Это личное. Журналист Андрей Шаврей написал книгу "Рига и три ее Миши" - про Таля, Барышникова и Майского

Заметку о том, что знаменитый танцовщик Михаил Барышников (МБ) и знаменитый виолончелист Миша Майский (ММ) родились в январе 1948 года и сидели за одной партой, Шаврей написал для одного журнала еще 15 лет назад. Опытная редактор уточнила: "А ведь был же и третий Миша!" - "Какой?" - "Таль!" Когда выяснилось, что третий учился в той же самой 22-й школе (правда, на тот момент она была мужской гимназией) и позже преподавал там русский язык и литературу, М-ский треугольник замкнулся.

Выбраться из него Андрей Шаврей смог лишь на днях, презентовав книгу в рижском издательстве Aminori.

"Это история возвращения Риги в европейское пространство и возвращения ее сыновей, - представляет свой многолетний труд автор. - МТ хоть и умер в Москве. но похоронен в Риге в Шмерли. ММ вернулся в мае 1995-го - это было сенсацией. О возвращении МБ даже и не мечталось. А он вернулся в октябре 1997-го с двумя концертами в Опере. Первый - памяти матери, которая трагически ушла на улице Сколас, второй - в честь Рижского хореографического училища, где он отучился четыре года. С тех пор он возвращается постоянно - со спектаклями Херманиса и не только...

В книге собрана куча уникальных фотографий. В том числе портрет маленького Барышникова с доски почета 22-й школы, три снимка от президента автоклуба "Рига" Эйжении Анны Фреймане, дочери балерины Анны Приеде, которая фотографировала МБ в феврале 1974-го, когда тот приехал в Ригу танцевать "Дон Кихот" — это был его последний визит на родину перед побегом в Канаде. А фотки Михаила Таля предоставил великий Леонид Тугалев, который с шахматным гением встречался и отмечал это дело постоянно.

В качестве десерта - большой материал от Гидона Кремера, который был знаком со всеми тремя Мишами. ММ читал книгу и не сделал ни одной правки, хоть он и перфекционист. Кремер – тоже ни одной, вот тут я просто удивлен. Жанна Таль (дочь) прочитала. Только МБ, который читал книгу два раза, сделал 10 поправок во время двух телефонных разговоров и еще четыре письменно по мейлу. Одноклассник МБ Андрис Витиньш удивляется, что Барышников вышел на контакт: "Он очень скептически относится к книгам о себе". Мой ответ: просто это о его родном городе. И важно, что все действо книги только в его родном городе, где у него еще есть друзья. И где он строит центр искусств на улице Блауманя".

По согласованию с автором портал Delfi публикует отрывок из книги "Рига и три ее Миши".

"За минуту до начала я стоял у колонны в самой задней части партера. Нескольких студентов РХУ, проникших в зал без билета, настойчиво попросили удалиться. Я же или стал человеком-невидимкой, или настолько сильно слился с колонной, что меня никто не тронул, за что буду благодарен судьбе столько, сколько мне отпущено в этом мире.

Свет погас, и... начался первый вечер Барышникова – сольные номера, современный драматический танец, сопровождаемый выступлением танцевальной труппы White Oak Dance. Вернее, начался он немного иначе. Публика разместилась в бордовых креслах, убрали свет, открылся занавес, из-за кулис в полной тишине вышел стройный немолодой человек невысокого роста. Стояла звенящая тишина. Ни высокопоставленные зрители при бабочках в партере, ни зрители попроще, переполнившие галерку, не аплодировали. Молчали вместе с артистом. Не потому, конечно, что не узнали. Не потому, что менталитет такой "балтийскопрохладный". Просто, наверное, случилось уникальное событие, когда почти тысяча человек почувствовали это мгновение так же, как и стоящий перед ними Барышников.

Есть ситуации, которые можно опошлить овациями и освятить тишиной. Происходящее было именно таким. И был танец без привычных балетных тапочек. Босиком. Дягилевская идея в барышниковском исполнении. "Немая территория" в постановке Дэйна Райца. На полчаса без всякой музыки, в полнейшей тишине, когда никто даже не кашлянул. И только один раз из партера раздался негромкий веселый смех, реакция на некое движение, – это смеялся дядя Юрис Капралис (преподаватель Барышникова в хореографическом училище, - прим.ред.).

Как я уже писал, билетов на концерты в свободной продаже не было. Разве что немножко у перекупщиков. В основном они достались людям, имеющим то или иное отношение к первым профессиональным шагам Барышникова в Риге, сотрудникам Оперы и студентам, только еще осваивающим искусство танца. Наверное, среди тех, кто обращался к спекулянтам, были и желающие попасть на "престижное мероприятие". Но они составляли явное меньшинство.

