Foto: Jānis Deinats/Publicitātes foto
5 и 6 июня в Новом Рижском театре — премьера спектакля Владислава Наставшева "Озеро надежды". Про латвийских русских. На русском языке. Прототипы главных героев — он сам и его мама. Режиссер рассказал порталу Delfi о своем видении межнациональной ситуации в Латвии.

"Попытка решить вопрос разобщенности через глубоко-личный опыт режиссера - его отношения с мамой и окружающими. В этой постановке русско-латышская тема - это лишь средство, чтобы поговорить о человечности в целом..." (Анонс спектакля "Озеро надежды" на афише Нового Рижского театра — НРТ)

Режиссер Владислав Наставшев совершил на сцене НРТ "каминг аут". В самом широком понимании. Буквально содрал с себя кожу, футляр успешно интегрированного и социально востребованного, и показал, что стоит за блеском внешней устроенности "хорошего русского" — квартирка в блочно-бетонной многоэтажке с обиженной на государство мамой. Не то сумасшедшей, не то святой.

Три с половиной часа увлекательного поиска ответа на вопрос "откуда есть пошли местные русские". И вдруг оказывается, что бетон этот многоэтажный, олицетворяющий наше советское прошлое, может быть по-своему красивым. Особенно, если гвоздиком выковырять старую краску и отполировать тряпочкой. Но, как утверждает один из главных персонажей спектакля Витек, силой никого ничего не заставишь делать. Можно только по-хорошему. И тогда будет вам и "лабдиен", и "здрасти"…

Наставшев учился на актера в Санкт-Петербурге и на режиссера в Лондоне. Он не первый год успешно сотрудничает с главными национальными театрами Латвии, а вот местные русские театры его не зовут. При том, что политические и социальные темы в своих постановках он никогда раньше не поднимал. Ставил преимущественно русскую классику — Бунина, Достоевского, Хармса. Параллельно латвийской карьере растет и его популярность в России. Он один из постоянных режиссеров московского "Гоголь-центра" Кирилла Серебренникова и не только. 

Больше всего шума наделала постановка Наставшева "Медея" по трагедии Еврипида, в которой на одной сцене сошлись латышская актриса Гуна Зариня и ее российские коллеги из "Гоголь-центра". Когда случилось присоединение Крыма, Зариня последовала примеру худрука НРТ Алвиса Херманиса и отказалась работать в России, написав в Facebook: "Музы молчат. До встречи после войны"… Владислав Наставшев, напротив, сотрудничество с российскими театрами продолжил.

В его новом спектакле на сцене НРТ та же Гуна Зариня играет роль его русской мамы. Именно Зариня предложила дать главной героине имя Надежда. Увы, сам режиссер, похоже, не питает особых надежд на то, что ситуацию с разобщенностью русских и латышей можно как-то преодолеть…

Фотографии со спектакля "Озеро надежды"(Jānis Deinats/Publicitātes foto)


Foto: Publicitātes foto

- Постановка идет на русском языке с латышскими титрами. На какую публику она рассчитана?

- Не знаю. Поэтому очень рад, что русская версия Delfi предложила это интервью. Надеюсь, русские его прочитают и заинтересуются. Пока же меня не покидает ощущение, что многие русские даже не подозревают, что такой театр существует. Во всяком случае, в фойе НРТ я крайне редко слышу русскую речь. Очень жаль: на мой взгляд, это лучший театр в стране и один из лучших в Европе. Если у тебя под боком находится такое богатство, то не пользоваться им — просто глупо. 

К примеру, как-то один мой русский друг, который ходит на все спектакли "Золотой маски" и премьеры Рижского русского театра и вообще интересуется искусством во всех его проявлениях, признался, что не знает НРТ. Я даже обиделся на него и накричал: как это возможно для культурного человека! Сейчас он туда активно ходит. Мало того, стал одним из прототипов героя "Озера надежды".

