Серия статей на портале Delfi посвящена поиску ответов на вопросы о рисках и преимуществах, которые дает нам доверие. Восьмой и девятый выпуск серии посвящен двум противоположным (или на самом деле похожим?) мирам: востоку и западу; тому, как там воспринимается доверие. Мы изучили отношение к доверию в России и на Западе, стараясь понять: каким идеям стоило бы доверять нам в Латвии.
Социолог Алексей Левинсон – один из исследователей ведущей российской компании по изучению общественного мнения “Левада-центр”, профессор Высшей школы экономики, колумнист в газете “Ведомости” и журнале “Неприкосновенный Запас”.
Алексей Левинсон закончил Московский государственный университет имени Ломоносова. С 1966 года вошел в состав сотрудников сектора Юрия Левады в Институте конкретных социальных исследований. В начале 1970-х институт был подвергнут чистке, oднако ядро коллектива продолжало сохранять рабочие и дружеские связи. В 1987 году Юрий Левада и его коллеги, в том числе и Алексей Левинсон включились в работу первого в СССР центра по изучению общественного мнения (ВЦИОМ). Позже коллектив основал “Левада-центр”. Алексей Левинсон участвовал в разных проектах по изучению постсоветского общества. Он проводил в качестве полевого социолога и аналитика исследования по таким темам, как забастовки горняков, дедовщина в армии, трансформации сексуальных норм и др. Много внимания уделял политическим вопросам в эпоху президентов Ельцина и Путина.
Какие идеи заслуживают доверия в Латвии? Что может заинтересовать людей во время выборов и народных референдумов? Что даст нам нечто большее, нежели обычный дрейф по течению, сформированному мнением большинства? В поисках ответов на эти вопросы мы изучили опыт России и Запада.
Часто приходится слышать о закате универсальных европейских идей, меньше говорят о том, что может прийти им на смену. "Мы находимся в ситуации кризиса идей: новых идей просто нет", - говорит один из ведущих российских социологов Алексей Левинсон. Он считает, что нарратив последних четырех лет - Крымская кампания и антизападная риторика - себя исчерпал. На его место придет некая новая история, о которой пока ничего не известно.
Про чемпионат можно сказать так: в марте 2014 года началась новая, очень важная эпоха в истории России. В течение этих четырех лет Россия, если смотреть извне, находилась в состоянии блокады, превратилась в страну-изгоя. Изнутри большинству россиян это представлялось совершенно иначе: страна снова стала великой державой. Ну, а то, что наши враги нас порицают, обвиняют и стараются вредить, только доказывает, что мы правы, и что они действительно наши враги. И вот эта ситуация - "весь мир против России" - длилась удивительно долго. Многие страны переживают такой момент, но для России эта ситуация затянулась на четыре года.
Да. Это, конечно, оставило свои следы, которые останутся на десятилетия и, может быть, передадутся другим поколениям. Но уже весной этого года мы фиксировали определенную усталость от этой ситуации, хотя она еще не выражалась в снижении каких-то показателей. И поддержка присоединения Крыма, и рейтинг Путина - это все еще оставалось на своих местах. На этом фоне произошел неожиданный эффект чемпионата мира. Во-первых, россияне не думали, что при таком отрицательном отношении к России приедет так много гостей. Это было очень приятной неожиданностью. А второе - атмосфера в городах, где проходили игры, была совершенно не в духе конфронтации. Напротив, не было связи между спортивными, соревновательными компонентами и просто гостеприимством как таковым. Я от многих слышал, что россияне сами от себя этого не ожидали. Если это так, то можно видеть в этом психологическую, массовую реакцию на то озлобление и агрессию, которые они переживали эти четыре года. Напряжение было сброшено таким удачным, позитивным образом.
Россияне не закрывали глаза на то, насколько неудовлетворительно их существование. Вопрос в том, как на это реагировать. Вот тут наличие врага помогает переживать трудности как что-то неизбежное. Это не значит, что раз врагов мы сейчас остро не чувствуем, то мы острее будем чувствовать неуспехи собственной жизни.
Дальше в России произошли выборы президента, которые сыграли успокоительную роль. Власти очень нервничали по поводу того, как эти выборы пройдут, но публика не волновалась, она знала, кто будет избран президентом. Выборы прошли, и тем самым был закрыт вопрос, кто будет руководить страной в обозримом будущем. Это будет Путин. Все успокоились, и в этом смысле страна закончила "крымский" сверхнапряженный период. Казалось, что все хорошо - предстоит такое рутинное существование, от которого не ждут ничего особенно хорошего, но и ничего особенно плохого. Многих россиян это устраивает.
