд поставил в Токио – играл на бис 12 часов. И в этом случае я решаю, что буду играть, очень внезапно - когда сажусь на банкетку. В моем репертуаре около 120 бисов, которые варьируются по ситуации. Я очень люблю момент сиюминутного озарения, когда секунду назад ты не знал, что исполнишь – и вот, уже играешь. И все мои 263 концерта в этом году полны сюрпризов.

- Перед какой самой необычной и непривычной публикой, в каких необычных местах вам приходилось выступать?

- Вообще-то, я не делю публику на обычную и необычную, богатую и небогатую, президент сидит в зале или английская королева… В этом смысле я, как Ростропович, который общался одинаково со всеми – по-человечески.

Если вспоминать какие-то совсем неожиданные истории, то в глубоком детстве в фонде "Новые имена" я играл в четыре руки с тайским королем. Примерно в те же годы играл в Иркутской области для строителей БАМ (Байкало-Амурской магистрали) – в крохотном клубе для публики, которая не приучена к классическим концертам. Не менее сильное впечатление, когда выходишь на аудиторию в 150 000 человек.

Конечно же, одно из самых незабываемых впечатлений - закрытие Олимпиады-2014 в Сочи. Играть 2-й концерт Рахманинова в кратере олимпийского вулкана, когда в одночасье на тебя смотрят три миллиарда человек - это очень электризует. Вообще, та Олимпиада была триумфальной во всех отношениях.

Конечно, никогда не забуду концерт в Беслане, прямо перед школой с Михаилом Плетневым – зрителями были все спасенные заложники. Эмоционально это было очень непросто – ком в горле стоял. Недавно я презентовал новый российский самолет MC21 на Иркутском авиазаводе – прямо в ангаре стоял рояль. Если бы у меня была возможность улететь на Марс и играть там – я бы это сделал, безусловно.

- В разных изданиях вас периодически обвиняют в поломках роялей…

- Это пишут люди, которые не имеют отношения к журналистике. Хотя, эмоции иногда и вправду зашкаливают. Как недавно мне сказал Пласидо Доминго, искусство без страсти не бывает. Если ты без энергетики и страсти играешь концерт Рахманинова или Прокофьева, то на сцену лучше не выходить. А когда ты в потоке, ты летишь и слабо себя контролируешь, то всякое может случиться - Паганини струны рвал. Иногда ощущение такое, что это не ты играешь, а кто-то тебя ведет.

- Вы в каких отношениях с роялями?

- Пианисты отличаются от струнников тем, что зачастую приходится играть на неизвестном тебе инструменте – у вас час-два на знакомство и заведение контакта. В этом есть интрига, как добиться взаимности. Каждый раз, как в последний бой.

Отличительная особенность русской фортепианной школы – заставить инструмент петь. Бывает, что в самом гениальном зале, на гениальном инструменте не пошло, а в каком-нибудь небольшом зальчике, без акустики, ты выходишь в чудовищном настроении, не выспавшись, садишься за расстроенный рояль… Но вдруг рождается что-то новое.

Для меня рояль - абсолютно живое существо женского рода. И тут, как с девушкой, бывают разные периоды отношений: ухаживание, страстный роман, скандал… Но в основном мы близкие и теплые друзья.

- Любимая девушка есть?

- А как же! Она живет в имении "Сенар" под Люцерном. Девушку зовут рояль Сергея Васильевича Рахманинова Steinway 1929 года, на котором мне посчастливилось записать неизвестные произведения композитора, подарок внука музыканта Александра Давидовича - две найденные недавно рукописи с нотами. Я был первым, кто сыграл эти студенческие работы Рахманинова. Причем в том самом месте, где он творил в 30-е годы.

Мало того, я играл 3-й концерт Рахманинова на его рояле, перевезенном в концертный зал Люцерна. В тот момент я был одним из самых счастливых людей на свете, потому что этот инструмент божественный – у него феноменальный звук.