- Думаете, многим русским понравится, к примеру, спектакль Херманиса "Oņegins. Komentāri" (на фото — сцена из этого спектакля), в котором саму поэму читают по-русски, а в латышских комментария про Пушкина и современников нет ни единого доброго слова…

- Это же ирония! Пушкин и сам был ироничным человеком. Этот спектакль — честное препарирование Пушкина, безо всякого желания кого-то оскорбить и кому-то угодить — латышам или русским… Вы бы видели постановку про национальное достояние Латвии Иманта Зиедониса — она очень жесткая! А когда начинаются рассуждения из серии "Пушкин — наше все", мне становится грустно. В Москве сейчас это популярно: прийти на спектакль или даже не прийти, а потом кидаться помидорами и кричать "вы не уважаете классику!"

Заранее скажу, от моего спектакля тоже не ждите, что русские будут такими хорошими ребятами, которых все обижают. Я хочу показать ситуацию, как она есть, и с юмором. Про то, как это будет воспринято публикой, даже не думаю.

Фотографии со спектакля (Jānis Deinats/Publicitātes foto)

Foto: DELFI

- Ваша мама легко пошла на это обнажение души?

- Когда я ей сказал, что ставлю спектакль про нее, она не понимала до конца, что это будет. Но ее убедило то, что главную роль сыграет Гуна Зариня, которой мама доверяет. Гуна приходила к нам в гости, мы пили чай, разговаривали и записывали наши беседы, которые потом скомпилировали в пьесу.

- Не боитесь, что спектакль подорвет ваши отношения?

- Нет. Все же они не на этом строятся. Конечно, ссоры и разлады и у нас периодически случаются. Обычно все начинается с бытовых моментов, которые перерастают в глобальные вопросы из серии: "Твой дедушка воевал, а ты 9 мая…"

- То есть мама ходит к Памятнику воинам-освободителям, а вы — нет?

- Мама всегда идет возлагать цветы, но без фанатизма и активного участия. Я там был ребенком в школьные годы, когда в пионеры принимали, а сейчас… тяжело переношу столпотворения. Впрочем, несколько лет назад ехал на велосипеде из Иманты в центр через Агенскалнс и случайно оказался рядом. Помню, тогда еще подумал: наверное, все же есть у меня некий зов крови. При том, что мне там не очень понравилось.

В этом году я тоже сходил — все было более цивилизованно, но мне по-прежнему не нравится, что это празднование превращается в некую политическую акцию самоутверждения русского населения. Хотя, конечно, русские в этом не виноваты — так сложилось, что это единственная дата, в которую русские могут себя почувствовать некой коммуной, увы, противостоящей другой коммуне…

- Вы сами как долго принадлежали этой коммуне?

- До своего возвращения из-за границы, где я учился. Я всю жизнь прожил в Иманте, где много русских. Впрочем, у нас на лестничной площадке из четырех квартир в двух живут латыши, с которыми мы всегда общались и дружили. Мама даже раньше на латышском с ними пыталась говорить, пока не наступила независимость, сделавшая маму негражданкой, что ее сильно обидело.

С языками у меня всегда было хорошо, благодаря абсолютному слуху, почти не было проблем с произношением. Латыши всегда удивлялись. Но до отъезда за границу я жил преимущественно в русскоязычной среде. Папа русский, мама русская и даже друзья-латыши охотно говорили со мной по-русски. 

Foto: LETA

- Вы учились в Санкт-Петербурге и Лондоне. Для вас и то, и другое "заграница"?

- Абсолютная. Я везде себя чувствовал иностранцем. И до сих пор это ощущение не прошло, хотя у меня в России много друзей, я часто там бываю по работе. Разница в менталитете всегда чувствуется. В Лондоне тоже невозможно почувствовать себя своим, если ты там не родился. У них даже средний класс полон снобизма, не говоря уж об аристократии.

