Foto: ITAR TASS/Scanpix/LETA
Олег Навальный, младший брат российского оппозиционера Алексея Навального, провел в заключении 3,5 года колонии по политически мотивированному делу "Ив Роше". В новом спецпроекте "Тюрьма" он рассказывает о ритуалах зеков, тюремном языке, быте и нравах.

Олег Навальный был приговорен к 3,5 годам колонии 30 декабря 2014 года решением Замоскворецкого районного суда. За эти годы его шесть раз водворяли в штрафной изолятор, дважды отказывали в условно-досрочном освобождении и один раз — в замене оставшихся месяцев заключения штрафом или обязательными работами. Около 1,5 лет Олег провел в одиночной камере. 29 июня 2018 года он освободился из ИК-5 в Нарышкино Орловской области.

Теперь у брата Алексея Навального возникла идея рассказать о тюремном быте и нравах, могут стать неким подспорьем другим гражданам страны. На канале "Навальный LIVE" начала выходить спецпроект "Тюрьма" с Олегом в главной роли. В первом выпуске он объясняет, почему зеки придумывают странные ритуалы, чем отличается тюремный язык и как почувствовать вкус свободы, находясь в заключении. Это личные наблюдения о тюремном быте, о жаргоне, о взаимоотношениях среди заключенных, а также полезные в любой экстремальной ситуации лайфхаки.

"В принципе там ничего нет страшного. Просто там все долго и скучно. И чтобы не было скучно, люди занимаются всякими разными "смешными вещами"… Заезжаю в хату, а там один здоровенный мужик, Руслан из Владимирской области… Ну, а делать нечего… "Олег, давай, я тебя научу, как писать тюремные малявы".

- Начнем с обращения: "Вечер добрый, братцы". Братцы нужно обязательно подчеркивать одной чертой, потому что "братцы" — это "людское". Все "людское" подчеркивалось одной чертой, все "воровское" — двумя чертами, все "божье" подчеркивалось тремя чертами, а все "мусорское" подчеркивалось волнистой линией. Причем, что, когда, чем является — не совсем очевидно. Я слышал несколькочасовые споры между криминальными теологами по поводу того, что является воровским, а что не является, что является боговым, мусорским и т.д.

Пишутся малявы в тетрадках в клеточку, которые продаются там в ларьке или которые отправляет родня. Там красные поля, а красный цвет неприемлем в тюрьме, поэтому по ним нужно провести линию и нарисовать как бы "колючку" (колючую проволоку), чтобы красного цвета не было".

Олег Навальный с иронией отметил, что в тюрьме тоже есть свой бюрократизм. "Я пытался отправить пачку сигарет в другой корпус, мне четыре раза отправляли ее обратно, объясняя, что я как-то там неправильно подчеркнул буковку "М", не обвел какой-то кружочек… Я говорю, что вы тут развели бюрократию. Они отвечают: "Какая бюрократия, братан? Такая постанова".

"Все преступное сообщество на всем постсоветском пространстве очень хитро устроено. Есть иерархия понятная. "Вор в законе", он на положении какого-то божества… Это все придумывается, потому что еще детство у людей. Оно закончилось в очень страшном месте, и они продолжают придумывать себе какую-то игру. Она просто жестокая получается…

Вот, взять, к примеру, вафельку. Что может быть безобиднее вафельки? Но зеки не могут называть ее вафелькой. "Вафля" — неприемлемое слово, поэтому они называют вафельку "печеньем в клеточку". Правда, так не везде. Если, не дай бог, попадешь на "особый режим", где люди сидят по 30 лет, они будут вафли называть вафлями и ни у кого не возникнет никаких проблем. Очень часто такие "смешные штуки" наряду с догмами тюремными, АУЕ-шными, про справедливость и про все остальное, примешивается еще такая фигня про вафельки…

В тюрьме постоянно хочется жрать, на самом деле. Несмотря на то, что есть передачки, есть ларек, есть способы какие-то получать еду, ты не чувствуешь себя сытым и наевшимся. По одной простой причине — ты все делишь на всех. Поэтому когда "заходят" несколько передач в 200 кг, то все это съедается в два дня.

