14 ноября Денис Матвиенко вместе с Ukrainian Classical Ballet выйдет на сцену Латвийской Национальной оперы в балетах Клюга Quatro и Radio & Juliet.
23 февраля вы отпраздновали день рождения. А завтра была война. Вы же находились в Питере в это время?
Да.
Ваш пост в инстаграме об отъезде из России был очень непохож на те выверенные заявления, которые выпускают в соцсетях публичные личности. Сложно было находить слова?
Мне до сих пор сложно находить слова, если честно.
"Улетаем без всякого плана", — написали вы…
Планов действительно никаких не было. Поэтому после отъезда мы столкнулись с новой реальностью – бытовой, в первую очередь: нужно было в кратчайшие сроки найти работу, школы для детей и так далее. Наверное, люди, которые собираются эмигрировать, думают обо всем этом заранее. По крайней мере, у них где-то есть контракт, театр, жилье… Но, знаете… Я часто ошибался. А в этом поступке я точно не ошибся. Как бы тяжело ни было.
Когда мы встречались в прошлый раз, вы сказали – "Я оптимист во всем. Даже в самых пессимистичных ситуациях. Я всю свою жизнь верю в людей. В их искренность, талант, милосердие. Нельзя не верить". Это были слова счастливого человека. А что сейчас?
Я думаю, что нужно придерживаться этих слов. Но сейчас… (Вздыхает.) Сейчас это стало так трудно, что иногда кажется – ты не сможешь. Война… Она очень сильно меняет всех, кого касается, даже тех, на кого не падают бомбы. Хотя я все равно остаюсь оптимистом, все равно верю в людей и считаю, что милосердие должно быть всегда. Потому что если его нет у человека, то чем он тогда отличается от животного? Ничем.
Сколько раз в день вы смотрите новости?
Новости… Новости мы получаем достоверные, из первоисточников, скажем так. Знаете, мне кажется, что раньше войны были намного честнее, чем сейчас. Сейчас к боевым действиям добавляется война пропаганд, а пропаганда порой намного сильнее, чем какие-то бомбы, на мой взгляд. Любые новости можно так перевернуть, любые слова можно так извратить, что мерзкий человек возвысится, а хорошего сравняют с землей. Что и происходит. СМИ, соцсети с помощью этого умудряются из людей делать биомассу. Я про Россию говорю… Что с их мозгами – это же… Не понимаешь, как можно так во все это верить. А они – верят. Я это сам видел.
Вас это удивило?
Скорее, разочаровало. Потому что есть же какие-то вещи абсолютно… как сказать… понятные. Что нет ничего важнее человеческой жизни. Что виноват всегда тот, кто напал.
Знаете, я 24 февраля ехала в далекий город смотреть спектакль по работе. И вдруг оказалось, что это, может быть, единственный способ хотя бы на полтора часа отключиться от происходящего: смотреть спектакль. А люди, которые на сцене? Их сцена лечит?
Конечно. Я вам скажу как человек балета, человек творчества: когда я захожу в зал, я всегда счастливый. Раньше это спасало, когда были какие-то обычные жизненные неурядицы и проблемы, а сейчас — когда после всех этих новостей становится совсем грустно. Берешь урок либо сам занимаешься – и вот честно, на это время забываешься. И даже потом, уже выходя на улицу, возвращаясь в свою жизнь, все равно чувствуешь какую-то поддержку моральную, что ли. Поэтому такие вещи нужны. Не случайно же во время Второй мировой артисты приезжали на фронт, пели, танцевали, выступали… Искусство все-таки дает надежду, дает свет. И милосердие, о котором я говорил.
Я знаю, что вы следили за судьбами многих украинских танцовщиков и принимали в них участие. Но не знаю подробностей.
Ну… что рассказывать, какие там подробности… Просто, когда это все началось… Сидеть в Питере и знать, что бомбят твой город, Киев родной, было очень тошно и противно. Хотя моей вины в этом не было, конечно, но все равно… Мы же не из телевизора новости узнавали, к нам наши друзья обращались, педагоги, артисты, которые смогли выехать из опасных мест, но что дальше делать, где приземлиться, понятия не имели… Я не помню, как это было — кажется, Настя, моя супруга, спросила, есть ли у меня кто-то знакомый в Чехии. Я обратился к Айвару Лейманису первым делом, кстати. Написал ему — и он сразу перезвонил, мы начали разговаривать и потом создали что-то вроде платформы, где были директора театров, директора школ… (В кратчайшие сроки было задействовано около 120 человек, уточнил руководитель Латвийского национального балета Айвар Лейманис, — прим. авт.) Так и пошло… Честно – мы тогда не спали толком, потому что все время кто-то появлялся… пытались устроить даже не балетных людей… В общем, участвовали. Не то чтобы я этим кичусь как-то – нет. Помогали чем могли, вот и все.
Трех девочек украинских-питерских в нашу труппу взяли, между прочим.
Буду в Риге, повидаемся. Наверняка я их знаю и они меня.
Думаю, нет ни одного танцовщика артиста, который вас бы не знал. Вот интересно: у вас – с вашей генеалогией — был хоть один шанс НЕ пойти в балет?
Боюсь, что нет. Когда отец спросил, хочу ли я танцевать, я ответил – да, конечно. Я же был очень активный мальчик, с трех лет в концертах участвовал, меня просто на сцену выпускали, и я вытворял, что хотел – всем нравилось. Но этому учиться не надо было. А после "да, конечно" пришлось учиться. И то, что тебе нравится, другим как-то не очень. Так что я действительно попал в хореографическое училище не потому, что у меня была мечта такая (хотя я знаю многих, у кого мечта была: Коля Цискаридзе, Володя Малахов, Вадим Писарев…), а потому, что мои родители и бабушка с дедушкой – артисты. Хотя все это не главное. Главное – чтоб сложилось. Потому что, поверьте, в нашей профессии ничего предугадать не возможно. Она непредсказуемая.
