Ангел или черт? Звезда Рижского ТЮЗа Олег Фомин про смертельное оружие и дни выборов  (6)

Когда школьники 80-х смотрели в Рижском ТЮЗе "Тома Сойера" - мысленно завидовали дерзкому мальчишке, который, презрев все писаные и неписаные правила, жил, как хотел. После спектакля "А все-таки она вертится Или гуманоид в небе мчится" хотелось, чтобы школа была именно такой — с неформатными мыслями, своим мнением и крепкой дружбой. А с постановки "Завтра была война" уходили, хлюпая носом: пусть все будет как есть, лишь бы не было войны… Все эти мысли юным зрителям доносил со сцены крепкий тамбовский юноша Олег Фомин, невероятным сплетением судеб оказавшийся в штате Рижского ТЮЗа и сыгравший с четверть сотни главных ролей.

В начале 90-х театра не стало. Воспитанные на постановках Шапиро подростки вступили в новую жизнь, где выбор вроде бы всегда есть. Но как-то так часто получается, что все кандидаты… Как в песне из фильма "День выборов", снятого режиссером Олегом Фоминым. Сегодня он востребованный режиссер. Из тех, с кем любому продюсеру всегда спокойно: Олег не подведет. Время от времени приезжая в Ригу, Фомин встречается с бывшими коллегами, почти родственниками и охотно вспоминает, как все было…

- Да, я тамбовский волк. Родом из сурового детства, где надо было уметь постоять за себя и не всегда получалось наесться досыта. И да, в актеры я решил пойти, благодаря фильму Рижской киностудии "Слуги дьявола на чертовой мельнице".

- Что там было такого притягательного?

- Мясо. Огромная нога, которую ел один из героев, большим ножом в красивом костюме. Я таких кусков мяса на тот момент никогда не ел. На меня, маленького тамбовского мальчика, начитавшегося "Трех мушкетеров", это произвело сильное впечатление.

- И что вы сделали — в школьный драмкружок отправились?

- Нет. Я собрал все свои фотографии, какие были, и написал письмо на Одесскую киностудию. Мол, возьмите меня в актеры.

- Почему не на Рижскую?

- Точно не помню, но у Одесской была самая красивая заставка с парусником. Ответа я от них, понятное дело, не получил, но все равно свой выбор сделал — после школы поехал поступать в театральный в Москву. Подал документы сразу во все. Во все и поступил. Но выбрал Щепку.

- Но после ее окончания все же уехали работать в Рижский ТЮЗ, почему?

- В Москве и Питере нас никуда не брали. Вместе с ребятами с курса мы хотели создать свой театр, нам даже обещали помещения, но потом отдали их другому курсу. Поскольку один из моих однокурсников был из Риги — Олег Куценко — появилась идея ехать в Латвию. Недели две я показывался Адольфу Яковлевичу (Шапиро) и всесильному Худсовету, а после чего мне сказали ехать в Москву, собирать документы.

- Рига сразу понравилась?

- Конечно. Тем более что мне, молодому человеку, сразу дали свою комнату — прямо над театром на Лачплеша, на 5-м этаже. Я там был прописан 11 лет. Но как дали, так и забрали. Здание после отделения Латвии вернули баптистам, о чем я узнал, лишь когда мне нужно было делать документы, чтобы лететь за границу на съемки. Так я оказался человеком "без определенного места жительства". Жильцов расселили, а меня даже не предупредили. Делать нечего, вернулся в Россию.

- В Рижском ТЮЗе вы были самой яркой звездой. Люди моего поколения зачастую ходили в этот театр "на вас" и ждали на автограф после спектакля.

- Мы тогда и слов-то таких не знали, как звезда. Автографов даже не помню. Зато все спектакли помню отлично. Особенно, "Завтра была война", с которым мы впервые выехали за границу. Это была куча смешных историй про советских людей на неизведанном Западе: другие сигареты, гостиницы, сантехника, которую мы не знали, как привести в действие.

Мы побывали в Бремене, Мюнхене, а в Турине провели аж две недели. Это было невероятно! Сыграли всего два спектакля, а в остальное время Италия была нашей. Особый шок — экскурсия на завод "Фиат" с невероятного вкуса бесплатным кофе в автоматах и программируемыми роботами в цехах. Просто другой мир!

- Шапиро на недавней творческой встрече в Риге сказал, что был диктатором, потому что на самом деле очень боялся вас, актеров.

- Многие на эту тему ругались, а мне это только на пользу пошло — закалило характер в борьбе. И первой и последней звездной болезнью я переболел именно благодаря ему. Меня тогда утвердили на главную роль в пьесе "Вариации феи Драже", ставить которую приезжал сам Анатолий Васильев. Предупредили: "Возьмется ли он, зависит только от тебя". Ну и крыша поехала: я сидел в зале, как суперзвезда: подавал какие-то наглые реплики, громко смеялся… Шапиро тут же перевел меня во второй состав и, вызвав к себе в кабинет, абсолютно гениально изобразил мое поведение. Корона слетела навсегда.

