Foto: LETA
Восстановление дворца в Рундале, спасение горных горилл в Руанде и слонов — в Таиланде, помощь людям в "адской" Африке и мирной латвийской глубинке… Портал Delfi поговорил с крупнейшим латвийским филантропом Борисом Тетеревым, который тратит заработанные миллионы на помощь нуждающимся в 10 странах по всему миру.

Весной благотворительный Фонд Инары и Бориса Тетеревых отметил свое пятилетие. Сегодня в его работу вовлечены более 7000 волонтеров (только в Латвии), которые выполняют около 700 000 часов благих дел в год. Он курирует более 150 культурных и благотворительных проектов, на которые до 2021 года зарезервировано более 20 миллионов евро. 

Среди достижений фонда — восстановление дворца в Рундале, проверка и коррекция зрения детей в малых сельских школах по всей Латвии, поддержка сиротского приюта на острове Бали, именные стипендии для студентов Академии Художеств, Музыкальной академии, Университета им. Страдыня, художественные объекты по всей Риге, cуповые кухни по всей Латвии, строительство Музея современного искусства Латвии. А также борьба с жестоким использованием слонов в Таиланде, сохранение популяции горных горилл в Руанде, постройка домика для медведей Пуйки и Микуса в парке природы Лигатне.

Foto: no privātā arhīva.

Свое первое доброе дело — финансирование реставрации Рундальского дворца Инара и Борис Тетеревы начали 18 лет назад. Жертвовали деньги, никому об этом особо не сообщая, пока однажды Интс Далдерис (тогда министр культуры, — прим. ред.) не сказал: "Что же вы молчите?! Выйдите в свет, покажитесь, может кто-то еще захочет…" С той поры о семейной паре стали писать, и их пример действительно оказался заразительным. 

В 2011 году президент Затлерс вручил Инаре и Борису орден Трех звезд, сообщив, что они — первая супружеская пара, которая получает высшую награду Латвии. Правда, вскоре выяснилось, что первыми все же были Билл и Мелинда Гейтс. Но ни те, ни другие занимаются благотворительностью не ради наград. "Совершенно непонятно, кто от всего этого получает большее удовольствие: люди, которым мы помогаем, или мы сами, — говорит Борис Тетерев. — Есть такое философское понятие — эгоистический альтруизм. Это про нас! Благодаря всему этому у нас создается ощущение, что вокруг живут исключительно хорошие люди".

Порталу Delfi удалось застать Бориса Тетерева во время краткого пребывания в Юрмале. Меценат только расстался с российскими журналистами, которые беседовали с ним о том, как живет Юрмала без "Новой волны". 

- И как вам Юрмала без "Волны"?

- Нормально. Никаких ужасов с пустыми пляжами и латышскими мамами, бьющими по лицу русских детей, которые так ужаснули Россию в репортаже Дмитрия Киселева, я не заметил. Конечно, нет того ажиотажа, что год назад. Но жизнь всегда движется волнами, по синусоиде — то вверх, то вниз. То же происходит в бизнесе, финансах, политике… 

Недавно я как раз размышлял об этой синусоиде. Если разложить по периодам мою жизнь — те же волны. Родился я в год смерти Сталина. Потом была оттепель. Все ожили, и это "теплое" детство ярко отложилось в моих воспоминаниях. 

Потом — застой и холодная война. Я окончил медицинский и работал акушером-гинекологом. Был довольно популярен у пациенток. Практиковал, оперировал, преподавал… Было интересно. Но все же акушерство — очень узкий коридор: ответственность огромная, за две жизни сразу, а инициатива крайне ограничена, каждый шаг расписан…

Наступила перестройка. Все стремительно менялось и оживало. Появилось много возможностей. Мне захотелось принять участие в этом процессе. Открыл кооперативный магазин, потом ушел в автобизнес. Сначала — Латвия, затем — Россия… Юридический адрес нашего салона по торговле "роллс-ройса" звучал совершенно нескромно — Красная площадь, 1. При том, что путинский Кремль шел под номером 4. Помню, на юбилей салона я арендовал Большой театр и вел всех на оперу. Как написали в газетах, "Тетерев пытал элиту Вагнером".