И вот тут посреди этого расслабленного ощущения появляется инициатива по увеличению пенсионного возраста. Она произвела очень сильное, резкое воздействие. В июле мы зафиксировали около 37% людей, которые сказали, что могут принять участие в демонстрациях протеста. Это уже было очень много. В августе этих людей оказалось абсолютное большинство, 53%. Цифра настолько высокая, что я просил коллег перепроверить, нет ли технической ошибки. Все перепроверили, ошибки не было.
Это не значит, конечно, что эти люди готовы выйти на улицу. Речь не о реальных классовых битвах, речь о состоянии сознания. Рейтинг Путина несколько пополз вниз, потом опять пошел вверх, и можно сделать вывод, что люди с одной стороны выражали протест, а с другой - надеялись, что он это остановит. Путин долго тянул с реакцией. Он понимал, что на карту поставлено очень многое с точки зрения его отношений с обществом. Реформу он немного смягчил, но эффект был незначительным. Сегодня мы имеем такую досаду среди широких слоев населения - резкое недовольство правительством и сознание того, что Путин не стал нашим защитником.
Да, в последние годы милитаризация сознания и жизни очень высокая. Армия добилась того, что ей дают много денег и на нее обращают внимание. Она участвует в боевых действиях и не сидит в казармах, и она является защитницей величия России. Роль армии прежде всего символическая, потому что о настоящей большой войне сейчас не думают.
Очень хороший и серьезный вопрос. Мне кажется, что у этого времени еще нет своего маркера. Что-то должно обозначиться на том или ином значимом для России фронте - в отношениях с Америкой, с Европой, с соседями. Администрация президента или Путин лично - они всегда ищут какую-то тему, с которой мы сейчас живем. Я думаю, что они сейчас ищут тему, которая бы объяснила, почему мы вот так живем.
Во-первых, это была идея господина Тамаша. Во-вторых, я бы не рискнул сравнивать по масштабам. Там окно возможностей - оттепель или перестройка и гласность - это все-таки контраст по сравнению с очень тяжелыми событиями. Это просто окончание эпохи тоталитаризма.
Сейчас режим имеет некие тоталитарные черты, но все же нельзя это ставить в один ряд со сталинизмом. Другое дело, что сейчас среди тех, кто что-то говорит, есть три категории. Есть меньшинство, которое уверено, что нынешний режим - очень прочная конструкция на десятилетия вперед. Есть другое меньшинство, которое говорит: вы что, не видите, все трещит по швам, и в самом близком будущем все развалится. И есть большинство, которое думает одновременно и то, и другое. Если нам предстоит увидеть какое-то завершение путинского режима, которое может, кстати, быть произведено и его собственной рукой, то тогда открывается такое окно возможностей, в которое может вылететь бог знает что. Сейчас это только маленькие форточки, через которые проходят маленькие сквознячки.
История вопроса, по-моему, такая. Когда Латвия, Литва и Эстония ушли из СССР еще до развала, в российском обществе не было никакой видимой реакции. Общественное мнение молчало. Я думаю, что это надо трактовать как шок. Только какое-то время спустя он превратился в разного рода негативные реакции. Где-то по поводу памятников, демонстраций, по поводу споров - это было освобождение или оккупация, и так далее. Взаимоотношения с этими странами бьют по очень болезненным местам. Память о войне, которая здесь называется Великой Отечественной - это необычайно важный фактор консолидации общества. По сути дела, до Крыма он вообще был единственным. И все, что наносило ему ущерб - скажем, идея, что эта война принесла всем не только счастье, но кому-то и несчастье, это бьет по очень важному и чувствительному месту.
Ксенофобия в России, особенно по отношению к выходцам из Средней Азии, имела необычайно резкий характер по опросам, и при этом не имела никаких поведенческих проявлений. Думаю, что это был способ замещения - вместо сведения счетов со своей бюрократией, по отношению к которой нет никаких возможностей протеста. Это был перенос в прямо противоположный угол, со "своих" на "чужих", с "сильных" на "слабых". Когда обострение отношений с бюрократией упало, упала и эта ксенофобия. Отношение к США - отдельная глава. Ненавидеть американцев совершенно безопасно, это от вас ничего не требует. Можно сидеть дома и ненавидеть.