После Санкт-Петербурга я успел поработать в рижской Русской драме. Буквально месяц, перед Лондоном. Но актерская профессия оказалась не по мне: не могу быть исполнителем чужих идей, особенно, если художественно не согласен. Когда вернулся из Европы, латышская культурная среда показалась мне ближе, как более ориентированная на Европу.

Тут еще такой момент: мы и так достаточно провинциальная страна, которая находится на задворках Европы, если я буду здесь ставить спектакли на русском языке в русском театре, я еще глубже погружусь в провинциальность. Все-таки русские здесь — это, в определенном смысле, резервация. И я не был готов к этому узкому мирку, пожив в двух мегаполисах.

Так что в латышскую культуру меня привели вовсе не соображения патриотизма. Я и на гражданство в 2004 году сдавал по техническим соображениям — чтобы учиться в Лондоне бесплатно. Понимание того, что такое Латвия, латышская культура и язык пришли ко мне гораздо позже. Раньше даже не думал на эту тему.

Foto: LETA

- Латышский театр вас сразу принял с распростертыми объятиями?

- Я попал туда в нужное время. Это был кризис 2008 года. Тогда все стали какими-то более человечными. В театре было модно делать проекты в разных лофтах. Свой первый спектакль я поставил в Dirty Deal Theatre, где вопрос национальности не стоял. Постановка оказалась успешной — меня номинировали на Spelmanu nakts. С тех пор пошло-поехало.

Думаю, в нашей сфере есть еще один сближающий момент: театральное искусство в основном держится на русской школе — Станиславский, Чехов, русская классика. И латышский театр на этом стоит.

- Как открывали для себя латышское общество?

- Раньше у меня было ощущение, что латыши — это некий монолит. Вроде лондонской аристократии. Не войти ни выйти. Чем они живут, что их тревожит — все это было тайной за семью печатями. Потихоньку стал знакомиться с артистами, наблюдать за их жизнью. С удивлением для себя открыл, что латыши — тоже люди: они любят, дружат, ссорятся, чувствуют… По сути, все то же самое. 

- Почему тогда нам не встретиться никак?

- А как вы себе представляете взаимопонимание, если у тебя в семье расстреливали и ссылали?! Мне тоже трудно все это представить, потому что у меня в семье такого не было. Латыши уверены, что если бы после второй мировой советские войска страну освободили и ушли — все было бы по-другому. Это и Путин подтвердил, что надо было уходить… Людям трудно переступать через собственные обиды.

Скажем, мой друг-латыш живет у парка Аркадия. Как-то мы вместе проводили день 9 мая, и я видел, насколько ему все это ужасно неприятно. Видел его латышских соседей, которые одевали темные солнечные очки, чтобы выгулять собак и скорей вернуться домой. Потом мы поехали в город. Проезжая мимо православного собора, он говорит: "О, понавесили тут золота!" И тут я его остановил: "Хватит. Понимаю, что тебе тяжело, но попрошу не забывать, что я все же русский — имей уважение! Ну что плохого в золоченых куполах?" Он понял, что его занесло, и долго извинялся…

- Сейчас вы чувствуете себя в латышской среде своим? Или все же вы пребываете в модном нынче статусе "хорошего русского"?

- Думаю, я там свой. Более-менее. Я принял правила игры. Главное — просто уважать людей, которые, возможно, несколько отличаются от тебя и, возможно даже, не уважают тебя. Но даже если ты чувствуешь некую несправедливость, нельзя опускаться до того же. Не допускаю даже мысли, что кто-то ко мне относится, как ко второму сорту. Ведь как только ты это допустишь — значит, ты и есть второй сорт.

Наверное, на "хорошего русского" я не тяну. Я не даю политических интервью и не хожу на программы политического толка. Новости я не смотрю — ни российские, ни американские или английские. На мой взгляд, пропаганда и там, и там. Я раньше доверял BBC, а теперь открываю и вижу, что там — сплошной Обама. Он уже как Путин на российских каналах. Этот спектакль — первый случай в моей биографии, когда я делаю что-то на социальную тему. До сих пор занимался чистым искусством, давя на личностное, а не на общественную идентификацию.