В 2008 году англичане предложили выкупить мой бизнес. Я опять прибег к своей любимой "волновой" формуле. Рассудил: в 1998-м году был серьезный кризис, сейчас 2008-й, все на пике, значит… Хорошо, если пару лет все покрутится, а потом нового кризиса не миновать. К тому времени из Америки шли первые нехорошие слухи об ипотечных проблемах, в Грузии шла война… Я сказал "да", и за две недели до начала кризиса получил серьезные деньги. 

Жил в свое удовольствие. Через какое-то время просто физически ощутил, что чего-то мне не хватает. Я ведь клятву Гиппократа давал? Вот и решил продолжить "лечение" людей, но иначе. Делая для них добрые дела.

- Вы помогаете всем, кто просит?

- Помочь всем — невозможно.

- А как вы определяете, кому — да, а кому — нет?

- Мы стараемся делать программы, направленные на широкие слои населения. В Фонде есть сумма, которая тратится на некие отдельные и разовые акции, но в целом — это не наш профиль. Скажем, Фонд "Подари жизнь" Чулпан Хаматовой тратит десятки тысяч долларов на операцию одному ребенку. Это очень достойно и здорово. Но меня медицина научила и определенному цинизму. 

В институте у нас была военная кафедра, где проходили такую дисциплину, как "медицинская сортировка". Жесткой, но необходимой! Например, ты один, а к тебе поступает 300 раненых. Надо выделить группу агонизирующих — дать им морфий. Остальных разделить на "тяжелых", "средних" и "легких". 

В некотором роде тебе приходится брать на себя функцию всевышнего и решать — кому жить, а кому, увы… Начинать оперировать надо со "средних" и "легких". Если займешься сразу "тяжелыми" — потратишь много времени, не факт, что спасешь, но к тому времени "тяжелыми" станут многие другие…

В благотворительности тоже необходима такая "сортировка". Если ты за ту же сумму можешь помочь двум-трем или десяткам и сотням тысяч людей — я выбираю сотни тысяч. Это мое. И лучше всего, условно говоря, дать удочку, а не рыбку. Например, мы ведем образовательные программы при местных вузах — даем стипендии для самых талантливых детей из многодетных и малообеспеченных семей. Или открыли на Рижском Центральном рынке магазинчик для пожилых людей — инвалидов, которые делают вещи своими руками — они торгуют и зарабатывают себе копеечку. Или поддерживаем по всей Латвии десятки организаций для молодых семей и мам — они организовывают занятия, совместные мероприятия для семей, они помогают друг другу присматривать за детьми, консультируются с врачами.  

Мы поддерживаем ряд местных окружных благотворительных фондов в регионах Латвии — в Талси, Валмиере, Алуксне, Лиелварде и в других округах. Работаем с ними по формуле: привлекли они 1000 евро для важных проектов своего региона — мы добавляем еще тысячу. Привлекли десять тысяч — даем еще десять тысяч. То есть мы способствуем развитию благотворительного движения и в регионах.

Есть у нас благотворительные суповые кухни, которые были особенно актуальны в кризис. Сейчас их стало меньше. И я этому рад. Значит все больше людей сыты.  

Foto: no privātā arhīva.

- На днях вы обсуждали с президентом Латвии празднование столетия Латвии. Что для вас эта страна?

- Родина. Мои родители приехали сюда с Украины сразу после войны. Я родился уже тут.

- Долгое время вы почти не выбирались из России. Сейчас ваша страница на Facebook похожа на заметки какого-нибудь Федора Конюхова: сегодня — Лос-Анджелес, завтра — Гвинея-Бисау, послезавтра — Перу… В общем, в Латвии вы — редкий гость. Что вы считаете своим домом?

- Дом у меня здесь, в Юрмале. Хотя живу я по всему миру. 

- А как же патриотизм?

- Мне не нравится слово патриотизм. Оно пахнет пропагандой и спекуляцией. Особенно сейчас. Я придерживаюсь центристской позиции, что всего должно быть в меру: золотая середина, золотое сечение. Не понимаю, когда люди начинают бросаться в крайности. А патриотизм в мирное время — одна из них, им обычно прикрывают некую недостачу чего-то более конкретного. Любви к родным, друзьям, культуре…  

Я очень космополитичен. И крайне негативно отношусь к разделению по национальности, религии, цвету кожи, сексуальной ориентации… Только ограниченные личности начинают судить о человеке по неким внешним признакам. Вот что такое национализм? Это любовь к чему?

- К национальности, наверное?

