You're not for babushkas! — объявила Псою Короленко пожилая слушательница из канзасского центра для пенсионеров, но певец и не претендует исключительно на столь узкий сегмент — ездит с концертами по всему миру, оперирует десятком языков, правда, от ненормативной лексики вот уже четыре года как отказался.
Свой жанр Псой Короленко обозначает как песенно-поэтическое кабаре, отчасти наследующее традициям бардов, юмористов-куплетистов, шансонье, клезмеров, эстрадных певцов, поющих персонажей театра и кино, детских музыкальных передач эпохи своего детства. И не только. Свои темы он черпает из трех источников: из головы, из жизни, и из культуры. Свое имя позаимствовал из письма писателя-правозащитника Владимира Короленко брату: "Родись я в день святого Псоя — быть мне Псоем Короленко". На самом деле его зовут Павел Лион, по профессии он лингвист, а настоящий Короленко был темой его диплома на филфаке МГУ и кандидатской диссертации, а впоследствии вошел прочной нитью в творчество.
20 мая концертом в Первой студии Латвийского радио в Риге завершается тур Псоя Короленко по северно-европейским странам (Дания, Швеция, Норвегия), но связь с Латвией у него давняя. В советское время его настольной книгой детства были "Латышские народные сказки". Когда же певец в итоге оказался уже в независимой Риге, она ему показалась хоть и необычной, но очень близкой.
"Однажды во время долгой пересадки в рижском аэропорту я просто сел в такси, чтобы покататься и увидеть Ригу, — поделился он впечатлениями. — Водитель был исключительно внимателен и гостеприимен, сам предлагал для просмотра разные места, и рассказывал, предлагал выходить, удалось зайти в Домский собор и провести там какое-то время. Причем взял он за все это очень недорого. Это был латыш, но с отличным русским языком, потому что принадлежал к старшему поколению. Мы были с одной и той же культурной и психологической планеты. Это было мое первое посвящение Риги, и я этому человеку особенно благодарен".
- Долгое время ваши песни отличало наличие крепких слов. Всегда по делу, но все же. С чем необходимость табуированной лексики была связана и почему она вдруг исчезла — уж не новый ли российский закон вас переформатировал?
- С законом это никак не связано, так как произошло года за четыре до его принятия. Для меня это было, как у Брейгеля, поединок Карнавала с Постом. Причем этот поединок у меня всегда был, с самых ранних песен, и там изначально сразу было задано, что побеждает Пост, даже в самых по виду хулиганских песнях, при внимательном рассмотрении, это видно. Так в итоге и происходит. И тут я не уникален, вспомним Пушкина, и у него, и у многих других что-то такое было. Есть разные фазы жизни, культуры, и так далее. Осмысление сакраментального через нарушение табу, но потом и через соблюдение.
Цензурные варианты песен появились не в последнее время, как некоторые думают, а сразу или почти сразу имели место, параллельно с табуированными. Так, песня "Странненький", в цензурном варианте, была записана в Михайловском для фильма о детских иллюстрациях к текстам Пушкина, в 1999 году, а написана — аж в 1993.
- Впечатление такое, что вы перепели чуть не половину языков мира. Какие языки вы знаете, в какой степени и по какому поводу их изучали?
- Английский я изучал в школе, потом в Америке, просто брал от людей. Французскому с детства учил дедушка, который в юности жил в Швейцарии и Франции, а потом в Советской России работал переводчиком и был моим основным наперсником первые семь лет жизни. Но я этот язык потом в основном забыл, осталось только произношение, а через песни потихоньку из подсознания "вытягивал" заново, увлекшись французским шансоном.
Идиш стал осваивать с юности, потому что увлекся его культурой, от бабушки слышал несколько фраз, но это тогда не играло роли, а потом задним числом уже как-то интегрировалось. Она любила шутить: "Их хоб лих либ фин дэр вайтнс", то есть: "я люблю тебя издали".
В моих песнях иностранные слова важны в качестве музыки, своего рода волшебных слов, часто заведомо не всем понятных, или никому не понятных. Либо там рядом как-то присутствует перевод. Вот пример. Есть у меня песня про путешествие в гости к деду. Когда я исполняю ее в переводе на английский, то одну фразу в конце пою по-русски: "В доме сорок два. В квартире двадцать три", она рифмуется с чем надо, так как слово "три" на обоих языках звучит примерно одинаково. Но для тех, кто не говорит по-русски, это сначала "секретная", таинственная фраза, как бы скрывающая место встречи. Потом идет перевод, и все проясняется — обнаруживаются "пароли и явки", устанавливается контакт.