- В то время самой модной девушкой с обложек первых глянцевых журналов была ваша первая жена Алиса Фомина — создатель невиданных по тем временам кожаных изделий. С удивлением узнала, что это были ваши идеи, на которые вас вдохновила работа в танцевальном коллективе Бориса Моисеева "Экспрессия".

- В варьете я подрабатывал, когда учился на четвертом курсе в Москве. В то время Боря набирал балет в свой коллектив "Экспрессия", куда взял девочек, которым я преподавал сцендвижение и актерское мастерство в Институте культуры. Они мне и рассказали про возможность подработать. Я придумал номер, показал Моисееву - ему понравилось. Стал работать. Мы там сами придумывали себе костюмы, что потом в Риге пригодилось.

Как-то вечером Алиса привезла кусочки замши и кожи из магазина "Умелые ручки", мы посидели-покумекали и придумали, как из них шить и плести интересные кожаные вещи. Заняли денег, нашли ателье кожаной одежды, договорились у них закупать отходы по 70 рублей за 100 кг и стали шить пальто, платья, юбки. Первый аукцион вещей мы проводили с помощью девочек из "Тодеса" Аллы Духовой. Продав три вещи, окупили все затраты. Так начался салон "Алиса". Вторую коллекцию уже продавали московском Доме кино за большие деньги: Татьяна Друбич за тысячу купила платье, Боря Хмельницкий приобрел свитер, связанный из кожаных ниток.

- В 90-х бизнес Алисы Фоминой еще процветал, а потом она куда-то исчезла.

- Она продала квартиру у собора Петра и уехала в Москву. Уже до того она помогала мне с костюмами к первой моей картине. А потом она стала работать художником по костюмам в кино, чем до сих пор успешно занимается.

- С Ригой связана и ваша первая, прогремевшая в мировом масштабе, роль в кино - "Меня зовут Арлекино".

- Да. Жена режиссера фильма Валерия Рыбарева дружила с женой моего друга Виктора Плюта, периодически она приезжала в Ригу. Как-то они пошли на спектакль "Крестики-нолики", где играли Витя и я, а когда вернулась — сказала, что "в Риге есть мальчик, который тебе нужен". Меня позвали на пробы в Минск. Позже, когда мы с ТЮЗом возвращались с первых зарубежных гастролей, на вокзале в Бресте встретил Юрия Щекочихина — он как раз вез спектакль "Ловушка 46, рост второй", по которому снимался "Арлекино". Нас познакомил Шапиро. Щекочихин рассказал, что прототип главного героя живет в Тамбове и знает меня лично. Все сложилось, правда, готовый фильм потом год пролежал на полке. Его хотели уничтожить, но режиссер успел спрятать единственную копию. Зато потом вокруг кинотеатров стояли очередь в два кольца. За первый год показа посмотрели почти 42 миллиона зрителей.

- Этот фильм неожиданно был закуплен одной из крупнейших мировых кинокомпаний 20th Century Fox. Почему?

- Тогда не было фильмов про… реалии социализма. Суровая правда была показана всего в двух фильмах - "Арлекино" и "Маленькая Вера". Собственно, это было то же самое, что сегодня, когда дают призы мировых фестивалей картинам, которые показывают, как плохо мы все в России живем. Но тогда это был громкий прорыв: говорить, что СССР — это классовое общество, было не принято, а "Арлекино" - про это.

- Для вас после этого "громкого прорыва" наступила пора тишины — никто не брал интервью, не звал в кино. Вы не жалели, что снялись?

- Ну как о таком можно жалеть! И потом меня эта тишина не так уж волновала — я играл в театре, занимался своей актерской профессией, остальное было не так важно. Это сейчас многие молодые люди идут в актеры, чтобы правдами или неправдами выскочить на экран, а тогда были другие интересы — я занимался своей работой, совершенствовался, двигался вперед.

- Рижский ТЮЗ вы покинули на год раньше, чем его закрыли — почему?

- Я уехал в 90-м. Сейчас и не назову точную причину — было ощущение, что закончился какой-то период жизни. В творчестве на тот момент для меня ничего не происходило — чувствовался некий застой в театре и в головах, надо было двигаться дальше.

- Как вы восприняли историю с закрытием театра?

- Как очень личную. Там же остались все мои товарищи и друзья, которых, как котят, выбросили на улицу.

- Шапиро впервые смог войти в свой бывший театр только два года назад, когда во время гастролей МХАТа в Риге Михаил Барышников пригласил его на свой спектакль. До этого, как он говорил, не мог себя заставить войти.

- Я его прекрасно понимаю. Вскоре после закрытия ТЮЗа я приезжал в Ригу по каким-то делам, и мы с дядей Витей (Плютом) зашли в опустевшее здание — там еще висели фотографии труппы в фойе. Я так на них засмотрелся, что не заметил, как впилился головой в деревянную колонну. Говорю: "Витя, я ударился!" А он: "Нет, это театр тебя ударил". Позже я еще лет пять проработал в Театре Ермоловой на договоре, но с Рижским ТЮЗом не сравнится ничто — это был мой театр, мой дом, моя семья. Со всеми нюансами. Там были люди, которые 20 лет не разговаривали друг с другом, но выходили на сцену и работали вместе — человек со стороны и не догадался бы. Никаких склок, подсиживаний, ругани - все в одной лодке с одним капитаном и одной страстью, театром.