- Не-ет. Это проявление ненависти к ближайшим соседям. У Латвии есть ненависть к аргентинцам? Да ей по барабану! Они где-то там, далеко. А вот приедут сюда беженцы — это уже рядом, соседи, тут и возникают разные чувства. И попытка списать свои неудачи и промахи на другого. 

Мне кажется очень достойной позиция и нашего нового президента Раймонда Вейониса, которые старается держаться золотой середины. Мы с ним познакомились еще в его бытность министром обороны.

- По какому поводу?

- Я ему немножко помог. Вернулись наши ребята из Афганистана, им выделили средства на реабилитацию в санатории, а меня попросили помочь, чтобы они провели время с семьями… Мы тогда общались с Командующим латвийской армией Граубе и министром обороны Вейонисом. Приятные люди! Г-н Граубе рассказал, что осенью они отправляют солдат убирать могилки солдат. Латвийских и советских. Без разбора. Ведь солдаты лишь выполняют приказы. 

- Вы встречались с каждым президентом Латвии. Какое впечатление они оставили?

- Уровень отношений был разным, но все они, на мой взгляд, люди весьма толковые. Правда, власть их весьма ограничена. Самой деятельной была г-жа Вайра Вике-Фрейберга, с которой сейчас активно общаемся. Она президент Мадридского клуба, в котором и я состою. 

- Вы на каком языке с ней общаетесь?

- Больше на английском. Хотя, как правило, я со всеми местными политиками говорю по-русски, а они отвечают по-латышски. Если что-то не понимаю — уточняю. Латышский я знаю и уважаю, даже лекции читал по гинекологии, но поскольку последнее время мало бываю в Латвии, на родном языке могу свободнее излагать свои мысли. Но в этом нет какой-то позиции. Недавно в Латвийском Университете нам присвоили почетное звание, и я свою благодарность выражал по-русски. После этого подошла женщина и сказала: спасибо, что вы всем показали… Я попросил ее не продолжать эту тему. Политические игры — не мое!

- Почему? Вы же могли бы что-то-то улучшить в стране, как политик?

- Политика — слишком сложная штука. Там человек себе не принадлежит. Он должен юлить, не всегда есть возможность держать слово, иногда приходится даже предавать своих коллег. Не потому что ты плохой, а потому что в политике интересы, к примеру, партии, важнее, чем слово индивида. Да и сложно сегодня что-то сделать в нашей политике. 

- Что вы предложили нашему президенту к столетию Латвии?

- У нас полным ходом идут разные проекты — порядка 150 только в Латвии. Украшаем Ригу объектами искусства, реставрацию Рундале закончили, просвещаем людей, привозя различные выставки… Просвещение — это ведь от слова свет. Мы стараемся нести свет. И люди становятся светлее. В планах — открытие Музея современного искусства Латвии.  

Foto: no privātā arhīva.

- Второй важный момент, который вы обсуждали с президентом Латвии — ваш опыт по работе с беженцами. 

- Я занимаюсь проектами, связанными с несколькими странами Африки. Африка — интересный континент, о котором мы имеем самые смутные и поверхностные представления. У меня была возможность их расширить — ездил консультироваться в Брюссель, общался с генеральным секретарем ООН Пан Ги Муном. Как вы думаете, зачем туда отправляются огромные суммы денег?

- Чтобы не голодали африканские дети?

- Вот это и есть поверхностные стереотипы! Видел я все эти гуманитарные мешки риса, которым африканцы спокойно торгуют на базаре. На самом деле, Африка — это некое исчадие ада. Первый ряд стран, ближайших к Европе все более-менее знают — Египет, Тунис, Алжир, Морокко… Там всякое бывает, но большую часть времени там сравнительно спокойно. 

Второй ряд стран — это колоссальнейший траффик наркотиков, оружия, фальшивых медикаментов, сигарет, лагеря боевиков, пиратство… И на приостановление этой жуткой деятельности тратятся колоссальные деньги. Когда в какой-то из этих стран устанавливается демократический режим, страна становится более-менее контролируемой. И там можно устанавливать какие-то цивилизованные правила жизни. 

Африка — это континент, который мог бы обеспечить продуктами и электроэнергией весь мир. Есть проекты полей с солнечными батареями, которые могут работать безостановочно. Но никто ими не хочет заниматься, ведь что может быть выгоднее торговли наркотиками или оружием?! 