Такова, в широком смысле, роль языка, но такова же и роль перевода — установление коммуникаций, преодоление барьеров, возможность делиться мыслями, эмоциями и опытом.
- В ваших песнях нет границ. В реальной же жизни их все больше — люди сами их себе создают: ксенофобия, агрессия прут из всех углов. С чем это связано и как такие границы преодолевать?
- Границы-то есть, только это другие границы: границы тела, возможностей языка, мышления и самой жизни. Все мы — пограничники: между разными состояниями, жизнью и смертью, разными ролями, которые играем в жизни, между нашим восприятием себя изнутри и тем, как воспринимают нас снаружи. Эти границы можно переходить, признавая, уважая и не разрушая их.
Осознание границ — это и есть, в каком-то смысле, их преодоление. Во всяком случае, это их принятие, интеграция, освоение. Через искусство в том числе это возможно. На личном уровне это так, а в глобальном масштабе откуда я знаю?
- Где вы чаще гастролируете и где вам комфортнее всего?
- Россия, США, Канада, Израиль, Германия, другие европейские страны, в том числе поездки в Латвию, слава богу, становятся регулярными, и я очень этому рад. В этот раз концертом в Риге завершается тур по северно-европейским странам (Дания, Швеция, Норвегия), в Швеции я буду выступать впервые. Мне комфортно везде, где есть я. Может быть, это присутствие меня как раз и делает любое место для меня комфортным.
Из необычных аудиторий вспоминается выступление в центре для пенсионеров в Канзасе. Там никто не говорил по-русски, все были обычные пожилые американцы Среднего Запада, но после концерта одна женщина сказала мне со смехом: "Oh, you're not for babushkas, you're not for babushkas!''.
Еще помню, как пел в центре для бездомных Киеве в рамках проекта Бомж-Арт. После концерта ко мне подошел человек и сказал: "А вы хорошо поете. Это Я вам говорю!", с сильным ударением на слово "Я". Мне было очень лестно и спросил: "Как Вас зовут?" Он ответил: "Меня не зовут, я сам прихожу, а имя мое Андрей". Как-то в другом интервью я перепутал, рассказывая эту историю, и назвал имя Сергей, теперь хочу исправиться, этот человек представился Андреем, сейчас я это точно помню.
- У вас есть песня "Жить не по лжи" — получается? Почему вокруг так много лжи, что уже непонятно, где правда? И как вы для себя различаете, где-что?
- На самом деле, главное различение здесь не "правда" или "ложь" (в ряде случаев это точно вычислить просто невозможно), а чушь или не чушь — с какой целью что говорится, ангажировано или не ангажировано, говорится на автомате под влиянием авторитетов, или человек все-таки пытается найти истину. Еще Галич пел: не верьте тому, кто говорит, что он знает, как надо.
Идеологические словечки-якоря, агрессивный дух, ложная простота, и другие похожие стилистически маркеры позволяют распознать, что перед нами чистая пропаганда или чушь, даже если автор иногда этого не понимает, а просто является переносчиком.
Есть хороший еврейский анекдот начала века. Старый Хаим впервые попадает в большой город, в Бердичев, к сыну, и там его спрашивают: "Дедушка, почему вы все время переходите на красный свет?" Хаим отвечает: "Я йим нэ вэру!" Или как сказал один товарищ, "Что есть Истина?".
Если политические оценки, гипотезы, конспирологические теории или отсылки к непроверенным фактам получают чуть ли не статус веры, это очень опасно. Интернет и социальные сети все это, конечно, стократ усиливают. Но вкус, чувство юмора, здоровый скепсис, в том числе по отношению к самому себе, и какой-то внутренний камертон, позволяют выработать определенный иммунитет к чуши и к пропаганде. Надо пробовать воспринимать людей именно как людей, без фатальной зависимости от их якобы "убеждений".
- Вам не свойственно петь во злобу дня. Следите ли вы за этой самой "злобой"? Что вам интересно из процессов, происходящих в мире, и что видите на выходе?
- В целом социальный рэп, или куплеты на злобу дня, или песня протеста в чистом виде — это не мой жанр, если не считать стилизаций. Но некоторой степенью злободневности обладают такие песни, как "Думай" (совместно с Дэниелом Каном в альбоме "Унтернационал"), "Новые приключения прекрасной маркизы", "Каждый прав для себя", "Будущего нет", "Туки Ляки Туки", отчасти песенка про План, хотя она в качестве злободневной уже устарела, что часто бывает с комическими куплетами.