Любая еда — это фетиш. Ее готовят специально, специально заказывают, продумывают, что заказать. И есть способы готовки. Всем же хочется поесть шашлыка. И есть способ приготовить шашлык в тюрьме, и мы так и делали. В "передачке" приходит вареная баранина. Берется алюминиевая миска, в нее кладется баранина, снизу миска обмазывается зубной пастой, подвешивается или вставляется в какую-то щель, а потом все это греется на факеле. "Факел" или "дрова" — это вафельное полотенце, вернее, "полотенце в клеточку". От него нет никакого дыма и никакой гари, никакие охранники не набегут, потому что оно горит, но не оставляет никакого запаха. Получается шашлык, шкворчащий, горячий, натуральный шашлык. И можешь себя почувствовать немного свободным человеком, сидя в тюремной камере".

Ранее Олег Навальный рассказал "Медиазоне", что пока он еще был в "Бутырке", его там убивало, что везде нужно ходить в резиновых тапках. "Я же вообще никогда не хожу в тапках. Не то что тебя обязывают, но если ходить босиком, у тебя грибами-опятами сразу ноги порастут…"

"Я настолько долго там пребывал в холоде, что сейчас мне постоянно жарко. В колонии у меня было очень жарко только месяц, очень душно. Все остальное время было просто холодно. Зимой зверски топят, но моя светлая хата была угловая, а все время, когда меня в ШИЗО сажали, меня сажали все время в первую или во вторую, там прослушка или что-то такое стояло. Они тоже угловые — там тоже дичайше холодно было всегда. Если было минус 30° на улице, то было кайфово, потому что начинали просто суперадски топить и тогда было нормально. А если минус 15°, то было плохо. Хуже всего, когда было +10° на улице и они выключали отопление… Я действительно тогда страдал.

Мне рассказывали абсолютно адскую историю: в двухтысячных годах там был прокурор такой, у него был протез, черная рука. И вот камера — здесь кусок батареи торчит, вся стена во льду, зеки в фуфайках или перемотаны одеялом… И приходит прокурор этой деревянной рукой к этой батарее (прислоняется), а батарея тоже ледяная: "Температура нормальная". Представляешь? Сейчас они с термометром ходят, которые им показывают всегда 18°, сколько бы ни было…

А когда приезжают всякие проверки, московские или какие-то, начинают адски топить. Если ты просыпаешься, и очень жарко, понимаешь, что сегодня кто-то приедет. Или если кормить начинают хорошо".

"Без музыки там была практически катастрофа, потому что играла "Европа +" постоянно, это в лучшем случае… В худшем это радио "Дача" или какое-нибудь "Дорожное" или радио "Восток" — хуже этого, по-моему, ничего не может быть. Они все прежде всего одинаковые. Это нельзя объяснить, можно только понять, послушав его неделю подряд с пяти утра до девяти вечера. Тогда ты поймешь что такое радио "Восток" или радио "Дача".

Иногда нам удавалось выпросить, чтобы поставили местную рок-волну. Это удивительно, что в Орловской области есть 25-летнее рок-радио. И там можно послушать было… Поэтому с музыкой было хуже всего.

Кино можно было. Во-первых, есть длительные свидания, там есть проигрыватели. Потом есть телевизионная комната, где заставили этих чуваков, фсиновцев, организовывать… есть такое требование законодательства — необходимо организовывать просмотр теле- или видеофильмов раз в неделю. Там были какие-то проверки, связанные со мной и какой-то, видимо, человек из управы (областного управления ФСИН) сказал выводить всех в кинотеатр. А выводить всех в кинотеатр — это нужно вести всех через зону, это выглядит как такой коридор из ментов. Дикий стресс. И они решили просто поставить DVD, и через какое-то время мы начали через передачки как-то там пытаться передать фильмы. И смотрели их с зеками".