Еще одна проблема — беженцы. Раньше этот траффик не был так заметен — теперь волны идут одна за одной. В связи с этим прошлом году я устраивал в Латвии Африканский форум. В нашем МИДе прошла большая конференция — значительная ее часть была посвящена беженцам. 

- И каким вы видите решение проблемы беженцев?

- Нельзя забывать, что мы — члены ЕС. Единого государства, от которого нам поступают миллиарды на улучшение уровня жизни. А мы в общий котел даем совсем не так много. Значит надо быть лояльными к решениям нашего Евросоюза. Тем более, что у нас с людьми-то не густо: 10-14 тысяч человек покидают Латвию ежегодно! И что будет через сто лет? Разве об этом не надо подумать сегодня? Страусиная политика нам не подобает — мы же цивилизованная страна.   

- Европейская практика показывает, что переселенцы из стран ближнего Востока не слишком рвутся работать, предпочитают сидеть на пособиях.

- Насколько мне известно, пособия им будут платить всего год, пока они интегрируются, изучают язык и культуру, а дальше — работать… Латвийская экономика от этого не пострадает, ведь все пособия — из спецфонда ЕС. К тому же, 250 человек — это капля в море. Мы их и не почувствуем.  

Может, и Латвии стоит поактивнее вовлекаться в процессы ЕС, почаще проявлять понимание и проявлять инициативу. Тогда европейское сообщество даст нашей стране положительную оценку и станет больше уважать… 

Объективно говоря, подобное великое переселение уже случалось в истории не раз. Было время, когда половина Европы поехала в Африку-Азию-Америку-Австралию. Сейчас начался обратный, вполне естественный исторический процесс, о чем говорила г-жа Вайра Вике-Фрейберга на заседании Мадридского клуба. И нам придется поступиться своей консервативностью.

Foto: no privātā arhīva.

- Судя по вашим фотоотчетам на Facebook, вы легко находите общий язык с жителями самых экзотических стран?

- Для меня не проблема договориться и расположить к себе. Несколько лет назад я начал работать с Global Fairness Initiative, учредителем которого является и Билл Клинтон — участвую в их программах: Гвинея-Биссау, Гватемала, Перу, Непал. Наши фонды проводят первичное исследование стран, попавших в тяжелую ситуацию, находит местные кооперативы, общества и выделяет средства под конкретные проекты: там построить ферму, там заводик… 

К примеру, в Гватемале у нас есть "подшефные" пять тысяч фермеров, такие забавные квадратные дядечки, которых специалисты фонда обучают правильному ведению сельского хозяйства. Обращают их внимание на новые сельхозкультуры, которые они раньше не выращивали, но на которые может быть спрос. Закупают им сельскохозяйственную технику, необходимую для повышения производительности труда. 

Помню, я ходил по их грядкам, смотрел, где у них картошка, пробовал их вкусный сладкий лук, потом было собрание с фермерами, встает старший и говорит: "У нас было два пришествия. Одно — мессия пришел, а второе — Борис пришел". Забавно звучит, но ведь эти пять тысяч фермеров — это десятки тысяч людей, включая членов их семей. И для них новые возможности — это шанс изменить жизнь к лучшему.

Гвинея-Бисау — одна из самых бедных стран мира. Им не повезло — они были португальской колонией. Англичане и французы, покидая свои колонии, обучали специалистов — инженеров, врачей, политологов, администраторов — и налаживали какие-то процессы. А португальцы держались за свои колонии зубами до последнего, а потом побросали все на волю случая и съехали. Все португальские колонии оказались в катастрофической ситуации. И сразу появились военизированные банды, наркобизнес… 

Исторически бюджет Гвинеи-Бисау по большей части составляет торговля орешками кешью. Помню, я по незнанию сунул один необработанный орех в рот — вокруг все закричали. Выплюнул — пол-рта обожгло. Оказалось, скорлупа содержит едкую фенольную смолу. Гвинейцы продают свои орехи через посредников, за копейки. Когда мировой рынок кешью колеблется — страну трясет.    

Мы взяли там шефство над четырьмя кооперативами и пытаемся разнообразить их продукцию. Например, Индия готова у них покупать много лука — научили выращивать эту культуру. У них растет манго — учим получать пользу и из этой сферы.