Граница между "вечными темами" и "злободневными темами" условна, ее зыбкость я тоже демонстрирую. Будущего нет, хотя бы в том смысле, что мы не в состоянии его предвидеть. Гипотезы, модели, предположения, утопии и антиутопии — это все производные от наших прошлых и настоящих мыслей, а за будущим не угнаться, поэтому на выходе я ничего такого особенного не вижу, но стараюсь своими действиями, в том числе, например, своей работой, в минимально доступной мне форме, способствовать реализации оптимистических прогнозов.
- Ваша песня "Остров, где все есть" сегодня у некоторых, возможно, в каком-то ироничном ключе, ассоциируется с Крымом. Что думаете на эту тему?
- Никогда об этом не слышал, и самому никогда бы не пришла такая ассоциация в голову. Это самое что ни на есть "пришей кобыле хвост". Сначала надо еще слово "остров" связать со словом "Крым" — очевидно, через "Остров Крым" Василия Аксенова, а потом еще "в каком-то ироничном ключе" привязать к песне. Тут слово "какой-то" как раз ключевое — сигнал невнятности, смутности, случайности псевдо-ассоциации, и этот вот "гы"-эффект, так сказать, он для меня с этой песней, с ее, если угодно, постиндустриальным юмором, вообще никак не резонирует.
Песня написана, напомню, для фильма по умному и тонкому роману Юрия Коваля "Суер-Выер", и там планировалась ассоциация с Японией, с японскими островами. Там должна была сниматься японская группа "Шибуса Ширазу". Нелепые "мемы" неизбежны, но я надеюсь, что такая степень профанации нашему "Острову" не грозит. Впрочем, если на нем действительно "все есть", то должен быть и Крым, почему бы и нет. Каждый находит там то, что ему нравится.
- Прокомментируйте, пожалуйста, новое веяние российской эстрады, которые все обсуждают: сперва Юрий Лоза, а потом и Олег Газманов сообщили, что западные "роллинги", "битлы" и прочие "лед зепеллины" с "секс-пистолзами" никогда не умели петь и в ноты не попадали. Что вы по этому поводу думаете? Не обвиняли ли вас в том же? И вообще, насколько это важно, попадать в ноты?
- И Роллинги, и Битлз, и Секс Пистолз, и все панки, конечно, в ноты попадали, а если не попадали, то просто позволяли себе не попадать, потому что, грубо говоря, так и было задумано. У Аркадия Северного была гениальная лажа, и тем самым она уже не лажа, а канон, но не всякая лажа гениальна. Юрия Лозу переврали, он в другом контексте говорил. Что говорил Газманов, я не слышал. Бесконечные обсуждения что-кто сказал, это самая лажа и есть.
Сам я раньше часто мазал мимо нот, теперь тоже, к сожалению, иногда не попадаю, но на всякий случай я делаю оговорку, что я не совсем музыкант, образование мое любительское, детская музыкальная школа, а просто использую музыкальные формы в своем гуманитарном песенно-поэтическом шоу. Мне приходилось слышать, что я не умею петь, одна из первых рецензий на меня в журнале включала слово "козлетон", причем эта рецензия была даже вполне положительной. Вообще, попадать в ноты очень важно, потому что музыка — дело такое, пифагорейское, серьезное.
- Когда в одном интервью вас спросили о главном месседже вашего творчества, вы процитировали старца Силуана — "держать ум во аде и не отчаиваться". Расшифруйте, пожалуйста!
- Не обольщаться, но и не унывать.
- Сегодня либерально настроенные россияне активно стекаются в Латвию. Как человек мира со знанием многих языков, не задумывались на тему отъезда? Что вас держит на родине?
- Представьте себе прирожденного путешественника, даже, в каком-то смысле, "дромомана" (дромомания — влечение к перемене мест, — прим. ред.), который любит свой дом, но также любит дорогу и душевно привязан к другим местам в мире. Разделение мира на страны, нации, культуры — очень условно. С другой стороны, это данность. И, если уж на то пошло, в этом есть свой кайф.
Думаю, что я мог бы жить в любой стране при условии, чтобы можно было путешествовать, и бывать в Москве и других городах и весях, которые трудно здесь перечислить и которые я так люблю. Но это все примерно так и есть, так как я фактически много времени провожу в других странах, и мое занятие дает, к счастью, такую возможность. Но я никогда, упаси Боже, не думал о России в категориях "плохой" страны, из которой надо "эмигрировать". Это не что иное, как вредный стереотип.
Новый концерт Псоя Короленко в Первой студии Латвийского радио и презентация его новой книги пройдут 20 мая в 19.00.
