Первое интервью с экспертом научной комиссии по исследованию КГБ ЛССР Ояром Степенсом посвящено отношениям творческой и технической интеллигенции с ЧК в советские годы.
Первый вопрос, возможно, прозвучит провокационно. Я уверен, что в годы оккупации большая часть интеллигенции старалась излишне не конфликтовать с властью и была готова на определенные компромиссы в обмен на улучшение жизненных условий. Итак, что же представители интеллигенции могли рассказать ЧК?
Я немного углубился в электронную базу данных КГБ "Дельта" (обобщения от агентов и сведения об объектах наблюдения). И мы видим агента под псевдонимом "Верди", фамилию и имя которого называть рискованно, ведь господин Арвид Платперс обратился в суд, и факт сотрудничества в суде не доказан.
Советское общество было тоталитарным, интеллигенция занимала там особое место. На самом деле, корни уходят в еще царскую Россию.
В общем, в докладах "Верди", например, сказано: едем в США, один человек из группы ушел с целью купить компьютер, не купил, зато купил магнитофон. И так далее.
Отвечая на вопрос, надо смотреть шире. Советское общество было тоталитарным, интеллигенция занимала там особое место. На самом деле, корни уходят в еще царскую Россию. Чем общество западного типа отличается от того, о котором мы говорим? Где на Западе ведутся политические дискуссии? Более или менее, в среде самих политиков, говоря о тех же английских клубах 19-го века. В России такого быть не могло, не было такого слоя. Но идеи надо как-то обсуждать. В результате в авторитарной традиции интеллигенция заменяет политическую среду.
"Поэт в России — больше, чем поэт"?
Да. Независимо от того, поддерживают ли группы интеллигенции власть или нет, обсуждение идей происходит там. И эта по сути ошибочная ситуация продолжалась в Латвии в годы оккупации. Я углубленно занимался тогдашними творческими объединениями композиторов и театральных работников. Поверьте, КГБ могло интересовать, о чем еще в 1986 году говорилось на съезде такого объединения за кулисами, неофициально.
В публичном пространстве много говорится о том, кто был информатором, но, по-моему, не достает ясности, какими могли быть реальные последствия для "объекта" доклада. В результате возникает такой дискурс: я рассказывал какие-то глупости, ничего существенного, я никакого реального зла не причинил. Мы знаем диссидентов, в случае которых более-менее ясно, что им причинила власть. А как с другими "объектами"?
Последствия могут быть разными. Говоря более абстрактно, сообщения позволяли власти контролировать среду в целом. Если говорить о последствиях для конкретного человека, КГБ мог вызвать и пригрозить, что его профессиональная карьера остановится. Неприятно, не правда ли?
Мой вопрос фактически имеет и обратную формулировку. Когда информаторы говорят, что были вынуждены сотрудничать, так как ЧК их запугивал, важно понять, как можно было запугать? Мы ведь, конечно, говорим не совсем о сталинских временах.
Представьте, что мы молодой научный сотрудник. У вас есть совершенно нормальное желание создать семью, детей, нужна квартира и так далее. Чтобы эти желания реализовать, хорошо бы стать старшим научным сотрудником. И вам можно сказать, что вы им не станете, если только…
Вопрос — выдвинут ли вас на "персональную пенсию"? Средняя пенсия была 270 рублей, а персональная могла достигать 1500 рублей.
Довольно банально, но зло вообще иногда банально, и такие методы работали. Или наоборот — вы член Союза композиторов, вам скоро на пенсию. Вопрос — выдвинут ли вас на т.н. "персональную пенсию"? Средняя пенсия была 270 рублей, а персональная могла достигать 1500 рублей. Разница есть, не так ли? И этот вопрос союз согласовывал с "органами".
У меня есть ощущение, которое не подтверждено фактами, что можно было информировать, как являясь агентом, так и таковым не являясь. Ведь этот кто-то мог быть или "сознательным советским гражданином", или, извините, свиньей. Мы сосредоточились на агентах, забывая о втором варианте.
Да, оба варианта возможны. Между прочим, была и такая категория как "доверенное лицо". Попросту говоря, это человек, с которым представитель КГБ время от времени мог общаться, человек, которого не приходилось особо стимулировать угрозами или бонусами. Это значит, что будут люди, которые ни в каких "карточках" не зафиксированы.
Если говорить о "сознательных рядовых советских гражданах", не будем забывать, что в конце 1980-х появился даже "телефон доверия" КГБ, где вы могли оставить свою информацию. Например, о том, что в "жигули" у здания Народного фронта загружают оружие. Есть такая реальная запись, я не шучу. Добавлю, что на последнем этапе у КГБ появился и отдел общественных отношений.
