Мы встретились с Элиной в начале июня, во время ее краткого визита на родину: Гаранча посетила открытие нового фестиваля "Балтийские музыкальные сезоны" в Юрмале, где выступил итальянский молодежный Оркестр Луиджи Керубини под руководством великого Риккардо Мути.
Зал открытого типа, такой, как "Дзинтари", оперному певцу помогает или мешает?
На таких концертах мы больше всего зависим от погоды. Надеюсь, что не налетит ветер с севера и никто не замерзнет. Опыт выступления на подобных площадках у меня уже большой, 15 лет, и я знаю, что нужно просто действовать по ситуации. Но сказать по правде, на сцене ты полностью сосредоточен на музыке и общении с залом, погружен в эмоции, которыми обмениваешься с публикой, и на все остальное, внешнее, практически не обращаешь внимания.
Расскажите, пожалуйста, про Хиблу Герзмава. Какая она?
Это чрезвычайно эмоциональная и тонко чувствующая певица. Трудно себе представить, но она поет не только оперу, но и джаз, причем делает это фантастически. И вообще, встречи с такими людьми захватывают. Я вот в быту очень прагматична и только выходя на подмостки, переношусь в другие, возвышенные миры, а Хибла, кажется, и в повседневной жизни в таких мирах существует... А еще она очень приятный партнер по сцене и очень элегантная женщина. С ней действительно хочется посидеть, поговорить, пофилософствовать. У нас, певцов, редко находится на это время, да и человеческий интерес друг к другу возникает далеко не всегда. Но с Хиблой – случай особый.
А что происходит, когда чисто по-человечески не удается найти общего языка с коллегой?
Нужно представить, что перед тобой Джордж Клуни или Брэд Питт! (Cмеется.) Наверное, я гибкий человек, у меня как-то получается легко и быстро настроиться на чужую волну. Если же контакт все-таки не сложился и шансов на нормальное общение нет, не вижу проблемы в том, чтобы просто уйти. Переубеждать, настаивать на своем – не моя история. Может, во время репетиционного процесса и случаются небольшие трения или разногласия, но мне не нравится на них зацикливаться. Я лучше прямо скажу, что думаю, выслушаю точку зрения другого, заключу мир и буду работать дальше. Мы же артисты, люди эмоциональные, для нас это будни.
Какие места дарят вам силу? Наверняка ведь есть такие, о которых вы можете сказать – даже стены петь помогают.
Мне нравятся большие залы. Они дают невероятную свободу. Я тогда не вижу зрителя, но я его чувствую, получаю от него колоссальный энергетический посыл. Это потрясающее ощущение. Кажется, даже голос мой лучше звучит и открывается. Но если говорить о театрах как таковых, один из самых важных для меня - Венская опера. Я была в ее штате семь лет и очень выросла за это время. Там больше всего спектаклей спето, и партии у меня там были самые разные, от очень маленьких, как Лола в "Сельской чести", до главных - в "Кармен" и "Кавалере розы". С этим театром связано столько моментов счастья и печали, радости и грусти, что он стал для меня роднее и ближе всех остальных.
Совсем недавно в нью-йорской Метрополитен-Опера вы в последний раз спели Октавиана в "Кавалере розы". Этим же спектаклем великая Рене Флемминг попрощалась с оперной сценой – и вы обе оказались в эпицентре внимания всего музыкального мира. Насколько легко или тяжело певцу принять, что какой-то из этапов его профессиональной жизни окончательно пройден?
У нас это были, конечно, два разных прощания. Ситуацию Рене Флемминг я комментировать не вправе. Никто из нас ее не расспрашивал, почему она уходит именно сейчас и именно с партией Маршальши в "Кавалере розы". Думаю, каждый артист решается на такой шаг потому, что него есть для этого причины. Какими они будут у меня, когда это произойдет и что я почувствую – не знаю.
Что до отказа от роли Октавиана и от мужских ролей вообще, то это связано с тем, что голос мой развивается, меняется и тембрально уже не соответствует наивным юношам вроде Ромео, Керубино или того же семнадцатилетнего героя "Кавалера розы". Это мое личное убеждение. И эмоциональной связи с этими персонажами я больше не испытываю. Так зачем же мне, сорокалетней женщине с двумя детьми, по-прежнему играть молодых парней?! Я бралась за брючные партии, будучи в начале творческого пути – они доставались мне в "наследство" от старших коллег. Теперь пора передавать эстафету. К тому же мне хочется чего–то нового. Я 17 лет пела Октавиана. У меня есть ощущение, что в этой роли я уже сказала все, что могла.
А какие роли вы для себя сейчас выбираете?
Я чувствую, что пришло время драматического, эмоционально наполненного репертуара. В октябре в Париже будет премьера "Дона Карлоса" Верди – у меня там партия принцессы Эболи, которую я исполню впервые. После этого спою Сантуццу в "Сельской чести" Масканьи, подготовлю роль в "Самсоне и Далиле" Сен-Санса, потом будет Дидона в "Троянцах" Берлиоза, а еще я работаю над следующим диском, над новыми программами камерной музыки... Дел хватает. (Глубоко набирает воздух и выдыхает.)
Осенью вы подарили нам особенный концерт – исполнили в Латвийском Национальном театре цикл песен Раймонда Паулса. Он первый композитор, который писал музыку специально для вас. Как вы поладили? Про острый язык маэстро ходят легенды...
Ну и я старалась не отставать по мере сил... Он абсолютно невероятная личность – удивительно работоспособный, фонтанирующий идеями, несмотря на огромный пласт уже созданного... Ему все любопытно! А это чувство юмора, этот полет мысли, это величие и в то же время простота... Наше сотрудничество было чем-то совершенно особенным, неповторимым – поэтому мы и дали один-единственный концерт, тиражировать этот опыт не хотелось, да и не нужно было этого делать, просто нельзя. Я могу быть только благодарна маэстро за то, что он согласился на такой проект. Господи, дай ему долгого здоровья! Может, мы еще что-нибудь вместе придумаем!