В Перу работаем с мусором. Одна только Лима производит шесть тысяч тонн мусора в день. Его можно сортировать и зарабатывать на этом деньги. Мы обучаем людей с низким уровнем доходов и без навыков возможностям получать дополнительный заработок и здесь, покупаем им тележки, они идут по домам и агитируют людей складывать в зеленый мешок — органику, в красный — бутылки, в синий — бумагу… 

Постепенно люди привыкают не швырять весь мусор в один бак, сборщики забирают у них сортированные мешочки, привозят на склад, сортируют более тщательно (только бумаги — семь видов!) и сдают на мусороперерабатывающие заводы. 

В Непале мы сняли с тяжелых работ на кирпичном заводе 400 детей — они теперь учатся в школах. Это им даст путевку в жизнь… А просто давать деньги бессмысленно. 

- Вам приходилось встречаться лично с Клинтоном?

- Да. В сентябре прошлого года он пригласил меня на заседание своего  Фонда в Нью-Йорке.

- Какой он?

- Очень харизматичный, активный, настоящий лидер. На том же форуме мне посчастливилось встретиться и с президентом США Бараком Обамой, который произвел на меня большое впечатление. 

- С Путиным не встречались?

- Нет, не приходилось. С Россией все сложно, но я там тоже кое-что делаю. Знаете картину "Березовая роща" Левитана, написанную в 1899 году? Так случилось, что знаменитая левитановская роща в Плесе начала вырождаться, а когда ураган прошел — вообще ничего не осталось. Приложил свою руку и к восстановлению рощи. Но как потом вскрылось, украли больше половины денег. Когда так делают — желание помогать пропадает. Участвовал в ремонте одного детдома… Но везде картина одинаковая. 

- А как насчет помощи Украине, родине предков? 

- Пока не думал об этом. А родственных связей у меня там и не осталось.  

- Весной прошлого года после событий в Крыму вы написали очень эмоциональный пост на Facebook, в котором призвали людей не ругаться и не ссориться из-за событий, о которых все мы имеем смутное представление. Неужели вы с вашими связями, да не в курсе дела?!

- Это я написал год назад. Тогда и вправду было трудно разобраться, что к чему. Понятно, что идет большая политика, за которой, как всегда, стоят огромные деньги и лоббируются интересы крупных экономических структур. Послушаешь одну сторону — вроде она права. Послушаешь — другую — тоже права. Но мы же лишь вторим тому, что слышим, а что на самом деле происходит, мы реально не знаем. 

Foto: no privātā arhīva.
- Кино вы предпочитаете снимать в Голливуде, а не в России?

- Был у меня опыт и с русским кино. Когда бизнес продал, хотелось чем-то интересным заняться. А тут приятель в России начал снимать свой первый фильм — решил ему помочь, дать денег. Пошел даже во ВГИК учиться, чтобы разобраться, что к чему — слушал курсы лекций — продюсерских, операторских, сценарного мастерства…  Потом знакомый пригласил в Штаты — там участвовал в продюсировании пяти фильмов. 

- Еще два года назад вы вдохновенно рассказывали о работе с "гениальным режиссером Робертом Родригесом", с которым вы вместе снимали фильмы "Мачете убивает" и "Город грехов-2"… Казалось, вот она — американская мечта в воплощении. Но в прошлом году появилось сообщение, что Родригес подал в суд на компанию "Алдамиса", принадлежащую русским продюсерам Беспаловым, которую обвинил в мошенничестве и невыполнении обязательств… Те же, в свою очередь, ругают Родригеса последними словами. А вы как?

- Я из всего этого вышел. Но хитрец он (Родригес) — гениальный! Но это ты  поймешь лишь потом, а поначалу будешь, как ребенок, радоваться, что САМ работает с тобой. Беспалов и Роднянский — тоже фрукты еще те. Один хитрит на производстве, другой — на прокате, а я — меж двух огней. Бросил я этот Голливуд и персональный стульчик с надписью "Тетерев" — не мое это! 

- Почему? 

- В каждом деле должна быть цель. Скажем, цель моего Фонда — просвещение. Это такая отдача, такие эмоции! А в Голливуде какая цель? Заработать денег? Вряд ли. Зато я теперь знаю, как в этом мире все устроено. Представьте себе бескрайнюю степь, а посреди нее — чудный шатер с полупрозрачным занавесом. Время от времени занавес приподнимается, на красную дорожку выходят то Анжелина Джоли, то Бред Питт, то Бандерас… Красивые платья, смокинги с бабочками. Фотографы пыхают вспышками, все вокруг стоят, открыв рты. А потом ты попадаешь в этот прекрасный шатер, а там — такое болото! 