- На ваш взгляд, надо ли нести классическое искусство в массы или стоит смириться с тем, что это не для всех?

- Когда меня спрашивают, какие позитивные культурные сдвиги произошли в России за последние 15-20 лет, я называю рождение публики нового поколения, которая приучена ходить на концерты классической музыки. На моих концертах в регионах – ползала молодых. Мы с этой публикой тесно общаемся в соцсетях, устраиваем встречи…

Это абсолютный прорыв – подобного нет нигде! Я преклоняюсь перед каждой публикой, но нельзя не отметить, что в Берлине, Нью-Йорке, Лондоне – везде на концертах седые головы. А Россию в этом смысле можно сравнить разве что с Кореей – там молодыми переполнены тысячные залы. Это признак хорошего тона.

- Как так получилось?

- Надеюсь, и я к этому приложил руку. Считаю, что в наше время классическая музыка становится таким коллективным терапевтом – излечивающим, усмиряющим, отвлекающим от безумия негативных новостей, которые идут сплошным потоком. Люди просто истосковались по спокойствию и по прекрасному…

Тут очень важен просветительский момент, чтобы молодые люди понимали, куда идут, что это не развлечение с попкорном, которое выкидывают из головы вместе с мятой упаковкой, которое одурманивает и позволяет управлять массами. Это не попса, которой за последних 20 лет просто отравили публику, гоняя это чистой воды надувательство под шапкой культуры по всем телевидениям и радио.

По счастью, сегодня ситуация меняется – в каждом городе, где есть филармония или концертный зал на моих концертах всегда много молодых лиц.

- В каких вы отношениях с неклассическими музыкантами?

- Как я уже отметил, я поклонник эстрады, на которой вживую поют настоящие песни, настоящих композиторов на настоящие стихи. В этом смысле, замечательная история – проект "Голос" на Первом канале. По нему сразу видно, какое количество талантливых людей живет в России.

Увы, и там, как только проект закончился, все переводится на формат и на потребу, убивая творческое и искреннее. Почему-то считается, что любой креатив и талант – это лишь для маленького процента публики. Я в это не верю!

- Чем завершился ваш музыкальный ринг с Юрием Лозой?

- Лучше не будем. Тут особо нечего комментировать - пошутили один раз с Ваней Ургантом, и хватит.

- Как музыкант, скажите, попадают "битлы" в ноты или нет? Или это неважно?

- Я никогда не скрывал, что я закоренелый "битломан", знаком с Полом Маккартни, неоднократно был на его концертах. И вообще, если говорить не о классической музыке, то я большой поклонник настоящего классического рока и рок-н-ролла. У меня с советских времен сохранилось огромное количество винила – мы с папой обменивали, собирали, покупали. Я взахлеб слушал Rolling Stones, Pink Floyd, Queen, Deep Purple и, конечно же, Beatles. Это классика, которую будут слушать и через сто лет. Все эти группы появились в один временной промежуток, а следующее поколение – и близко рядом не стоит.

Насчет попадания в ноты… Был такой великий пианист Владимир Горовиц – он примерно в половине концертов брал не те ноты, что записаны - либо "мазал", либо "ошибался" - но на это никто не обращал внимания, потому что это было в стихии Горовица. Все свое "НЕ ТО" он тут же адаптировал и обыгрывал, получая транскрипцию великого Горовица. Люди ведь не роботы. Лучше не попасть на три ноты, но это будет по-настоящему, в образе, чем сыграть абсолютно чисто весь концерт, на котором зрители заснут.

После этих слов кто-нибудь непременно скажет, что Мацуев – второй Лоза, но давайте не тратить на это время.

- Что для вас значит успех?