"Там читают много все. У меня всех этих благ типа нелегальных телефонов не было, потому что меня сильно заизолировали менты. И в ПКТ, где ничего ни у кого нет, там все целый день читают. Книг какое-то огромное количество мне прислали туда, и я заказал в колонию, наверное, две тысячи книг.

Они сделали очень сложную процедуру с получением книг. В законе написано, что за свой счет в торговой сети можно без ограничений приобретать книги. Что значит за свой счет и что такое торговая сеть, не очень понятно. Если ты поручил кому-нибудь за свои деньги купить и отправить — это нормально. Они посчитали, что это должно быть только наложенным платежом, Почтой России, соответственно. И с оплатой с личного счета осужденного. Поэтому это все было долго — с момента заказа до получения два месяца проходило.

У меня специфика — я читаю книги и забываю их полностью. У меня любимая пелевинская — "Чапаев и пустота", я читаю ее раз в три-четыре месяца. Это очень круто на самом деле, что я забываю ее полностью. Бессмысленно спрашивать, какие мне понравились книги, потому что я действительно прочитал огромное количество. Я обычно просил отправлять мне книги или которые я увидел типа последние пелевинские, сорокинские либо то, что людям нравится читать… И я ни разу не получил книгу, которая бы мне не понравилась. Это удивительно. Было очень мало дубликатов, это тоже удивительно. Все слали вещи, которые понравится читать.

"Маус" произвел на меня впечатление, да и на всех зеков, которые прочитали его сразу же. Мне очень понравилась акунинская серия про историю России. Понравилось очень сильно "Воскресение" Толстого, которое я прочитал в последнюю очередь. Я до этого все собирался прочитать обязательно "Воскресение" Толстого, не зная абсолютно, о чем книга. Но знал, что она про каторжан.

Ко мне приходили зеки, просили: закажи Берроуза. Я не читал Берроуза, а когда почитал… я вообще не понял, как это так — зеки попросили Берроуза? Чака Паланика просили. Я недавно увидел этого Берроуза, лежала где-то там в ШИЗО эта книжка. И она была такая порезанная, разорванная… Видимо, кто-то из ментов открыл, почитал немножко. Кто-то заказывал маркиза де Сада или всякие такие штуки. Когда попадались исламистам местным эти книги, они их сразу сжигали".

"Зеки изначально вообще не любят власть. Они по умолчанию не любят президента. Они вообще всех ментов… Они знают, что Путин это фээсбэшник. Но какие-то штуки они поощряют — типа Крыма. А кто-то говорит вообще, что плевать на Крым. Но они не сильно об этом думают вообще.

Ни разу не слышал чтобы они между собой обсуждали какие-то политические (вопросы). Они смотрят Первый канал. Смотрят новости. Тихо. Ничего не обсуждают. С открытыми ртами смотрят про проклятую Америку, про Крым и так далее. Они верят в то, что говорят, а сами между собой политику не обсуждают. Они не думают просто об этом. Но когда задаешь вопрос, они вспоминают телек и говорят, да, Крым, это хорошо. Телевизор работает на 100%.

Они знают, что моя фамилия Навальный. Они знают, что это мой брат Алексей Навальный — поэтому (расследования про коррупцию и фильм "Он вам не Димон") это круто. Они чувствуют себя причастными, поэтому, конечно, поддерживают.

Они, конечно, не связывают беспредел Путина с беспределом начальника отдела безопасности, они не понимают, что вертикаль одна и та же. Но они понимают, что вот наконец-то этих чуваков нахлобучили и вывели на чистую воду. Один зек, сосед мой, сказал: "Я смотрел "Он вам не Димон", и у меня первая мысль была — почему я вообще сижу и за что я вообще сижу?". У него много было квартирных краж, большой ущерб, и дальше он смотрит… "Почему я сижу, а он нет?".

Алексей Навальный для кого-то там известен, но они не сильно понимают, чем он занимается. Он, конечно, очень сильно популярность приобрел после последних митингов региональных, там куча людей посмотрели на телефонах эти митинги. Они его увидели и подумали, что это вообще какое-то народное восстание. Очень сложно было оценить масштабы. И сразу чуть ли не приветы из дальних тюрем мне стали передавать каким-то образом, чем меня удивили. То есть все же есть какое-то количество тех, кто сидит и следит за всем, что происходит в стране".

