Скорее всего, ваш ответ самому себе сведется к одному слову: счастье. Вся наша культура вертится вокруг стремления к счастью. Счастья надо искать, потому что быть счастливым хорошо. Но можно ли построить жизнь на этом рассуждении? С учетом важности вопроса, у нас удивительно немного объективных данных о том, чего люди действительно хотят от жизни.
В 2016 году социологи опросили американцев о том, что бы они предпочли: совершить великие дела или быть счастливыми? 81% выбрал счастье, 13% — выдающиеся достижения, а 6% сочли альтернативу странной и затруднились с ответом.
Итак, большинство считает достижение счастья главной целью в жизни. Но что такое счастье, и как его достигнуть?
Число составляющих этого призрака может расти до бесконечности. Делают ли вас счастливее ваши отношения с другими людьми, ваша работа, ваш дом, ваше тело, и то, как вы питаетесь? Если нет, то что вы делаете неправильно?
В современном мире понятие счастья практически совпадает с summum bonum древних философов, Абсолютным Добром, из которого проистекает все хорошее. Следуя этой логике, отсутствие счастья есть Абсолютное Зло, которого следует всеми силами избегать.
Имеется масса свидетельств тому, что наша зацикленность на погоне за счастьем нередко приводит к депрессии. В недавно вышедшей книге: "Эпоха Просвещения: Погоня за Счастьем" историк Ричи Робертсон утверждает, что главной идеей века, во многом сформировавшего наш мир, было не столько торжество Разума, сколько поиск Счастья при помощи Разума, и что сегодня мы продолжаем жить в рамках этого проекта.
Неудивительно, что счастье всегда рассматривалось как наивысшее благо, но составляющие его ценности и чувства не есть нечто раз и навсегда данное. Некогда превалировавшие достоинства, например, честь или смирение, частично утратили свое значение. Слова, которыми мы передаем свои ощущения, также меняются.
Современные концепции счастья в основном практические, а не философские, и сфокусированы на том, что можно назвать технологиями счастья. Главное внимание уделяется не тому, что есть счастье, а тому, как его достигнуть. Мы рассуждаем о счастье в терминах медицины, как о противоположности состоянию печали и депрессии, полагаем, что счастье и несчастье возникают в результате каких-то химических реакций в мозгу.
Создано огромное количество книг по так называемой "позитивной психологии", обещающих каждому ключ к вечно хорошему настроению. Многие философы относятся к такому подходу скептически, указывая, что настроение — вещь переменчивая и причины его колебаний неопределенны, и пытаются выработать объективную концепцию хорошей жизни.
Одно из определений гласит, что мы счастливы, когда делаем то, что нам нравится и доставляет удовольствие. Но жизнь не может состоять из одних удовольствий. Даже самая удачно сложившаяся, она полна боли. Утраты, разочарования и неудачи, физические страдания от травм и болезней и душевные — от скуки, одиночества и грусти. Боль — неотъемлемая часть нашего существования, пока мы живы.
Древнегреческий философ Эпикур, живший в 341-270 годах до нашей эры, учил, что смысл жизни — стремиться к наслаждению и избегать страдания. Продолжительное отсутствие боли приносит спокойствие ума, которое Эпикур называл "атараксией" — термин, почти соответствующий современному пониманию счастья.
Действительно, одним из самых распространенных синонимов счастья является фраза "быть в мире с собой", и никто не станет утверждать, что жизнь, полная боли — хорошая жизнь. Но сводится ли все к минимизации страданий?
А что, если счастье приносит боль? Любовь — самый известный и наглядный пример.
Жизнь без любви и привязанностей глубоко ущербна, хотя освобождает нас от значительной части боли.
Практически все хорошее в жизни связано с болью. Написание книги, марафонский бег, рождение ребенка — все причиняет боль в процессе, зато дарит радость, когда цель достигнута.
Эпикур возразил бы на это, что страдания существуют, дабы сделать его атараксию привлекательнее. Старайся их уменьшить, терпи то, чего нельзя избежать — вот что значит жить мудро.
Главное руководство в поступках — сокращение страдания. Если муки творчества при написании книги перевешивают удовлетворение от завершенной работы — не пиши ее. Если малая боль сегодня позволяет избежать худшей боли в будущем — как, например, усилие над собой при отвыкании от курения может спасти от рака — тогда дело того стоит. По Эпикуру, для счастья необходимо быть хорошим бухгалтером.
Но бухгалтерский подход к счастью также упрощает реальность. Фридрих Ницше в "Происхождении морали" утверждал, что человек терпит страдание не только для получения перевешивающего его наслаждения, но и потому, что "не отвергает страдание как таковое, порой желает и даже ищет его, если видит в нем смысл и цель".
С позиции Ницше, страдание в жизни уравновешивается не удовольствием, а смыслом. При этом он сомневался в том, что человек способен найти в своих страданиях достаточно смысла, чтобы считать их оправданными.
Жизнь, полная осмысленного страдания, ценнее жизни, полной бессмысленных удовольствий. Таким образом, как будто вопроса о природе счастья недостаточно, мы упираемся в следующий: а в чем смысл жизни?
Если искать в жизни смысл, то сделается очевидной ошибочность современного взгляда на счастье как сумму ощущений.
Вы можете самым достоверным для себя образом покорять Вселенную на корабле собственного изготовления, быть величайшим поэтом либо изобретателем в истории, или популярным у клиентов поваром в местном ресторане. В реальности вы будете спать в капсуле.
Воткнете ли вы вилку в розетку? По мнению Нозика, нет, потому что нормальный человек хочет что-то совершать и кем-то быть на самом деле, а не только в ощущениях.