Возвращаясь к вопросу, — чтобы избежать путаницы, — стоит объяснить, о каком корпусе документов мы говорим. Итак, часть находится в Национальном архиве, но мы много говорим о той части архива КГБ, которая хранится в Бюро защиты Сатверсме, и которая теперь переезжает в Национальный архив. В копиях или оригиналах, я не знаю.
Что-то попало в МВД, и по-прежнему там находится, это недоступно. По-моему, в то время была совершена довольно осознанная гадость.
Если же мы хотим узнать о 1940-1941 годе, то нам пришлось бы отправиться в Государственный исторический архив, структурную единицу Национального архива. Беда в том, что в 1991 году была нарушена нормальная практика, согласно которой документы одной организации в конце концов должны попасть в один архив. В случае КГБ документы разделены по разным местам.
Что-то сразу было передано в Госархив, что-то осталось в БЗС, что-то — в тогдашней Полицейской академии. Что-то попало в МВД, и по-прежнему там находится, это недоступно. По-моему, в то время была совершена довольно осознанная гадость.
Возвращаясь к тому, что вы особенно тщательно исследовали в контексте творческих объединений, какое создается впечатление? Догадывались ли люди, кто в их компании является информатором?
Ну, сегодня многие говорят, что догадывались, но на самом деле не так просто. Случалось, что информатором считали человека, который просто был неприятным коллегой. С другой стороны, не требовалось быть информатором КГБ, можно было просто пойти и пожаловаться начальству.
Что касается информаторов из научных кругов, прозвучало мнение, что, мол, люди писали отчеты об услышанном на международной конференции. Сегодня это кажется вполне невинным делом.
Надо начать с того, что поездка за границу не означала автоматическое зачисление в агенты. Отсюда напрашивается вывод, что если ты ездил за рубеж и все же становился агентом, то от тебя ждали чего-то большего, чем пересказ "культурной программы".
Конечно, сейчас с моей стороны это спекуляция, но, возможно, ждали не только тезисов с конференции, которые и так свободно доступны, но, например, установления контактов с определенным лицами, "дружбы". В этом задача агента.
Публиковать надо максимально много. "Закрашивать" то, что касается состояния здоровья людей или, скажем так, сексуальных достижений.
Наши собственные коллеги, например, историк Хенрих Стродс, ездили, чтобы познакомиться с конкретным представителем латышской эмиграции, а затем о нем доложить. В том смысле, может ли советская сторона использовать этого человека в своих интересах.
Люди приезжают из Латвии как бы обменяться опытом в исследовании фольклора, но пытаются установить контакты с кругами, которые мы сейчас связываем с Вайрой Вике-Фрейбергой. Если будут опубликованы материалы базы данных "Дельта", мы увидим, кто интересовал приехавших из Латвии, там в материалах они фигурируют как "наблюдаемые лица".
Кстати, нужно ли публиковать "Дельту", как и другие материалы КГБ?
По-моему, публиковать надо максимально много. Согласен, что надо "закрашивать" то, что касается состояния здоровья людей или, скажем так, сексуальных достижений. Но остальное все-таки надо. Технически "закрасить" чувствительные данные можно.
Что касается технической стороны сотрудничества. В наши дни трудно представить, что спектр средств связи был несравнимо меньше, приходилось встречаться лично. А не "чатиться" в защищенной аппликации. Куда нужно было ходить?
Между прочим, совсем не обязательно в "Угловой дом". Иногда в учреждениях были подходящие помещения, но были и конспиративные квартиры, квартиры доверенных лиц.
Скажем, вы находите идеологически убежденную пенсионерку и предлагаете ей помочь материально в обмен на то, что, скажем, по средам с 19 до 21 она будет выходить погулять. Также мы видим, что в инструкциях для вербовки сказано, что надо обращать внимание на личное авто вербуемого. При необходимости машина была хорошим местом встречи.
В контексте направления нашей беседы — об интеллигенции — хочу обратить внимание на следующий аспект. Мы, конечно, сосредоточены на так называемых узнаваемых лицах, но сам я, изучая материалы, вижу, что, в конце концов, среди завербованных есть и директора домов культуры. Да, это не всем известный поэт "с большой буквы", но в результате власть знала, что творится в "волостях". Если посчитать и эту интеллигенцию, то удельный вес интеллигенции в общей массе агентов значительно больше.
Возвращаясь к первому вопросу, надо понимать, что люди культуры в тоталитарных системах важны. Ведь не тракторист же сформулирует и изложит нужную пропаганду.
Поэтому я и выдвинул этот тезис: чем человек, который не был агентом КГБ, но вложил свой талант в поддержание "человеческого лица" оккупационной власти, лучше интеллигента-агента КГБ?
В известной степени — ничем.
Перевод DELFI. Оригинал здесь