"По статье 228 УК (незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов) сидит огромное количество людей. Они действительно сидят не по делу — ну, 60-70%. Сейчас "народная статья" говорят про 228. Они сидят непонятно зачем, чего от них хотят, мне тоже не очень понятно. И самое главное, сейчас же изменения будут — и 228 не входит же туда (речь о принятии закона, приравнивающего день в СИЗО за полтора дня в колонии общего режима). Это вообще какой-то тупизм. Там среди зеков куча колхозников, которые растят траву эту у себя на огороде или где-то в лесах. Их много в Орле. Куча народа, которые с килограммом травы или с двумя".

"Телефоны — самые дешевые смартфоны эти от МТС. Их сами сотрудники продают, и зеки какие-то продают. Забрасывают все, например, квадрокоптером. Делают подкопы под заборы — там же есть жилая зона и промышленная зона, между ними коридор, и вот под него делают подкопы. Оставляют закладки там. Какие-то особо глупые чуваки шлют передачки с чем-то запрещенным. Но это совсем бестолковые люди. Получают еще сроки дополнительные".

"Много рассказывали историй о том, что богатые люди когда приезжают, им начальник колонии сразу говорит — давай два миллиона, сиди и никаких проблем у тебя не будет. К специально обученному завхозу их помещают и они там живут, как сыр в масле, едят колбасу и в ус не дуют. Понятно, что их там никто не бьет. Они конечно с точки зрения криминальной субкультуры не совсем порядочными считаются, но у них же нет идеи продолжить потом какой-то криминальный путь".

"Криминальная субкультура — это какая-то супер-секта. Я вообще был шокирован. Я до того не слышал слово АУЕ, и когда мне начали объяснять про то, как там заполняются поля, думал, что просто надо мной прикалываются. Я говорю про "Бутырку", я говорю вообще про всю страну. "Жизнь ворам" — это даже сложно объяснить, это натуральная секта. По-другому это не назвать. У них там свой свод правил неписаных.

Я так прикидываю, что это где-то миллиона два человек в России, отсидевших и тех, которые еще не сидели, но занимаются криминалом и присядут скоро. Огромное количество такой бедной молодежи из неблагополучных регионов или районов. Это действительно большое количество людей, я вам хочу сказать. И это сеть прямо, страна, в каждом районе есть смотрящий — в каждом районе, любой области, любой дыры, где кроме леса ничего нет, там тоже есть смотрящий. У них фактически самая крупная региональная сеть, подразделений больше, чем у "Единой России", наверное. И они эффективны, все можно очень быстро обо всех узнать и пообщаться.

У них есть декларированные отношения, что никаких переговоров с властью не может быть. Но есть понятие диалога: нужно говорить, в конфронтации быть нельзя, нужно говорить, общаться с ними и какие-то выводы для себя получать, идя на какие-то уступки. Идет проверка. Нужно сделать вид, что у нас здесь все по делу, мы все ходим в бирках и кепках. Они приезжают, смотрят, говорят "молодцы" — и всем потом дают какие-то поблажки.

Администрация знает эту систему лучше всего, они с помощью нее и манипулируют, конечно, всякими понятиями, что можно, что нельзя. Та же самая "тряпка" (когда тюремщики заставляют всех прибывших заключенных мыть пол грязной тряпкой, а тех, кто отказывается, избивают) — как раз манипулирование этой культурой.

Манипулирование есть, даже если это какая-то черная зона, где вообще не видно ни одного сотрудника. Таких немало, и зон, и тюрем. Просто у ФСИН задача на самом деле не исправить никого, ни наказать никого — им надо, чтобы все было тихо. Эта задача реализуется либо если у тебя режимная зона, как была у меня, либо красная зона, где все ужасно, убивают, бьют и так далее, и черная зона, чтобы не выплескивалось ничего и все было спокойненько".