- В первую очередь, это внутреннее ощущение на химическом уровне – дошел твой посыл до сердца слушателей или нет. Это не крики "Браво!", "Бис", не децибелы возбужденного зала, а, скорее, понимающая тишина, скажем, трехтысячного Карнеги-холла. Это не рецензии критиков, а, скорее, слова людей, которым я доверяю, а их немного. В их число входят мои родители и профессор Сергей Доренский. Они знают мои возможности, могут оценить выступление, отметить ошибки, что вдохновляет на новую работу.

- А поражения у вас случаются?

- Провалов как-то не было. Но я знаю свои возможности, поэтому не люблю слушать свои старые записи – сразу понимаю, что можно было сделать лучше. Но такие сомнения должны быть у каждого музыканта, иначе пресытишься и поймешь, что сегодня "уже был гениальный концерт" - и куда дальше? А когда ты возвращаешься из восторженного Карнеги-холла и слышишь от родителей совсем иные отзывы – есть куда стремиться.

- Вы известны, как активный футбольный болельщик – с какими чувствами наблюдали за чемпионатом Европы во Франции?

- Я страстный болельщик нашей сборной и московского "Спартака" уже 33 года. И конечно, всегда болею за сборную России. Увы, в этот раз проведенные игры не оставили впечатления выдающихся матчей – ни с технической, ни с тактической точек зрения…

К сожалению, в этот раз слишком много неспортивных моментов вылезло на первый план. А именно – поведение болельщиков, которые явно не красят чемпионат. Все же болельщики – это не те, которые дерутся, а те, которые по-настоящему переживают и обсуждают перипетии футбола…

Знаете, в своем родном Иркутске я был старостой двора и нападающим дворовой футбольной команды – просто сумасшедшим спортсменом. Когда мне надо было ехать в Москву, а я не хотел, родители заманили меня тем, что сказали: ты не понимаешь, что сможешь смотреть матчи "Спартака" вживую на стадионе?! Эта фраза перевернула мое сознание – я поехал и ходил на все матчи, знал все результаты, вел таблицы, сидел на трибунах с фанатами, но с другими.

Я застал знаменитые "пятачки" - на стадионе "Динамо" и в Лужниках, где за три часа до матча мы собирались и обсуждали игру "Спартака". Это был театр – с паузами и великими исполнителями. А сейчас все больше обсуждают, кто за сколько перешел в тот или иной клуб, и пострадавших в драках болельщиков – это больно. Пусть это уйдет на второй план, а главное, спорт.

- Не пытались повлиять на российских фанатов?

- Попытаюсь. Может, предложить им сходить на концерт классической музыки?

- Вы в каких отношениях со сборной России? Недавно смотрела передачу "Что? Где? Когда?" с участием российских футболистов – приятно поразил интеллектуальный уровень сборной России…

- Думаю, это было одно из самых больших потрясений от сборной России по футболу за последние годы. "Что? Где? Когда?" - моя любимая телеигра, на которой я не раз выступал в музыкальных паузах и даже сыграл несколько вопросов в команде музыкантов. Но познания и мгновенная интеллектуальная реакция российских футболистов меня потрясли. Увы, это не помогло в игре с Уэльсом.

В любом случае я за сборную России всегда буду болеть, пусть в этот раз ее и покинула удача. Настоящий болельщик проявляется не в моменты триумфа команды, а когда ей нехорошо и нужна поддержка. Жаль, что решающий матч в Марселе совпал с моим концертом в Париже, а то непременно бы болел. Зато, когда наши играли с Англией, я смотрел матч на большом экране, установленном на Елисейских полях, и обнаружил, что процентов 90 людей болело за Россию. Почти все, кроме англичан.

- И они правы. Мое мнение, сибиряк – это национальность. Когда я выступаю в Токио, Нью-Йорке и Женеве, ко мне подходят люди и говорят, что они из Сибири, они автоматически становятся моими родственниками. На контакт требуется несколько секунд. У нас одна группа крови.

