Руки прочь от нашего гения. Борис Эйфман о народных критиках, тайнах русской души и Марисе Лиепе  (32)

7 февраля на сцене Латвийского Национального театра оперы и балета покажут признанный одним из лучших балетов 21-го века — "Роден".

Постановка Бориса Эйфмана на музыку Мориса Равеля, Камиля Сен-Санса и Жюля Массне появилась на свет в конце 2011 года. Сюжет заворачивается вокруг любовного треугольника, все участники которого были глубоко несчастны: и великий французский скульптор Огюст Роден, в 24 года связавший себя союзом с первой натурщицей, швеей Розой Бере; и сама самоотверженная Роза, боготворившая Родена (в то время как он не считал ее ровней, и лишь через 53 года гражданского брака повел под венец -- в 1917-м году, последнем для них обоих); и Камилла Клодель — ученица, помощница, модель и муза.

"На языке тела мы говорим в этой постановке о страсти, внутренней борьбе, отчаянии — обо всех явлениях жизни человеческого духа, которые были воплощены Роденом и Камиллой в бронзе и мраморе. Обратить застывший в камне миг в безудержный, эмоционально насыщенный поток телодвижений — вот к чему стремился я, сочиняя новый балет. Это размышление о непомерной цене, которую приходится платить гениям за создание бессмертных шедевров. И конечно же, о тех муках и таинствах творчества, которые всегда будут волновать художника", — говорит Борис Эйфман, который привлек в команду лучших профи сцены — художников Зиновия Марголина (сценография), Глеба Фильштинского (свет) и Ольгу Шаишмелашвили (костюмы).

Российские критики писали о постановке: "Она завораживает, как редкий экспонат в Эрмитаже или Лувре. Она пластична, как глина, величественна, как бронза, обтекаема, как мрамор, и графична, как экслибрис" ("Известия"). Автор американского профессионального издания NYC Dance Stuff Даррел Вуд после гастролей "Родена" в Нью-Йорке писал: "Я предсказываю этому балету великое будущее, мне кажется, что впоследствии он будет считаться одним из лучших балетов 21 века". Успех сопутствовал постановке по всему миру, в том числе и в Париже, где жили и творили герои балета.

Совсем скоро "Родена" покажут и в Риге — городе, где Эйфман когда-то начинал свой путь. Его первую постановку "Гаянэ" вспоминают до сих пор. По рассказам бывшего солиста латвийского Театра оперы и балета Александра Румянцева, который в том балете исполнял одну роль колхозника Гико, настолько высоко оценили творчество молодого и тогда еще мало кому известного хореографа, что все десять лет, пока "Гаянэ" шла на сцене после каждого спектакля совсем не по-колхозному торжественно собирались за бокалом шампанского и устраивали разбор полетов, чтобы постановка всегда была на высоте.

Не менее трепетно в уже независимой Латвии относились к балетам "Чайковский" и "Анна Каренина". Последний после нескольких лет перерыва сейчас восстанавливают — он был неизменно востребован публикой. И конечно, гастроли новых постановок хореографа для местных любителей балета — всегда праздник.

- Первое, с чем зрительно ассоциируется имя "Роден" — статуя "Мыслитель". Если бы вы заняли эту известную всем позу, какие мысли не давали бы вам покоя сегодня?

- Ваш вопрос не совсем применим ко мне. Тот бешеный ритм, в котором я существую, не оставляет мне возможности для чистой философской рефлексии. Это не значит, что я вообще не размышляю о нашем времени и мире вокруг. В каждом моем спектакле поднимаются самые масштабные интеллектуальные и нравственные вопросы. Более всего меня волнуют вечные темы — сложность духовного содержания человеческой личности, в котором переплетаются добро и зло, непостижимость творческого процесса, хрупкость нашего психического мира и его беззащитность перед стихией бессознательного… Но для того, чтобы быть мыслителем, мне не нужно подпирать рукой подбородок и уходить в себя. Я становлюсь философом тогда, когда сочиняю свои балеты.

