Foto: EPA/LETA
Глава Международной комиссии по оценке преступлений советского и нацистского оккупационных режимов в Литве Рональдас Рачинскас утверждает, что в Европе облик коммунистического режима СССР приукрашен. "Это не мертвец, а чудовищное животное, которое приукрашивают, не понимая его сути", — говорит он.

Разница в подходе к историческому прошлому, полагает он, есть не только между Россией и рядом восточноевропейских стран, но у "восточных" и "западных" европейцев.

В интервью DELFI между сессиями международной конференции "История и память: советское прошлое 1953-1990 гг.", которая проходит в эти дни в Сейме Литвы, он рассказал о своем видении проблемы преступлений советского тоталитарного режима, и процессах направленных на осуждение этих преступлений в Евросоюзе и России.

- Я думаю, что лицо коммунизма обладает разными характеристиками в разных обществах и даже отдельных группах. В Европе у коммунизма лицо с макияжем, приукрашенное лицо. Если бы это было лицо мертвеца, было бы ничего. Но проблема в том, что это не мертвец, а чудовищное животное, которое приукрашивают, не понимая самой сути. И этому есть разные причины.

Западные европейцы на личном опыте не испытали, что такое коммунизм, советский тоталитаризм, сталинские репрессии. Для них СССР был союзником, который помог победить нацистскую Германию, и это нельзя отрицать, это факт. Но дело в том, что Европа на Западе и на Востоке была освобождена по-разному. Если на Западе страны развивались дальше в демократическом русле, то на Востоке освободители просто "забыли" уйти.

- Усилиями новых стран-членов ЕС сейчас и осуществляется попытка разъяснить коллегам по сообществу, что такое советский режим. Насколько успешными Вы считаете такие усилия?

- В последние годы наши шаги можно назвать успешными как на политическом уровне (резолюции и декларации), так и на практическом уровне. Общее понимание происходившего в то время еще далеко от нашего, но на уровне европейских интеллектуалов и политической элиты такого понимания больше.

- Западные европейцы не склонны воспринимать это так, как это воспринимают в странах Восточной Европы?

- На разделение мнений по этому вопросу очень ясно указывает политический спектр. Правые и центристские партии в Европе поддерживают процесс оценки преступлений советского режима, а партии левого толка, такие как социал-демократы, более склонны придержать этот процесс.

Недостаток информации о советском периоде способствует тому, что на эти партии нет нажима со стороны граждан. Понятно, что нет ничего общего между ленинской теорией коммунизма и практикой европейской социал-демократии. Но, я думаю, эти политики напуганы возможными последствиями — если будет дана негативная оценка преступлениям коммунистических режимов, это будет иметь последствия и для самой коммунистической идеологии. Надо признать, что корни этих (коммунистов и социал-демократов — DELFI) идеологий рядом, это ветви одного дерева.

- Есть позиция России, которая реагирует на любые попытки разобраться с коммунистическим прошлым со стороны стран бывшего СССР и социалистического блока. Может и это сказывается на позиции европейцев — старожилов ЕС?

- Это еще один фактор для того, чтобы не продвигать и не решать вопросы осуждения преступлений коммунистического режима на политическом уровне. Для российских политиков и руководства это (прошлое — DELFI) очень важное дело. Они ставят эту тему на том же уровне, что и вопросы экономических отношений с Европой в целом и с отдельными европейскими государствами. Ряд стран придерживается недальновидной политики realpolitik, которая приносит пользу в данный момент, но не в долгосрочной перспективе. Эта политика ни к чему не ведет. Я все-таки думаю, что Европа — это объединение стран на принципах ценностей, а не экономических рычагов.

Для нынешнего руководства России, которое далеко от демократических принципов, это очень важный вопрос. С каждым годом мы видим в этой стране все больше автократии. Если оправдывается сталинский тоталитарный режим, это дает основание для оправдания нынешних действий власти, оправдания авторитарного режима.

Во-вторых, я полагаю, и это мнение разделяют российские политологи и историки, что память о победе в Великой отечественной войне является сильной объединяющей темой для российских властей: темой жертв и потерь, темой гордости за великую державу. Это используется кремлевским руководством как инструмент для сплочения российского общества, которое становится аморфным. Им нужны фундаментальные вопросы, которые привязали бы общество к чему-то единому. Но хочу сказать, что очень опасно развивать эту великую и богатую во всех отношениях державу таким образом.

Стремление осудить преступления советского режима не нужно рассматривать как проявление русофобии. Это политический вопрос, и во благо России и россиян признать реальное историческое прошлое, назвать преступников преступниками, а жертв преступлений жертвами преступлений, откреститься от этих преступлений и дать им правильную оценку. Это даст качественный толчок для развития демократических преобразований в самой России. В советское время интеллектуальный потенциал в России был обескровлен, и сейчас часть интеллектуалов перекуплена или запугана, и голос самих россиян мало слышен в народе.

- Вопросы исторического прошлого во многом разделяют Россию и отдельные страны-члены ЕС. Можно ли сказать, что и внутри ЕС существует такой раздел?

- Такое разделение существует. Оно не настолько драматичено, как различие официального понимания истории Литвой и Россией, но раздел есть. Опыт восточных европейцев комплексный. Мы испытали и нацистскую и советскую оккупации, западные европейцы — лишь нацистскую оккупацию, у них преобладает дискурс "одного зла". Поэтому очень важно, чтобы наше знание и исторический опыт были интегрированы в общий исторический дискурс Европы. И об этом западным европейцам можно рассказать художественными методами.

Историки все понимают и признают, но основная масса населения не читает исторические книги. Они нужны, но для обывателя более привлекательным выглядит кино и художественная литература, когда через историю одного человека, одной семьи наглядно показана историческая информация. Однако я думаю, что хороший фильм, с учетом нынешних потребностей в обществе, имеет больший потенциал, чем несколько хороших книг. И таким образом можно рассказывать о событиях советского периода истории, но для этого нужно время.

Процесс оценки Холокоста на европейском уровне получил ускорение спустя 20 лет после Второй мировой войны. Сейчас прошло 20 лет с момента развала СССР, когда появилась возможность открыто говорить о сталинских репрессиях. И в отдельных слоях общества также появились тенденции, желание говорить и вспоминать об этом. Я оптимист, и думаю, что на уровне экспертов и интеллектуалов эти процессы не остановятся и станут объектами всеобщего знания европейцев.

- Чтобы, как Вы говорите, "ввести в дискурс", может быть достаточно публичного заявления лидеров крупных европейских стран — канцлера Германии или президента Франции? Может это возымеет больше действия?

- Активная публичная позиция политических лидеров стран ЕС имеет большое влияние на состояние дел не только у себя в странах, но и на европейском уровне. К примеру, сам факт, если канцлер во время визита возложит венок к памятнику жертвам коммунистического режима, будет символом. Нужно развивать сеть символических мест и дат, чтобы была возможность как можно больше говорить о прошлом, напоминать о нем. Но это не заменит сферу воздействия искусства, которое может напрямую рассказать читателю, зрителю о том, что было.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!