- Ваш спектакль называется "Озеро надежды". Насколько велика ваша надежда, что русская и латышская половинки нашего общества срастутся?

- Спектакль я назвал в честь песни Пугачевой, которая там прозвучит. Увы, у меня нет особых иллюзий о всеобщем сплочении и братстве. Слабо верю в то, что ситуацию можно изменить. Никого агитировать ни за какую армию я не собираюсь, но после событий на Украине не высказаться на эту тему не мог. Ведь в Латвии живет много русских, общество расколото, и лично мне непонятно, нужно с этим что-то делать или нет. 

Единственный вариант, как я мог это сделать, пропустить через свою судьбу. Надеюсь помочь увидеть, что русские люди — тоже не монолит, а живые люди, которые говорят на русском языке. Просто потому, что на другом языке они не говорят, в силу сложившихся обстоятельств. Как бы латыши к этому не относились.

Наверное, плохо работает правительство: не создало убедительной программы, не приняло правильных решений, допустило ошибки и не исправило. И никто ничего в эту сторону не делает. Я даже иногда думаю -может, это всех устраивает? Может, кому-то это деньги приносит?

- Насколько перевернули вашу среду события на Украине?

- Очень сильно. Я в тот момент был в Санкт-Петербурге. Ставил спектакль. И тут пошли звонки из Риги. Я понял, что там царит жуткая паника, в то время, как в Петербурге не было ни малейшего намека на это. Тем временем, некоторые наши актеры отказались ехать в Москву играть в моей "Старухе", Гуна Зариня не стала играть в "Медее"…

Я был совершенно не готов к этому и вел долгие телефонные переговоры с Гуной. Пытался ей доказать, что речь идет о спектакле, искусстве, но она решила не ехать. И конечно, я не мог ей запретить думать и чувствовать, как она хочет. Мне же и в голову не приходило прерывать сотрудничество с Россией.

- Зато художественному руководителю НРТ Алвису Херманису — пришло…

- У нас был длинный разговор и с Алвисом на эту тему. Я ему честно сказал, что это не кажется верным решением. И в театре среди актеров позиции разошлись. Наверное, здесь и не должно быть единого мнения — у нас ведь демократическое государство. Можно соглашаться с кем-то или нет, но уважать надо любую точку зрения. Хотя, конечно, все это дается непросто. Это влияет и на отношения, и на карьеру.

Лично я себе просто запрещаю рефлексировать на эту тему и кому-то что-то доказывать. Я воспринимаю все, как дождь. Досадно, но ничего не поделаешь. Просто нужно терпение, терпимость даже. Таить зло, обиду, конфликтовать — вредно для здоровья. Я читаю на Facebook ленту своих московских друзей-оппозиционеров — они с пеной у рта что-то доказывают, злятся… Я очень им сочувствую: на что люди тратят свою жизнь? Она ведь одна! Может так и пройти мимо, в ненависти и злости…

К счастью, по большому счету, латыши — люди не конфликтные. Да и местные русские — не такие уж эмоциональные русские. Они отделились и живут себе мирно, параллельной жизнью, почти не пересекаясь.

- Значит, так и будем жить двумя лагерями? Это приговор?

- Конечно, хотелось бы, чтобы у нас была страна, за которую не стыдно — с единой сплоченной нацией. Но похоже, это невозможно. Я не понимаю, что у нас за страна, что такое Латвийская республика? Меня это волнует, потому что не хочу жить в провинции на задворках Европы. Да, границы открыты, можно ехать, куда пожелаешь, что-то делать в любой точке мира, но все же хочется, чтобы было куда возвращаться.

- Может, приход арабских беженцев нас сплотит?

- У меня есть приятель, который уверен, что сюда надо влить другую кровь. Но тоже непонятно, поможет это или, наоборот, усугубит. Однозначно, если они сюда массово приедут, это будет означать, что у нас не так плохо идут дела.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!