А можно спросить? Вот говорят, что жизнь человеческая становится длиннее. А профессиональная жизнь танцовщиков? Она тоже удлиняется?
Я думаю, что это никак не связано. Если вспомнить Уланову, вспомнить Колпакову, которая в 50 лет "Спящую красавицу" танцевала – это ведь не вчера было, а полвека назад, даже больше… Тут другие связи, с физикой человека. Потому что за годы на сцене тело изнашивается, и, естественно, у кого оно сильнее, тот и танцует дольше. И плюс еще – как ты сам относился к телу, какая у тебя школа была, насколько ты выучен. Балет придумали неглупые люди, и, в принципе, если все делать правильно, то быстрое завершение карьеры тебе не грозит. Но я не думал, что я открою 27-й сезон, честно скажу. Я не думал, что вернусь на сцену. Обстоятельства вынудили. Мне нужно кормить семью. Я неделю назад танцевал "Корсара". И как-то сразу забылось, что тебе 43 года и все тело болит. Оно сразу болеть перестало! (Смеется.) Мы с ним всю жизнь диктуем условия друг другу. Когда был моложе, я — ему, теперь, скорее, оно — мне. Но мы всегда относились друг к другу с уважением.
Вы же стали преподавать в последнее время. Понравилось?
Конечно! Слушайте, я еще когда театром в Киеве руководил, с артистами много работал, классы давал – мне лет 30 тогда было. В Вагановке с 2015 года вел практику у иностранных студентов. Цискаридзе давно просил взять класс. А когда у меня в Новосибирске закончился контракт, и тут ковид, я согласился. Но это сложно, да. Потому что дети, подростки тем более, — ты им не только педагог, ты еще и психолог, и папа. Сложно, но тем не менее интересно: обучая детей, я начал вспоминать азы, то первоначальное, чему меня когда-то учили и что я уже позабыл, понимаете? Так что все полезно.
Вы вернулись в Quatro и Radio & Juliet после некоторого перерыва. Многое изменилось в этих балетах сейчас по сравнению с прошлым вашим приездом в Латвию?
Состав немного изменился. Мы изменились. Я так точно изменился, даже физически, наверняка буду по-другому партии свои исполнять, потому что в последние годы довольно много в contemporary dance участвовал. Может, это будет интересней, чем прежде. А в остальном — как же мы можем что-то менять? Есть же хореография, есть сценография, есть музыка…
…Есть труппа, которая называется Ukrainian Classical Ballet…
Я всегда считал себя украинским артистом. Конечно. Хотя в начале творческого пути, когда были победы на конкурсах, первые приглашения, первые контракты (это было на исходе 90-х), я был еще очень молод и не осознавал, что представляю свою страну. В тот момент для меня было важно научиться танцевать, стать хорошим артистом. Это потом мне стали задавать вопросы: вот вы ездили по всему миру, много лет провели в России, почему вы не сменили гражданства? Но у меня не было такого желания такого абсолютно. Я люблю свою страну. Я бы из Киева вообще никуда не уезжал – я люблю этот город. Уехал только по причине творческого голода.
Когда ты в силе, работы для тебя в мире очень много. Ты даже отказываешься порой от спектаклей и гала-концертов, потому что не можешь всюду поспеть. На двадцатом году сценической карьеры я даже в American Ballet Theatre перестал летать, потому что мне стало интересней дома. Я начал делать проекты в Киеве, создавать постановки, в которых сам хотел станцевать, приглашать тех балетмейстеров, с которыми хотел сотрудничать. Я уже мог себе это позволить. И, что важно, это понравилось зрителю: Quatro, Radio & Juliet, "Великий Гэтсби"… "Гэтсби" обошелся больше чем в миллион долларов – это даже по мировым стандартам дорогостоящий проект. Масштабный, качественный. Очень много талантливых людей в нем было задействовано.
Так что для меня всегда важней всего было творчество и человеческие отношения. Балет – моя вторая жена, дело всей моей жизни. Я люблю его за то, что выхожу на сцену. За то, что каждый персонаж, в которого я перевоплощался, переносил меня в другую эпоху, делал ненадолго другим человеком. Я мог реализовать все свои мечты. Быть героем, быть рыцарем. Прожить сто лет. Умереть от большой любви. Поверьте, мы, балетные, вообще мир видим в других красках. Они ярче. И это стоит всех мозолей и стертых пальцев.
А знаете, что обнаружилось? В 2016 году вы показали в Риге балеты Эдварда Клюга — с этого, собственно, знакомство Латвии с его творчеством началось. И буквально через несколько месяцев Клюг выпустил у нас замечательного "Пера Гюнта". Проходит шесть лет. Клюг делает у нас второй спектакль. И через полторы недели после премьеры Carmina Burana приезжаете вы — опять-таки с балетами Клюга… У вас есть с ним какие-то совместные планы на будущее?
Ну, с Эдвардом у нас уже 17 лет какие-то планы на будущее. Мы ведь именно к нему из Питера уехали. Там, в Мариборе, уже можно было сесть и обдумать, что делать дальше. Это теперь второй дом для нас. А в плане работы – да, думаю, у нас что-нибудь новое будет. Мы друзья большие. Это, наверное, основной план.
Гастроли Ukrainian Classical Ballet в Латвии поддерживают Государственный Фонд культурного капитала, основанный банком Rietumu благотворительный фонд Nākotnes Atbalsta fonds (Фонд поддержки будущего) и Mēness Aptieka.
Устроитель гастролей – продюсерская компания ART Forte. Билеты в городских кассах и на портале bilesuparadize.lv.