С Америкой было сложно, потому что после периода негативного отношения к Обаме были надежды, что у нас все станет хорошо, когда придет Трамп. Эти надежды "обломились", причем неоднократно.
В последнее время все крепче становится идея, что противостояние Запада и России имеет давнее историческое происхождение. Что так было всегда. Поскольку это совершенно иррациональная конструкция, с ней очень трудно бороться.
Мне кажется, что очень важно всем интеллектуальным силам Европы срочно заняться осмыслением процессов экспансии фундаментализма. Здесь будет свое место для обсуждения процессов в России. Но процессы идут по всей Европе: Венгрия, Польша с одной стороны, что-то в Австрии. Мы получаем очень опасную ситуацию, когда знакомый всем популизм приобретает новые черты. Раньше политик-популист говорил то, что нравится народу, а делал то, что нужно ему. Сейчас мы получаем настоящих популистов, которые и говорят, и делают то, что нравится публике. Беда в том, что ценностные конструкции, которые управляют массовым сознанием, как оказалось, недостаточно тверды, а иногда очень слабы. Это можно назвать закатом высокой европейской универсалистической цивилизации. Носители классического либерального сознания в углу, они никому не нужны и не интересны. Но самое ужасное в том, что и они не предложили ничего нового. Мы все, и Россия, и Европа, находимся в ситуации кризиса: новых идей просто нет.
Виктория Терентьева,
журналист, продюсер Латвийского радио 4
Я родилась в декабре 1989 года в Риге. В том самом году, когда в Латвии были введены талоны на мыло, произошел "Балтийский путь". Был разгар третьей Атмоды, и Латвия находилась в начале своего пути к восстановлению независимости. Идея, что Латвия, наконец, будет свободной, автономной и неделимой страной, манила тысячи человек, в том числе и моих родителей. Хочется верить, что эта идея до сих пор греет всех нас - невзирая на прошлое, на уровни владения государственным языком или результаты выборов в Сейм.
Думаю, что идея, объединяющая латвийское общество, заключается именно в стремлении к жизни в свободной и неделимой стране. Конечно, всегда есть те, кто хочет чего-то другого. Но большинство хотело бы мирно жить на этой земле, воспитывать детей, помогать родителям. Такая вот скромная идея.
Наше общество объединяет и мысль, что мы хотели бы жить лучше. Например, так, чтобы нашим молодым врачам не нужно было уезжать в Германию. Но ясно ли обществу, например, к чему нам двигаться в развитии экономики? Вряд ли. Или у власть имущих есть какая-то яркая идея? Трудно судить, особенно в то время, когда продолжаются долгие, мучительные переговоры о формировании правительства. В то время, когда общество не доверяет политикам (по данным проведенного SKDS в сентябре опроса, на вопрос "Уважает ли правительство мнение общества?" 80% респондентов ответили отрицательно). Когда мы будем наслаждаться лучшей жизнью? Возможно, когда приведем к общему знаменателю нужды общества и желания власти. Только... когда?
Андрей Осокин,
пианист
На протяжении долгого времени политические идеи в Латвии, к сожалению, шли "сверху". Их определяла компартия, существовала одна идеология. Мыслить и принимать решения можно было только вне политической жизни. У современной Латвии есть громадное преимущество быть среди тех стран, которые выражают идеи свободы, согласно которым жизнь каждого человека - индивидуальная, уникальная и самая большая ценность. И это нельзя отнять. Нельзя отнимать у человека жизнь, свободу, право стремиться к счастью. Эти большие идеи подняли уровень жизни нашего общества на небывалую высоту, которой в истории человечества еще не было.
Но эти идеи вызывают и множество вопросов. Что такое свобода? Является ли порядок антитезой свободы? Или, наоборот: свобода без порядка невозможна? Или свобода - это способность взять ответственность? Свобода - это возможность стремиться к счастью? И если это так, то можно ли принять то, что у других могут быть иные представления о счастье? Или другие представления о том, как нужно жить? К какой религии принадлежать? Как мы относимся к вопросам о семье - что такое семья? С кем ее создавать? Эти вопросы крайне важно обсуждать, делиться мнениями, стараться слушать и понимать друг друга, поскольку только таким образом мы можем развивать страну и двигаться к красивым идеалам: свободе, надежде и вере в свое счастье и счастье своих детей.