- С рижским балетом вам довелось сотрудничать в советское время и во времена независимости. Артисты старой школы (в том числе солист Александр Румянцев) до сих пор с придыханием вспоминают вашу "Гаянэ"…

- Я переносил "Гаянэ" в Ригу в 1976-м, а впервые ставил этот спектакль четырьмя годами ранее в ленинградском Малом театре оперы и балета — это была моя дипломная работа и по сути, один из первых опытов создания большого спектакля. Конечно, я с теплотой вспоминаю те годы — время молодости и моего становления как художника. Но щемящей душу ностальгии не испытываю. Все-таки и в 70-е и на протяжении большей части 80-х мне постоянно приходилось преодолевать внешние обстоятельства и бороться за собственную творческую независимость, за право заниматься тем искусством, которому я хотел себя посвятить.

- Могли бы вы сравнить советские времена рижского балета с временами независимости, когда вы у нас ставили "Чайковского" (уже с Румянцевым-младшим Андреем в роли композитора) и "Анну Каренину" (с ныне покойным Алексеем Авечкиным в роли Каренина), которую сейчас восстанавливают. Как оцениваете уровень нашего балета?

- Я стараюсь не сравнивать артистов разных эпох и поколений — это не совсем корректно. Балетное искусство, как и любое другое, эволюционирует. Меняются хореографический язык, требования к физической форме танцовщиков, артистическая манера. Что касается "Чайковского" и "Анны Карениной", то это сложнейшие для исполнения спектакли. И если рижские танцовщики смогли освоить совершенно новую для них пластику и с успехом подать все публике, значит, они настоящие профессионалы. Наш театр последний раз выступал в Риге в марте 2015 года с балетом "Up & Down" — зрители невероятно тепло приняли нашу труппу. И сейчас мы с радостью возвращаемся в Ригу.

- Какие впечатления остались от работы с еще одной рижской звездой Марисом Лиепой, который исполнял роль Рогожина в вашем "Идиоте"?

- Марис пришел к нам в труппу в драматичный для него период жизни. Тогда он напоминал мне раненого льва. Этот блестящий артист отчаянно искал себя в новых для него условиях, конечно, очень сильно переживал. Он начал готовить партию Рогожина, работая вместе с Аллой Осипенко и Валерием Михайловским. В этой роли Марис дебютировал в июне 1981 года на сцене Дворца съездов. Уже в следующем году он вернулся в Большой театр. Наше творческое сотрудничество получилось недолгим, но по-настоящему ярким.

- Классический русский балет всегда считался визитной карточкой России. Вы совершили нем настоящую революцию, совершенно по-иному читая произведения и переводя их в движения. На ваш взгляд, в чем настоящее и будущее русского балета?

- Я бы говорил не о революции, а о прорыве. Я ничего не разрушал и не "сбрасывал с корабля современности". Не отвергал ни классику, ни советский балет, ни фундаментальные законы сценического искусства. Наоборот: отталкиваясь от того, что было создано до меня, я пришел к новому типу балетного театра — всецело обращенному к духовному миру личности, несущему ни с чем не сравнимые эмоции и обладающему серьезным интеллектуальным содержанием. Искренне считаю: именно представляемый нашей труппой русский психологический театр балета и является искусством будущего.

- Вы часто берете за тему русскую классику — Анна Каренина, Онегин, Идиот, Карамазовы, Мастер и Маргарита… На ваш взгляд, какое произведение какого из этих авторов наиболее яркое отражает сегодняшнее положение России в мире? (Скажем, в сюжете "Идиота" много внимания уделяется соотношению и непониманию России и Европы.)

- Невозможно назвать какой-то один текст. Ценность классики — в ее надвременной актуальности. В каждой из перечисленных вами книг можно найти ответы на многие злободневные вопросы сегодняшней общественной жизни. Но лично для меня существеннее то, что все эти произведения стремятся разгадать тайну русской души. А душа — та субстанция, над которой не властны политические, экономические и любые иные перемены.

- В этом году мир отметит 100-летие Великой Октябрьской революции — какие мысли у вас есть на эту тему, вдохновляет ли она? Что предпочитаете вы — эволюцию или революцию?

