Чернобыль: наглядный пример того, что случится, если дать дуракам в руки атом

Взорвется ли мир. Бывший главинженер Саласпилсского реактора Валдис Гаварс о (не)мирном атоме
Foto: Reuters/Scanpix

Чернобыль случился 26 апреля 1986 в пятницу. Лишь в понедельник мы узнали от шведов (через радио "Голос Америки"), что они засекли что-то нехорошее. Никто из союзных "коллег" нам об этом не сообщил. Конечно, все разволновались, но никто толком не понимал, что могло произойти. Мы с заместителями два дня считали и прикидывали из обрывков информации, что там могло случиться, в итоге получили вполне достоверную картину.

До Чернобыля одна авария на атомной станции уже была — в США, но его последствия остались внутри кожуха, который, во-первых, был, а во-вторых, выдержал. В СССР про тот взрыв знали, но, увы, выводов по усилению безопасности не сделали — в Чернобыле кожуха не было, а была лишь крыша от дождя.

То, что там случилось — результат малограмотности людей, которые руководили реактором. В то время СССР остро нуждался в мощных источниках энергии, станций строили много, а глубоких специалистов готовить не успевали — на реакторы переводили партийных спецов с тепловых станций. В итоге начальство Чернобыля подписало документы на эксперимент, практически не углубившись. В принципе, это был нормальный эксперимент, если бы его провели по всем правилам. Но впоследствии из официального отчета я насчитал более десяти причин, которые привели к фатальным последствиям. Реакция деления ядер урана стала неуправляемой, выделилось сразу огромное количество энергии, которая порвала все — радиоактивный материал полетел в воздух.

Все, кто был поблизости, получил огромную дозу в считаные часы. На быструю и мучительную смерть были обречены и пожарные, которых безо всяких особых инструкций отправили заливать пожар через сорванную крышу. Работники скорых, которые увозили пожарных, тоже получали дозы — врачи не учитывали, что одежда пожарных засыпана радиоактивной пылью, благодаря чему, в больнице получили дополнительное облучение. В общем, это наглядный пример того, что случиться, если дать дуракам в руки атом…

Правительство СССР организовало дезактивацию зоны в 30 км, куда направили 600 000 человек, в том числе 6 000 из Латвии. Ко мне за советом обратилась жена Валдиса Затлерса, который был включен в команду ликвидаторов. Я с облегчением узнал, что Затлерс сразу повел себя грамотно — он заставлял всю команду бесконечно много мыться и менять одежду, пить только из привезенных бутылок, ходить в марлевых повязках. Когда им выделили место под палаточный лагерь, он измерил фон и категорически отказался — нашел другое место за лесом, под горкой, куда радиоактивные аэрозоли не добрались в таком количестве, а фон был в пять раз ниже. В итоге за время пребывания в Чернобыле они получили 24 рентгена.

Затлерс рассказывал, что им дали задание срыть и увезти верхний слой зараженной радиоактивностью земли, но уже через день в этих местах земля стала такой же активной — сверху продолжало падать. В один день его ребята принесли землянику — он запретил есть. Измерили — фон повышенный, а когда разрезали ягоды — в 10 раз больше. После возвращения в Латвию Затлерс приехал в Саласпилс и все нам подробно рассказывал.

Латвийское правительство ждало официальных указаний из Москвы числа аж до середины мая. В это время в Киеве, где был сильно повышенный радиоактивный фон, дали указания изъять все дозиметры. В Латвии недалеко ушли: замминистра здравоохранения дал указание своему ведомству нигде не ходить, ничего не измерять и не поднимать паники.

Никто нам никаких указаний не давал. Но когда в понедельник мы узнали от шведов, что какой-то радиоактивный выброс был, я вызывал своего помощника-дозиметриста Алксниса и спросил, что показывают его приборы. Он ответил, что в целом повышенного фона нет, но в воздухе могут летать крохотные частицы, аэрозоли (с продуктами деления и активными изотопами), которые разносятся на тысячи километров. Включил приборчик, который через мембрану засасывает воздух — на ткани уже через несколько часов осели частицы, дозиметр защелкал. Если такие частицы попадут внутрь организма, они прикрепятся к органу и облучат рядом стоящие молекулы — это опасно.