Реальный же бизнес идет за шатром — это кинорынок. Стоят с полторы тысячи киосков, каждый продает 15-20 фильмов. То есть предлагается 20-40 тысяч фильмов, а реально продается — 300-500 фильмов. Остальные ложатся на полку. А где деньги? Такие легковерные и увлекающиеся, как я, на этот шатровый блеск и попадаются.

- Неужели и фильмы Родригеса не продаются?

- Все наши совместные фильмы пролетели! Когда ты вникаешь в цифры, понимаешь, какой это блеф! Цифры, которые печатаются в прессе, далеко не однозначны и разобраться в них может только специалист. Половину из кассовых сборов забирают себе кинотеатры. Прокатные конторы — еще часть. Банки проценты по кредитам забрали. В итоге, якобы выгодно проданные фильмы оказываются убыточными. Это выброшенные деньги. 

К тому же сами фильмы — что "Мачете", что "Город грехов-2" весьма сомнительного качества. Когда "Мачете" должен был выйти, я зарезервировал для премьеры зал, хотел устроить настоящую голливудскую дорожку со звездами. Но увидел фильм — сразу все отменил: это кошмар и позор. Так что в Голливуде ваши ожидания и то, что происходит на деле — это совершенно разные вещи. 

- Жалеете, что потратили столько денег и времени на голливудский блеф?

- Нет. Это было интересно. Да, я потерял кучу денег, но приобрел бесценные знания. Сейчас мы с местным режиссером Марисом Мартинсоном запускаем фильм Magic kimono. С японской звездой Каори Момои ("Мемуары гейши"). Я туда вкладываю свой продюсерский опыт. Как-никак я знаю схемы и могу придать некий вес этому проекту. Если Японии из бюджета страны выделает на это 200 000 долларов — это уже серьезный уровень. 

Для меня это не бизнес-проект, а благотворительный. Одно из моих направлений — развитие туризма. У Латвии нет газа, нефти и иных ресурсов. Но мы красивая, цивилизованная страна на море. У нас прекрасный старый город, памятники югенд-стиля. Мы можем привлекать туристов, каждый из которых приносит финансы и способствует созданию рабочих мест. 

- Долгое время Латвия была меккой для российских туристов. Сейчас этот поток иссякает. Откуда вы думаете привлекать новых?

- Очень в этом смысле перспективны японцы. Почему я и работаю с Мартинсонсом. Наш фильм — совместный с Японией. Под это дело сюда приезжали представители крупных японских турфирм — я показывал им наши красоты, Рундале. Думаю, оттуда мы можем ждать до двух "боингов" в неделю. Это очень хорошие туристы. И для них мы настоящая Европа. Латвия ведь выглядит не хуже Германии. И у нас неплохая инфраструктура. Да и Музей современного искусства будет служить для этой цели. Недавно обсуждал с Хеленой Демаковой проект Рижского художественного Биеннале. Идей море!  

Из зернышка вырос целый сад — фестиваль "Tête-à-Tête" в этом году уже полтора месяца идет. Нашу выставку "Очарование Прованса" (Ренуар, Матисс, Ван-Гог, Гоген, Пикассо, Шагал), по случаю пятилетия Фонда, посетили более 50 тысяч человек. Четверть — иностранцы. На уик-эндах люди в очереди до двух часов стояли, чтобы попасть. Заходишь, а там детишек 5-8 лет полный атриум — просвещаться пришли. Это же замечательно!

Foto: no privātā arhīva.

- Ощущение такое, что у вас деньги на соснах растут! Это же нереальные затраты — музей строить, выставки привозить, фермеров окучивать. Неужели вы успеваете еще и бизнесом заниматься?

- Немножко. Таким, который не требует моего активного участия. Недвижимостью, но не здесь. Здесь у меня установка четкая: никакого бизнеса и никакой политики. 

- Delfi проводил опрос бизнесменов по случаю годовщины санкций. Все говорят, что с Россией связываться выгодно, но опасно. С другой стороны, пробиваться на европейский рынок очень трудно — не так уж нас там ждут.