Спустя годы на сцене – только Барышников, сидящий задумчиво на стуле. И тишина – не равнодушная, не холодная, а страстная в своем желании принять на себя часть непреходящей боли. В зале были не только рижане, но и специально приехавшие "на Барышникова" питерцы и москвичи, привыкшие транслировать свое восприятие увиденного на сцене гораздо ярче и громче, чем жители латвийской столицы.

Несмотря на разность темпераментов, в эти сакральные минуты появления Михаила на сцене каждый в партере и на ярусах чувствовал, что оглушающая тишина – лучший способ сообщить артисту свое понимание всей уникальности происходящего и уважение к его внутреннему миру.

Знаменитый польский кинорежиссер Кшиштоф Занусси, равно как и прославленные российские коллеги артиста, худрук Большого балета Владимир Васильев и танцовщик и хореограф Андрис Лиепа, были в этот момент вместе с залом. Прошлое – не только повод для трагических воспоминаний. Оно ведь разное. И часто ближайшей соседкой невероятной боли оказывается абсолютная радость. Это к тому, что тогда в Риге Барышников, помимо всего прочего, два дня подряд танцевал номер "Пиано-бар" в постановке Мориса Бежара.

Это было из разряда тех впечатлений, которые остаются навсегда. Стояли три стула, на каждом из них – розы. Номер состоял из трех кратких, минуты на три-четыре, композиций. Одна – на классическую музыку, другие – на джазовую и современную. Во время каждой части номера Барышников подходил к стулу, брал розы и танцевал с ними, мучительно вспоминая какие-то встречи, расставания, переживания. То же самое – с розами с 58, 59, второго стула и третьего. Но самое феноменальное – финал, когда артист, собрав, по задумке великого хореографа, все цветы в букет, подошел к рампе, ближе к зрителям... И в полной тишине у артиста на лице возникла совершенно счастливейшая улыбка!

Второй вечер был посвящен хореографическому училищу, в фонд которого пошли все средства от концерта. Когда-то Миша танцевал тут этюд "Тореро", поставленный рижским педагогом Валентином Блиновым. В ослепительно-белом костюме тореадора он выбегал на сцену. Делал победный марш по кругу, а из-за левой кулисы в это время выползал "заколотый бык" – Саша Годунов. Это было, говорят, торжественно и немного страшно.

Сейчас на этой же самой сцене сидит одинокий человек на одиноко стоящем стуле. И возникает музыка Астора Пьяццоллы в исполнении Гидона Кремера, мы смотрим своеобразное посвящение Барышникову – премьеру уникального номера "Игра в танго", поставленного Аллой Сигаловой с артистами латвийского балета специально для этого выступления. Через год из него родится балет "Желтое танго", а пока все сидящие в зале – повитухи нового названия в репертуаре Оперы.

Молодые танцовщики исполняют "Вальс" из "Спящей красавицы", как когда-то Михаил со товарищи. То ли время возвращается вспять, то ли сцена посылает нам сигнал, что над подлинным время не властно. В любом случае радость, восторг и счастье. В финале Михаил Николаевич в номере хореографа Хосе Лимона начинает летать – невысоко, но уверенно. Весь в белом. И тут публика дает волю всем своим эмоциям…

Рига – родной город Барышникова. В 1962-м он уехал отсюда в свою взрослую жизнь. Конечно, возвращался, но ненадолго. Накануне побега в Канаду приезжал к нам из Ленинграда, танцевал в феврале 1974-го "Дон Кихота". 35 лет от момента, когда было сказано "до свидания", и 23 года от даты прощания – это возвращение в абсолютно незнакомый космос, странным образом манящий, что-то смутно напоминающий – то ли чужое, то ли родное.

После концерта двери на сцену неожиданно оказались открытыми. Туда забежали артисты латвийского балета и пара поклонников. На сцене фотографировались – счастливый Барышников, Капралис, учащиеся хореографического... Потом был банкет, на который я не пошел. Я мог спокойно на него пройти, но... спустился по лестнице и отправился пешком до дома, десять километров до Кенгарагса, где тогда жил. Шел по вечерней улице и не верил самому себе: "Я видел Барышникова!"

После мне рассказали смешную историю, как собрались все в бельэтажном зале Оперы на банкет, ждут Барышникова, его все нет. Оказывается, его не пускал охранник: "Вы кто?" Ну не узнал виновника торжества..."