"Нужно понять — здесь сидят преступники, они будут пытаться всех коррумпировать. Везде, во всех лагерях и зонах. По той системе, как работают лагеря и зоны, не быть коррупции просто не может. Слишком сильная спайка зеков и администрации — они управляют всем через зеков. Потому что по-другому там сделать невозможно. Ночью есть дежурная смена пять человек — и 1 300 сидит людей, которые считаются преступниками. Куча бараков. Что ты сделаешь впятером? Поэтому через самих же осужденных управляют и, конечно, появляется коррупция.

Жестокое обращение очень сильно распространено. Логика администрации — все сидят по делу и их нужно всех бить. Они считают, что нужно бить и держать в страхе, тогда все будут ходить строем. Они там очень все ностальгируют по тому времени, когда можно было бить массово, потому что они считают, что так больше порядка. Они постоянно оперируют этими "барыги" и "педофилы" — конечно есть и барыги и педофилы. Но вот эта оговорка позволяет им бить всех остальных.

Я им говорю: "Про Дадина слышали?" Они: ну да, но там же никаких последствий нет. Ситуация с Дадиным очень странная в том плане, что эти чуваки местные там очень переоценили свои силы. Я не знаю, может быть было им какое-то специальное указание так поступить. Но это просто очень глупо: все понимают, что зека, который хоть чуть-чуть публичный, трогать крайне опасно, потому что все может в публичное русло выйти.

Самая для (тюремщиков) болезненная точка — это публичность. Как только что-то выходило хотя бы в местную газету, они трясутся, для них это все жестко. И единственный на самом деле действенный способ на них повлиять — это внешнее (внимание)… Даже просто родственник, который звонит и печется, адвокат или супруга".

"Саму ФСИН нужно разогнать абсолютно точно, набирая новых людей. Абсолютно нужно колонии убирать, их быть не должно. Это очень странная формация, эти коммуны людей, которые варятся в своем соку. Системы колоний, кроме как в России, нигде нет. Понятно, что нам нужно декриминализировать кучу статей. Нужно всем заниматься параллельно, много везде работы.

Вот есть аппарат управления ФСИН какой-то огромный — их нужно просто уволить сегодня. Там ничего не поменяется. Хуже не будет точно. Вроде они ждут какую-то реформу, когда их обратно к МВД подсоединят. Может, будет полезным, если весь этот аппарат фсинский сократят, потому что они просто не нужны. Эта бюрократическая надстройка не делает ничего, колония живет своей отдельной жизнью. Зеки, как могут, улучшают свои бытовые условия. На это, может быть, выделяются какие-то деньги, но на самом деле там все сами все покупают, делают себе ремонты — зеки же там живут. Они огромные сроки проводят в этих тюрьмах. Эта надстройка не нужна. С этого нужно начать, а потом нужно колониями заниматься, их нужно сокращать, делать камерный режим.

"Без смены власти это вряд ли получится — они же все занимаются казнокрадством. И все делятся этими бабками. И все в одной связке. Так что пока их всех каким-то образом не переместишь… их невозможно подвинуть, как глыбу. Она не огромная, это не десятки тысяч человек, уж точно не миллион и не сотни тысяч. И не нужно, например, выгонять всех этих инспекторов которые в лагере работают. Как им скажут, так они и будут работать. Им скажут убить — они убьют. Им скажут не бить, они не будут бить. Или будут вести себя вежливо".

"Я 3,5 года иронично отвечал на все, что происходит. На письма, которые мне писали, на ситуации, которые возникали. Конечно, я вот приехал сейчас к друзьям, какие-то истории рассказываю — не то что мне хочется рассказывать, но все спрашивают. Мне хочется, чтобы эти пару недель все, кто хочет, со мной поговорили, и тогда эти интервью закончатся, и я перестану рассказывать истории. Потому что я просто считаю их неинтересными. Знаете, такая история, когда приезжает твой одноклассник, который в армии отслужил, а ты в институте был, и он тебе начинает рассказывать… У меня нет такого, что мне хочется забыть. Но все, что произошло, было скучно".

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!