- В Москве у вас слава, что вам можно поручить любой масштабный кинопроект — провал невозможен. С вами все надежно. Как вы этого добились?

- Все началось еще в Риге. Я поставил "Калигулу" в рижском театре, снял спектакль на кассету и ходил по Москве, показывал. Там знали, что в Риге есть артист, который может делать новое кино. Когда переехал из Риги в Москву, в театр по-серьезному никуда не брали, а замещать кого-то я сам отказывался. Я решил делать ставку на кино.

Можно сказать, что кино досталось мне на блюдечке с каемочкой: я пришел за советом в компанию, где до того снимался в фильме "Стервятники", а они потребовали, чтобы я выкладывал все начистоту - уже через полгода у меня был свой офис и деньги для старта. Тогда, в начале 90-х, все делалось быстро. Так сбылась моя мечта, отвечать за все лично. У меня был свой сейф с деньгами, продюсер, но на работу всех набирал я. Это было здорово. Так появились первых два хороших фильма.

- Что я и делаю.

- По какому принципу говорите проекту "да" или нет"?

- Сразу есть ощущение, "мое" или "не мое", вставляет или не вставляет. Если история "твоя" - ты сможешь ее и зрителю рассказать. Грубо говоря, это выглядит так: открываю я сценарий, как будто гаснет в зале свет, и начинаю смотреть на "экран". Если вижу кино, берусь.

- Ваш фильм "День выборов" получился совершенно знаковым. Он работает до сих пор. Как только на носу очередные выборы, волей-неволей начинаешь смотреть на кандидатов — сразу вспоминаешь коронное шнуровское "Выборы, выборы, все кандидаты..."

- Так оно и есть.

- Думаете, такое кино может повлиять на выборные процессы, отношение к ним?

- Я вас умоляю… Не будем себя переоценивать. Никакой фильм никогда и ни на что не повлияет. Да, юмор помогает жить. Но так, чтобы управлять государством — это не моя задача. Я этому не учился. Мое маленькое государство — мое кино. Им и занимаюсь. Насколько возможно честно. Мое мнение: если хочешь что-то поменять в стране, то начни с себя: живи сам по-честному, делай дело по-честному, воспитывай детей по-честному.

- Тогда скажите, вот вы сейчас заканчиваете масштабный проект про вторую мировую войну. Как это сделать честно, если вокруг так много правд, версий, переписок истории?

- И снова все просто: я снимаю фильм не про войну, а про людей. Мне интересны человеческие истории в экстремальных условиях. Война — это фон. Приведу пример. Вы смотрели фильм "Смертельное оружие"? Один, два, три, четыре… Попробуйте вспомнить, в связи с какими преступлениями эти два парня — Мел Гибсон и Дэнни Гловер - ломают полгорода и крушат сотни машин? Не вспомните! Потому что для зрителя важнее всего история этих двух персонажей. Потому и сняли четыре продолжения — для Голливуда это почти сериал, который принес безумное количество денег.

Также и в моем криминальном сериале Next мало кто вспомнит, из-за чего все сражались — все следят за яркими персонажами Абдулова, Степанченко, Усатовой… Если это получается — фильм удался, он будет жить. А просто актуальный фильм про войну — это не мое, я этого не понимаю. Везде главное — человек, личность, судьба.

- Ваши коллеги отметили, что если раньше, несмотря на три брака, вы жили исключительно работой и творчеством, то с четвертой женой Татьяной на первое место в вашей жизни вышли семья и ребенок…

- Так оно и есть. Видимо, с возрастом и временем меняются приоритеты, умнеешь что ли — прекрасно, что это так. Так получилось, что сегодня я молодой папа, меня провожают на работу замечательный сын и красавица жена. По- возможности, я стараюсь их брать с собой на съемки, а также меньше отдыхать в одиночку — больше времени уделять родным. Раньше семья была фоном моей работы, а теперь это не так. Хотя, конечно, они мучаются, переживают и страдают за меня.

- То есть сегодня ваша "А все-таки она крутится" - это вокруг семьи?

- Боюсь предсказывать! Как только начинается рабочий процесс, все равно, он требует от меня стопроцентного участия. Понятно, что в этот момент никакие близкие до тебя не дотянутся. Но зная это, при первой возможности, я максимально с ними.

- Спектакль "Доктор знает все" в течение одного года приезжает в Ригу второй раз — для антрепризы это невероятно.

- А в Одессу в течение годы мы приезжаем с этой постановкой в четвертый раз. Там даже в оркестровую яму людей сажают. Недаром же я в юности писал туда письма! А в Киеве мы собрали многотысячный зал, и тоже снова поедем. На Таганке все время аншлаги. По Сибири сейчас едем — везде нас ждут. Эту остроумную и непростую историю мы поставили по пьесе Игоря Глинкова "Ангел, черт и проктолог". Угадайте, кто я?

Спектакль "Доктор знает все" можно посмотреть 4 марта в Рижском Доме конгрессов.