Гипотетическая ситуация может показаться надуманной. Однако, если мы готовы пожертвовать безграничным удовольствием ради реального смысла, значит, концепция ощущения счастья как высшей ценности неверна. И если Нозик прав, значит, заблуждаются те 81% американцев, которые в ходе опроса предпочли счастье великим достижениям. Кстати, большинство участников эксперимента Нозика заявили, что не воспользовались бы машиной.
Дилемма Нозика опровергает известный постулат утилитаризма о том, что "счастье есть желанная и, в конечном итоге, единственная желанная цель". Сказавший это философ, Джон Стюарт Милль, сам ее не достиг, а был жертвой депрессии. "Я был в том состоянии тоски, которому время от времени подвержен каждый; невосприимчивый к радости и любому приятному возбуждению, когда то, что в другое время приносит удовольствие, кажется пустым", — писал он в своей автобиографии в 1826 году. Иными словами, жизнь не радовала Милля. Для большинства людей это просто плохо, но Милля с его философским складом ума наводило на еще более тревожные мысли.
С рождения его учили, что умножение наслаждения и сокращение страданий человечества есть высшая и конечная цель жизни. Отец Милля был последователем основоположника классического утилитаризма Джереми Бентама, автора знаменитого принципа "истина — наибольшее счастье для наибольшего количества людей". Бентам сводил к нему все моральные, политические и личные проблемы, заходя в эпикурействе дальше самого Эпикура.
Если следовать этой логике, Джон Милль должен был признать собственную жизнь неудачной и лишенной смысла.
Разочаровавшись в философии Бентама, Милль назвал ее "пригодной только для свиней" и пришел к выводу, что человек рожден не для счастья. Неудовлетворенность, разочарование и боль — не отклонение от нормы, а естественное состояние, и "лучше быть неудовлетворенным человеком, чем всем довольной свиньей", писал он. Счастье — это, конечно, хорошо и важно, но постоянная погоня за ним редко к нему приводит.
По мнению Милля, стремиться надо к другим вещам, а уж состояние счастья может прийти как побочный продукт, бонус, как сказали бы в наши дни. Если человек не испытывает счастья, это не значит, что он живет неправильно.
Если Бентам был последователем Эпикура, то и у Милля имелся предтеча в античном мире — Аристотель. Две тысячи лет назад тот учил, что преходящее ощущение счастья менее важно, чем "правильная жизнь", по Аристотелю, эвдемония, эвдемонизм (eudaimonia).
Перевести это слово на современные языки сложно. Философ Джулия Эннас передает его как "счастье", другие авторы как "расцвет личности" или "добродетель". Во всяком случае, это нечто сильно отличающееся от большинства современных концепций счастья. Согласно им, счастье — это состояние души, а аристотелевская эвдемония — поведение и поступки. Это не то, что вы чувствуете, а то, что делаете.
В отличие от эпикурейской калькуляции страданий и наслаждений и бентамовского культа удовольствия, представления Аристотеля о правильной жизни были комплексными, включая удовлетворенность собой, моральные достоинства, совершенство в выполнении обязанностей, успех и активную гражданскую позицию. "Как одна ласточка и один погожий день не делают весны, так и короткий миг счастья не делает человека благословенным богами", — писал Аристотель в "Никомидийской этике". Эвдемония воздвигается каждодневными поступками в течение всей жизни, а счастье неотделимо от добродетели, учил он.
По Аристотелю, добродетель всегда лежит посередине между крайностями, как храбрость между трусостью и безрассудством, а щедрость — между скупостью и мотовством. Можно сказать, добродетель есть выдерживание правильного баланса.
Там, где утилитаристы сводят мораль к человеческому счастью, там Аристотель считает добродетель важной, но не единственной частью эвдемонии. Нельзя достичь расцвета личности без добродетели, но добродетель сама по себе еще не ведет к эвдемонии, она ее часть.
Аристотель настаивал, что вопросы о том, что приносит счастье, и что делает человека хорошим, нельзя разделять. Идея неразрывной связи между этичностью и хорошей жизнью — ключевая в античной философии, указывает Эннас. Она актуальна и сегодня.
По Аристотелю, мы достигаем совершенства, используя уникальную способность человека думать и рассуждать. Но мысль в такой же мере социальное действие, как индивидуальное: "отшельник не может проявить лучшие человеческие качества". Таким образом, для счастья необходимо общество. Счастье не только личное эмоциональное состояние, но совершенные отношения с другими.
Но и это еще не гарантирует процветания. Аристотель признавал, что счастье во многом зависит от везения. События, которые мы не в силах контролировать, — война, нежелательная влюбленность, бедность или эпидемия — способны разрушить счастье.
Но человек должен продолжать стремиться к эвдемонии, даже терпя временное поражение. Счастье, по Аристотелю, не есть состояние, которого можно достичь раз и навсегда, а практика, которой мы следуем на протяжении всей жизни, с большим или меньшим успехом, даже в неблагоприятных условиях.
Осознание этого не гарантирует нам хорошей жизни, но развеивает иллюзорную надежду на вечную удовлетворенность. Подобное понимание счастья, на самом деле, повышает риск вечной разочарованности.
Ни одна реальная жизнь не соответствует эпикурейским или утилитаристским стандартам счастья, и их сегодняшние последователи обречены на неудовлетворенность при неизбежном столкновении с темными сторонами бытия.
Не лучше ли, вслед за Аристотелем, смириться с их существованием и стараться сделать свою жизнь лучше вопреки им?
Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Future.