Потом в Латвию начали поступать радиоактивные предметы. Кто-то из наших был в отпуске на машине, проезжал в 100 км от Чернобыля — потом померил фильтр воздуха в машине — тот зажужжал. В Саласпилс приехала пара, которая во время аварии ехала в поезде Киев-Рига, в их купе подсели, а потом сошли три человека из района Припяти, мы померили их одежду и закричали — раздевайтесь и в душ. К моему знакомому врачу-радиологу приехали две девушки из того района — у них щелкали щитовидки… То тут, то там всплывали звенящие мед, рыба, мясо… Контроль шел через министерство сельского хозяйства — руководитель лаборатории хорошо знал свое дело. Позже я получил информацию про "нехорошие" грибы из Курземе — похоже, и там был выброс аэрозолей. Но в целом все сведения о радиации в самые опасные дни были обрывочными и эпизодическими.

Через неделю после взрыва начальник нашего реактора был вызван к Пуго (первый секретарь ЦК КП Латвии), а меня включили в правительственную комиссию по ситуации — на специально собранном заседании Совмина я зачитал доклад, как понимаю ситуацию и каковы мои рекомендации — из Москвы-то указаний не было.

Всполошился и военком Балтийского округа — нас пригласили на беседу с 40 полковниками и генералами, которые волновались, насколько опасен наш реактор. Я им ответил: мощность нашего реактора 5 мегаватт, а в Чернобыле? Генералы молчали. Потом один предположил: 100? А я им: 5000! И их интерес резко пропал. Позже к нам приезжала комиссия из института Курчатова: неделю проверяли, нашли один грязный фильтр, меня оштрафовали на 50 рублей, дали задание составить график улучшений безопасности. В итоге Саласпилсский реактор продолжал работать аж до 1998 года, хотя в Минске и Тбилиси реакторы закрыли сразу.

Надо признать, я очень тяжело переживал тот период: с мая по сентябрь я потерял 8 кг веса от нервного стресса. Меня не покидала мысль, что я — самый плохой человек на свете, раз работаю на объекте, который потенциально способен принести такое горе. Если я ошибусь на своем реакторе, тоже стану массовым убийцей. Хотелось закрыть все и уйти. Я общался на эту тему с философами, в итоге пришел к выводу, что нет, я не самый страшный. Все-таки более ужасное в мире делают политики: хоп, война — сто тысяч нет, еще война — миллиона нет… Я уже не говорю про Гитлера и Сталина, но и на фоне современных политиков я не так уж плох. А чем лучше те, кто занимается крупными финансовыми махинациями, из-за которых тысячи и миллионы людей остаются без еды и крыши над головой, готовы наложить на себя руки?!

У меня спрашивают, насколько опасны сегодня "продукты из Чернобыля". Я не думаю, что есть необходимость стоять с счетчиком Гейгера над каждой банкой меда или рыбкой оттуда. У каждого изотопа есть свой период радиоактивного полураспада. У йода он, к примеру, 8 дней. Распад некоторых производных урана идет миллионы лет, но такие металлы не участвуют в природных процессах. Скорей всего они ушли глубоко под землю, где потихоньку "остывают" — тут природа помогает. Думаю, если бы я поехал жить в зону отчуждения, то сильно много дней жизни не потерял бы, особенно если насыпать завезенный слой земли и не копать глубоко. Кому надо быть внимательным и не экспериментировать с такими поездками и сомнительными продуктами, так это беременным: когда идет рост эмбриона, то любой сбой будет умножаться в геометрической прогрессии. А так Чернобыль — трагедия из прошлого, которую, конечно, невозможно забывать.

Delfi в Телеграме: Свежие новости Латвии для тех, у кого мало времени

Tags

Чернобыль
Опубликованные материалы и любая их часть охраняются авторским правом в соответствии с Законом об авторском праве, и их использование без согласия издателя запрещено. Более подробная информация здесь.
Статьи по теме:
 

Comment Form