В основном сибиряки – добрые, открытые и честные люди, которые могут постоять за других, не терпят неуважения к старшим, женщинам, детям, что передают из поколения в поколение. И меня родители воспитали с девизом: "Не обижать и помогать!"

- В столичные форматы вам легко было вписаться?

- Очень помог опекавший меня фонд "Новые имена" и Иветта Николаевна Воронова. Когда в 1991 году я учился в Центральной московской школе на окраине Москвы, местная шпана частенько била музыкантов – мне удалось их усмирить. Мы с ним начали выяснять отношения на футбольном поле во дворе, стали чуть не лучшими друзьями и до сих пор общаемся. И этот факт примирения для меня очень важен.

- А если бы пальцы переломали?

- Да, я их ломал в детстве не раз, играя в хоккей и футбол, даже руку три раза ломал.

- И?

- Только быстрее и громче стал играть.

- Посоветуйте родителям, как правильно организовать для ребенка музыкальное образование – надо заставлять или нет, всем ли нужны азы или нет, "лишать" его детства или нет…

- Вопрос по адресу. Наверное, я был одним из немногих мальчиков, который разрушил стереотип вундеркинда-ботаника, корпящего над пианино по десять часов в день и не от мира сего. Я был абсолютно нормальным ребенком. Да, домашнего воспитания – все бабушки побросали работу, чтобы меня воспитать, у меня были гувернантки, учителя по иностранным языкам, завтрак в постель – такой гладкий и холеный… Но потом, я, как заправский Зорро, надевал "маску" и выходил во двор и там гонял мяч-шайбу и выступал за справедливость. Полутора-двух часов за фортепиано мне было достаточно – я быстро разучивал произведение, и все понимали, что насилие не требуется. Я успевал везде.

Конечно, если ребенок серьезно занимается музыкой, то рано или поздно придется его заставлять. Я не знаю ни одного, кто хотел бы добровольно в нежном возрасте сидеть часами за инструментом. Другое дело, как все организовать - в этом искусство родителей и педагогов. При правильном подходе можно в сжатые сроки добиться того, что другой за десять часов не добьется.

- У вас есть последователи, ученики?

- Сейчас подрастает удивительное поколение! Недавно в Москве проходил международный конкурс Grand Piano Competition – я его задумал, чтобы показать миру команду, которая идет за нами. Это уникальные молодые люди из России, Японии, Кореи, Китая, Грузии, Беларуси, Англии, которым сейчас по 12-14 лет.

Они успевают и на рояле поиграть, и в театр сходить, и книгу прочесть, и спортом позаниматься. Они владеют иностранными языками, компьютерными технологиями, обладают фантастическим чувством юмора – они совершенно свободны и рациональны. И при этом остаются нормальными детьми.

Это разрушает стереотип вундеркинда. Такого поколения еще не было. Я рад, что мне удалось его показать. И в Латвии надеюсь в следующем году организовать мастер-класс, который поможет отобрать талантливых детей всего балтийского региона. Мы их возьмем в свою команду и будем помогать развиваться.

- Вас послушать, так классическая музыка скоро станет популярнее популярной!

- Ну не более, но я готов к большим цифрам. Именно сейчас классическая музыка нужна, как никогда. Она может спасти в неспокойные, взрывные, депрессивные, воинствующие времена. Дать тихую гавань и вылечить людей.

Когда мы играем с дирижером Зубин Мета в Израиле, в зале сидят рядом арабы и евреи, а все конфликты и войны остаются за стенами. Вспомните знаменитые кадры времен Великой отечественной, на которых молодой Эмиль Гилельс исполняет эту прелюдию Рахманинова на фронте – его рояль помещён на грузовик, а музыку сопровождают благодарные взгляды бойцов и рёв проносящихся на бреющем полёте штурмовиков. Я на сто процентов убежден, что классическая музыка сегодня может многое исправить.

- Вопрос, слушают ли классическую музыку люди, которые делают войну?

- Надо им подсунуть пластинки или билеты на концерт.