Режиссер Алвис Херманис в своем "Дневнике" пишет о том, что оперных певцов можно, грубо говоря, разделить на две категории – тех, кому нужно говорить только самое необходимое - куда идти, где остановиться и когда петь, и тех, кто старается углубиться в задумку режиссера и в роль. И еще не известно, с кем легче работать...
Я точно отношусь ко второму типу. Но вообще тут многое зависит от личности постановщика. Со своей позиции могу сказать: если режиссер знает, чего хочет, открыт для сотрудничества и доверяет артисту, то и артист старается вникнуть в замысел режиссера, и результат их совместной работы может оказаться более чем успешным. У нас, певцов, тоже ведь есть собственное мнение, собственное видение. Случаев, когда певец подготовился к предстоящей работе лучше, чем режиссер, немало. Немало встречается и режиссеров, которые абсолютно убеждены в правильности избранной концепции, ждут от певцов только технически верного исполнения и не позволяют им раскрыться, внести свои идеи и краски. Идеальную комбинацию найти на самом деле очень трудно.
Херманис также пишет о своем опыте в Парижской опере, когда его постановка "Осуждения Фауста" Берлиоза вызвала и неодобрение части публики - печально известное "бу" на поклонах, и овации... Как вы относитесь к реакции зала на спектакли, в которых участвуете?
Для певца это эмоционально тяжелый момент – слышать "бу". Да, у зрителя есть право выражать свое мнение о том, за что он заплатил. Но известно ведь, что некоторые завсегдатаи лож в Ла Скала порой кричат "бу" только потому, что таким образом самоутверждаются или себя показывают. Их главный аргумент – Мария Каллас, Рената Тебальди или Франко Корелли пели по-другому. Еединственное, что я могу на это ответить – простите, но они все уже давно умерли! Пришло время проснуться и жить на пятьдесят лет позже!
Оперные певцы - это люди, которые выходят на сцену, многое перед этим прочитав, прослушав… и осознав, что никто не идеален. Мы не роботы, а живые существа. На наше исполнение влияет множество вещей, которые мы не в силах проконтролировать. Ты можешь поперхнуться пылью кулис или соскользнувшей с парика волосинкой. Твой партнер в дуэте тянет высокую ноту гораздо дольше и громче, чем на репетиции, а ты к этому не готов и срываешься. И так до бесконечности.
Но если твоя жизнь не фокусируется исключительно на сцене, если ты воспринимаешь свою артистическую деятельность как работу, которую любишь и обожаешь, отдаешь все силы и чувства, но которой твое существование не исчерпывается, - тогда это "бу" остается на заднем плане. Оно больше не является критерием, по которому ты себя оцениваешь. У меня было так много вечеров, когда я думала, что пела хорошо как никогда, а друзья участливо спрашивали – что произошло, ты заболела? И наоборот: ты поешь, в голове у тебя роятся и покоя не дают мысли о том, что у детей температура... Чем лечить? Что делать? А после подходят люди и говорят, что плакали на спектакле, столько чувств со сцены неслось, столько эмоций... Да, это уму непостижимо. Хорошо, что я научилась на сцене никому ничего не доказывать. Я просто или ловлю кайф в процессе пения, или не ловлю. Хорошие коллеги вокруг? Дирижер нравится, постановка приятная, атмосфера располагающая? Все, я эгоистично получаю от этого удовольствие. А что напишет критик или крикнет человек из зала, меня, если честно, не особо волнует.
К вопросу о волнениях. Сегодня многие культурные мероприятия в мире и особенно в Европе, от рок-фестивалей до красной дорожки в Каннах, проходят в условиях усиленения мер безопасности. И в оперной среде тоже? Как вы к этому относитесь?
В Париже, к примеру, на входе в Оперу стоит большой детектор, как в аэропортах. Всегда заглядывают в сумки и требуют документы. Что на самом деле нормально. На гала-концерте в Метрополитен-Опера, где было особенно много важных гостей, тоже посетителей проверяли. Что ж, это жизнь. Единственное, что мы можем, - молиться и надеяться, что наш самолет не будет похищен или что мы не окажемся в том месте, где какой-то безумец себя подорвет.
Но должна признаться, что в первые несколько дней, которые я провела в Париже, приехав туда примерно через месяц после теракта (в театре "Батаклан" 13 ноября 2015 года, – прим. ред.), ощущения у меня были странными. Иду по улице, вдруг останавливается бусик, из него выскакивают 12 парней в бронежилетах... Сразу начинаешь смотреть, под какую машину бросаться... В то же время я своего рода фаталист. Мой ангел меня или защитит, или не защитит - все равно от меня ничего не зависит. Конечно, не нужно лезть на рожон, но ведь произойти может все что угодно: машина собьет, кирпич на голову свалится, в ванной поскользнешься и шею себе сломаешь. Сколько нам суждено прожить на этом свете, столько и проживем.
Устроитель концерта Элины Гаранчи, Хиблы Герзмава и симфонического оркестра под управлением маэстро Карела Марка Шишона – компания ART Forte. Концерт включен в программу мероприятий фонда "Балтийские музыкальные сезоны" и проходит при поддержке Государственного фонда культурного капитала Латвии и компании "Уралкалий". Генеральный информационный партнер – Первый Балтийский канал. Информационный партнер – портал Delfi.
Билеты можно приобрести в кассах концертного зала "Дзинтари" и сети "Biļešu Paradīze", www.bilesuparadize.lv