- Как раз о расширении наших рынков сбыта на другие континенты я тоже буду говорить с президентом Латвии. Да, в России все не просто. И очень высокий уровень коррупции: надо всем за все платить. Но тут надо сесть, подсчитать и сделать выбор, а не лежать на диване и мечтать в духе Обломова. Опасно? Да. Удача дает возможность, но выбор мы делаем сами. Так всегда — чем больше доход, тем больше риск. Такие прибыли, как в России, получить где-то еще трудно. Есть еще Африка. Это тоже огромные возможности и огромные риски. Но там тоже надо знать специфику. 

- Что думаете по поводу будущего России?

-  Исходя из моей любимой теории волн, надеюсь, что все там наладится. Только если в Юрмале колебание волны — 2-3 года, то в России — десятки лет. Зато взлеты и падения — куда серьезнее. Главное, чтобы не случилось непоправимого.    

У меня всегда была позиция: я уважаю всех политиков, которые с 1945 года умудряются держать мир без серьезных войн. Хуже, лучше, со скандалами, но лишь бы не было войны — это самое страшное. Увы, сегодня стойкий запах войны повис в воздухе. Россия идет по очень опасному пути. И когда в России кто-то призывает сбросить на Америку три ядерные бомбы, а все СМИ это дружно перепечатывают — это маразм. Оголтелый патриотизм из серии "шапками всех закидаем" — это очень опасно.

- Почему в России он популярен?

- Россия всегда была особой страной. Есть такое понятие — человеческий архетип. В целом, население нашего континента можно разделить на западный и восточный архетипы. В 9-15-м веках в России существовало Новгородское Вече — демократия, подобная европейской! А потом пришли… гости, которые "гостили" больше 250 лет.  В итоге, на территории России смешались два архетипа. Получилась такая Азиопа с азиопцами. 

Если в Европе на вершине пирамиды стоит личность, откуда следуют неприкосновенность собственности, уважение к индивидууму, справедливый суд… То в России отдельная личность никого не волнует. Главное — интересы коллектива. Хорошо это или плохо? Не хорошо и не плохо. Это по-другому. Ведь благодаря этому именно Россия смогла противостоять двум великим нашествиям — наполеоновскому и гитлеровскому. В то время, как европейцы стали защищать свои неповторимые личности, "азиопцы" легли костьми. И победили. 

Российский архетип постоянно рвет на части — то их тянет к Европе, то — к Азии. Если будет все спокойно, может поколений через 20 он и определится. А сейчас — не знаю. В горбачевские и ельцинские времена у меня была иллюзия, что сейчас отомрут все птеродактили и будет нормальное государство. Ничего подобного! 

В Институт нефти и газа, при том что их выпускники получают 3-5 тысяч долларов в месяц, конкурс в разы меньше, чем в Академию управления, при том что после окончания официальная зарплата гораздо меньше. Что это значит? Значит, 16-летние люди знают, что на выходе из такой Академии они пойдут в чиновники и будут получать "дополнительные доходы", иногда забывая даже в кассу зайти за своей мизерной зарплатой. 

- А на Украине какой архетип?

- Там тоже славяне. Время от времени общаюсь со своим другом Евгением Киселевым — он мне описывает ситуацию, ему можно верить. С другой стороны, встречаю знакомую русскую девушку в Штатах. Она говорит: мне предложили грин-карту, если я пойду на год в армию на Украину. И что мне прикажете думать? Стараюсь не лезть в это. У меня своих забот хватает. 

- А у Клинтона спросить не пытались?

- Нет, конечно. Не надо все смешивать. Да и что он мне скажет? В России все уверены, что Америка только и думает, как русских похоронить. Есть даже фраза: никогда русский народ не жил так плохо, как при Обаме. Почему в России все так плохо? Почему ВВП падает, налоги растут, моцареллы нет? Да потому что американцы козни строят — они во всем виноваты. При этом, признаюсь вам, подавляющее большинство американцев и не вспоминает про Россию!

- Вы ни с кем из российских друзей не поссорились из-за всех этих событий?

- Зачем? Если человек мне интересен, мне куда приятнее выслушать его позицию, чем свою излагать. И потом, я общался с перуанскими шаманами, они приоткрыли мне глаза на такое… Это совсем иные миры. По сравнению с этим знанием, все остальное кажется суетой. С тех пор я перестал с кем-либо спорить. Я просто понимаю, что мы с вами никогда не определим одинаково даже цвет этого компота. Никогда одинаково не оценим поступок одного и того же человека. Все мы — разные.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!