Сейчас в Латвии мы видим очень большое недовольство политикой. Можно считать это слепым или наивным, но именно благодаря политике, благодаря процессу свободных выборов государство может существовать. Именно благодаря свободе взглядов страна может меняться, становиться более консервативной или либеральной. Временами, например, давать больше прав профсоюзам, как это произошло в начале прошлого века в Англии и во многом благодаря этому остановиться у края пропасти, в которую позже рухнули Германия и Российская империя. Или, напротив, как во времена Тэтчер: отнять у профсоюзов часть прав, провести очень болезненную реформу, но снова превратить Англию в ведущую постиндустриальную страну.
Меня всегда интересовал вопрос: что творческие люди могут сделать на благо общества? Что побуждает человека к творчеству? Что мотивирует его к тому, чтобы выбрать очень рискованный путь, полный больших неудач и разочарований в своем таланте и возможностях? Путь, который не дает ни душевного покоя, ни материальной стабильности? Возможно, это желание приблизиться к Создателю, поскольку, когда мы творим, мы чувствуем, что создаем и мир. Да, он не идеален, зато волшебен и неисчерпаем - так же, как и настоящее искусство. Мы сами решаем, будем ли мы улучшать этот мир, сможем ли мы ему что-то дать, или будем только брать. Сможем ли сделать наше общество сильнее, лучше и счастливее. Поэтому есть смысл в том, чтобы десятилетиями работать над своим мастерством. Поэтому люди идут на концерты. И поэтому есть смысл строить новые, большие концертные залы.
Сергей Гродников,
руководитель отдела рекламы и общественных отношений банка Rietumu
В первую очередь, нужно сказать, что полное доверие - недостижимый идеал, поскольку и человечество, и общество не идеальны. Серьезное доверие нельзя заработать быстро. Оно постепенно копится как своего рода капитал, и на определенном уровне начинает работать как позитивный практический фактор. Важные предпосылки для достижения реального доверия - открытость и откровенность, а соответствие слов реальным делам.
Тем не менее, нам хорошо известно, что в истории бывали периоды, когда общество доверялось ужасным идеям. Общество может проникнутся доверием к изящно упакованным и правильно "проданным" идеям. Поэтому, когда мы говорим о доверии, в первую очередь важны мотивы любой идеи, ее моральный аспект.
Устойчивого, серьезного доверия заслуживают идеи, которые объединяют, а не раскалывают. Которые направлены на благие цели; которые мотивируют, а не задевают; которые высоко ценят свободу личности и создают предпосылки для ее развития, поскольку, по сути, каждая личность - огромное богатство для общества. Руководствуясь такими идеями, наше общество пойдет по пути развития, вырастет уровень его благосостояния, появится больше возможностей для достойного будущего. И поскольку в западном обществе все базовые предпосылки, необходимые для выживания человека, уже созданы, все более важными становятся решения, направленные на дальнейший прогресс, и являющиеся этическими в самом широком смысле. К сожалению, многие идеи, которые сейчас пытаются "продать" обществу, не свидетельствуют ни об одном, но и о другом.
Никогда нельзя забывать и о старой поговорке, которую бывший президент США Рональд Рейган во время исторической встречи с Михаилом Горбачевым произнес по-русски: "Доверяй, но проверяй".
Наталия Евсеева,
искусствовед
Доверие – не просто важная ценность, это внутренняя потребность человека. Доверие неслучайно связано со словом «вера». Мы все должны привнести смысл в свою жизнь, и каждый решает эту проблему по-своему: кто-то верит в силу человеческого разума и интеллекта, в семейные ценности, национальные идеи, кто-то верит в Бога, кто-то, наоборот, атеист, но и это особый вид «веры». Доверие может идти от силы духа, а может идти от слабости. Наивная, слепая доверчивость людям или идеям вредна. Но доверие, которое оказывает разумный человек, возвышает обе стороны. Без доверия не обойтись, когда в одно общее дело вовлечены многие люди. И важные дела, такие, которые приносят пользу многим, в одиночку совершить невозможно. Умение сотрудничать и доверять друг другу – движущая сила не какого-то абстрактного «общества», это, по сути, мы с вами, все вместе, способные изменить этот мир, нашу страну, наш город, нашу улицу, наш дом к лучшему…
Тему доверия мы разделили на две части. Первая посвящена мнению русскоязычных жителей Латвии. Чтобы выяснить, кому из лидеров мнений готовы доверять жители Латвии, мы опросили 33 человека. Это академики, журналисты и исследователи, которые часто работают на языке нацменьшинств.
В статье использованы фотографии “Левада-центра” и с сайта Linkedin.com