- Признаться, я не размышлял на тему предстоящей даты и уж тем более не вдохновлялся ею. Любой революции я однозначно предпочитаю эволюцию. Ведь революция — это всегда разрушение и хаос, а я всю свою жизнь посвятил созиданию.

- Сегодня у вас в Санкт-Петербурге есть своя школа — каких молодых людей вы туда набираете, какими самыми главными качествами они должны обладать? Из каких географических точек к вам приезжают? Есть ли кто-то из Латвии?

- Мы ищем не молодых людей, а детей, обладающих исключительными способностями и уникальными природными данными. Вундеркиндов. Тех, кто в будущем сможет стать универсальным балетным артистом XXI века и освоить любую хореографию. Селекционная работа моими помощниками проводится колоссальная. Круглый год они ездят по всей стране, просматривая тысячи претендентов. Детей из ближнего зарубежья на данный момент мы, к сожалению, не принимаем.

- Как вы находите новые темы для своего творчества, что появляется раньше — сюжет или музыка?

- Первичен общий замысел, некая генеральная идея, получающая свою сюжетную оболочку. Когда тема выбрана, начинается поиск композиторов, на музыку которых будет поставлен новый балет. Это процесс кропотливый и мучительный, ведь композитор, по большому счету, — соавтор хореографа. Откуда берутся идеи спектаклей? Я иногда отвечаю так: они находят меня сами. Но для того чтобы это произошло, я должен проделать большую подготовительную работу. Накопить и осмыслить огромное количество информации, из которой вызреет замысел будущей постановки.

- Вы любимы публикой и обласканы критикой, о вас принято писать в восхитительной форме, а звучала ли в ваш адрес негативная критика?

- Звучала и продолжает звучать, но сейчас я уже просто не обращаю на это внимание. Сегодня во многих изданиях на смену вдумчивым критикам-мэтрам пришли молодые амбициозные авторы, которым надо заявить о себе. Сделать это проще всего за счет безмерной скептичности и язвительности. Поэтому некоторые рецензенты не то что не принимают мое искусство, а даже не пытаются его понять, осмыслить те законы, по которым оно создано. Зачем? Ведь они заранее знают, что напишут после спектакля. Им, собственно, даже балет смотреть не нужно.

- Как вы относитесь к современной тенденции "народной цензуры", когда создателей новых неклассических форм искусства буквально подвергают анафеме. Скажем, в своем балете "Чайковский" вы виртуозно прошли по грани "голубой" темы, не скатываясь в пошлость, не было ли желающих упрекнуть вас в этом?

- Считаю, что могу судить исключительно о том, с чем сталкиваюсь сам. Явление, о котором вы спрашиваете, сегодня наш коллектив не затрагивает. В мае прошлого года мы выпустили новый балет о Чайковском — спектакль "Чайковский. PRO et CONTRA", и его показы в Петербурге и Москве проходили в совершенно нормальной атмосфере. А вот во время премьеры первого "Чайковского" в далеком 1993 году на улице перед театром стояли люди с плакатами "Руки прочь от нашего гения". И это притом что начало 1990-х всегда считалось эпохой абсолютной свободы. Иными словами, все относительно.

- Какое место в вашем невероятном графике занимает семья? Имеет ли она отношение к балету? Помогает ли вам?

- Семья — тот важнейший оплот, который дает мне внутренние силы. Это мир, в котором ты всегда искренне любим. Моя жена, народная артистка России Валентина Морозова — бывшая прима нашего театра. Сегодня она трудится в нем в качестве педагога-репетитора. Мой сын несвязан с балетом. Сейчас он получает высшее образование и планирует работать в киноиндустрии. К сожалению, я провожу рядом со своими близкими совсем мало времени. Но наверное, тем ценнее эти моменты.

Гастроли Санкт-Петербургского государственного академического театра балета под руководством Бориса Эйфмана проходят в рамках Зимнего сезона компании Art Forte. Проект поддержал Фонд Культурного капитала Латвии. Генеральный партнер — компания "Северсталь". Билеты - на bilesuparadize.lv