Foto: DELFI
30 лет назад, зимой 1988 года, десятки тысяч рижан вышли к эстраде Парка "Аркадия" протестовать против строительства городского метро и завода роботов. "Если про строительство метро много пишут и говорят, то про завод роботов предпочитают молчать…" — вещали в рупоры активисты и призывали отправить в ад оба социалистических мегапроекта, чреватых очередным притоком инородной рабочей силы в Латвию.

Эта массовая акция стала одним из символов набирающей силу Атмоды. Если метро в Латвии так и не появилось, то Рижский завод промышленных роботов к началу 1990-х уже работал. Бывшие сотрудники Рижского завода промышленных роботов рассказали порталу Delfi про то, как в 1980-х на окраине Риги появился новый район, который мог превратиться в советскую Кремниевую долину. На кого работал и что производил полусекретный завод и почему в начале 90-х приказал долго жить?

После публикации этой статьи с порталом DELFI связались близкие бывшего директора завода Сергея Ненько. По их словам, некоторые детали, о которых вспоминали бывшие работники завода, не соответствуют действительности. В текст внесены уточнения.


Массовый протест против строительства метро и завода роботов в парке "Аркадия" (1988).

Рижский завод роботов был филиалом Савеловского машиностроительного объединения "Прогресс" и подчинялся напрямую Министерству авиационной промышленности СССР. Поскольку деньги в этом ведомстве традиционно водились, завод считался одним из самых богатых и преуспевающих в Латвии. От желающих устроиться туда на работу отбоя не было. Директор Сергей Ненько — "человеком с характером, но руководитель от бога", как вспоминают о нем подчиненные, умел подбирать кадры, добывать финансирование и чувствовать ситуацию. Но это не спасло его предприятие от необратимых последствий распада Советского союза — производство ушло в небытие.

Foto: DELFI
На фото: Все, что осталось от Рижского завода промышленных роботов в Госархиве Латвии. Том самом, где хранятся и "мешки КГБ".

В прошлом году на месте последнего построенного цеха завода, где планировали делать напыление на детали военных самолетов, началось строительство торгового центра Rimi Aleja. Его покупателями станут жители зиепниеккалнской "китайской стены" (самого длинного многоквартирного дома в Риге) и двух 12-этажек, построенных в начале 80-х на пустыре за городом. Дома предназначались для работников Рижского завода роботов, который советские власти хотели сделать градообразующим предприятием и центром одного из самых высокотехнологичных районов не только СССР, но и Европы.

Жильцами зиепниеккалнских новостроек и ценными кадрами полусекретного производства стали радиоинженер Владимир Кириенок* (был главой Вычислительного центра, позже — начальником отдела сбыта), музыкант Светлана Семечкина (работала на складе) и математик Татьяна Копейко (из отдела АСУП), которые рассказали порталу Delfi о том, что за история будет закатана в асфальт под торговым центром на Виенибас гатве, 194а.

* Владимир Кириенок скончался за время работы над этим материалом. Приносим соболезнования родным и близким.

Foto: DELFI
Родившийся в Польше сын военного Владимир Кириенок осел в Риге после окончания Института инженеров гражданской авиации (РКИИГА) в 1969 году по специальности радиоинженера. "Образование было таким сильным, что я без труда устроился в ремонтную бригаду по обслуживанию кораблей. Мы прилетали в Анголу, Бельгию, Марокко, Польшу и другие "заграницы", где стояли наши суда, и готовили их навигационные системы к рейсам", — вспоминает Кириенок.

Долгие командировки привели к тому, что первая семья Владимира распалась. После развода он потерял жилье и возможность выезжать за границу. Тогда, в начале восьмидесятых, ему и посоветовали обратиться на завод роботов — там требовались специалисты, и квартиры выдавали легко. Поначалу Владимира взяли начальником автопарка: около 40 легковых машин, три автобуса и грузовики. Ведь завод располагался тогда в стороне от города — добираться до него было практически не на чем, зато служебные автобусы ходили как по часам. Позже Владимир перевелся в вычислительный центр, по специальности. Уже через несколько дней работы на заводе он получил ключи от однокомнатной квартиры.

Владимир вспоминает, что большинство его коллег по заводу было русскоязычными и общались между собой по-русски ("латыши к техническим специальностям никогда не были особо расположены, Цандер и Келдыш — скорее, исключения"). Впрочем, "лимитой" их назвать тоже трудно: в основном эти люди в Латвии или родились или поселились здесь задолго до строительства завода. Правда, многие не были рижанами — из Елгавы, Резекне, Даугавпилса. Возможность получить квартиру привлекала.

Поиски жилья привели на завод и родившуюся в Белоруссии Светлану Семечкину. Выйдя в 1972-м году замуж за рижанина, она работала по специальности преподавателя музыки на фортепиано. После развода она лишилась жилья, чтобы получить комнату, пошла комендантом в общежитие "Балттрансстроя". Когда с началом Атмоды пошли слухи, что "скоро всех из общежития разгонят и отправят по домам", Светлана устроилась через знакомую на Завод роботов. "В 1987 году я начала работать там на складе, в 1989-м получила квартиру, а через год ушла с завода и вернулась к основной специальности — пианино. К счастью, не став свидетелем окончательного развала", — говорит она.

Еще одна уроженка Белоруссии Татьяна Копейка попала на Завод роботов в 1986 году по распределению. После окончания Ленинградского техникума приборостроения ее направили в отдел АСУП (автоматическая система управления предприятием), составлять программы для бухгалтерии и цехов, делать списки операций, учет деталей. Она тоже поселилась в зиепниеккалнской "китайской стене".

Главной приманкой для специалистов, конечно, были квартиры. Но и платили на заводе, по воспоминаниям бывших сотрудников, немало. Светлана и Татьяна зарабатывали по 120 рублей ("этого на жизнь хватало"), а в цехах специалисты со знаком качества получали по 600-700 рублей. Многие очень скоро обзавелись личными машинами.

И Владимир, и Светлана, и Татьяна утверждают, что на заводе удалось собрать коллектив очень сильных специалистов, которые и после развала смогли найти себе место. Правда, очень многие уехали за границу. Так, один из коллег Татьяны сейчас трудится инженером по электронике на японском предприятии в Майами.

Foto: DELFI
На фото: из документов Рижского завода промышленных роботов в Госархиве Латвии видно, какую продукцию выпускал завод.

Завод начали строить в конце 1970-х фактически на пустом месте. "Когда я пришел в начале восьмидесятых, закончили производственные корпуса первой очереди вдоль улицы Озолциема. Стали завозить аппаратуру, — вспоминает Владимир. — Очень скоро на заводе работало несколько тысяч человек, но это было далеко не все: предполагалось строительство еще двух производственных очередей".

Foto: DELFI
На фото: приказ о награждении за реализацию робота (Госархив Латвии).

Первая очередь, по воспоминаниям Владимира, производила роботов МАРС-901 и МАРС-908: "Если говорить просто, это такой программируемый аппарат (шкаф с мозгами), который в соответствии с программой начиняет плату транзисторами, резисторами и микросхемами. Рука-манипулятор УР-16 (управляемая рука) могла вставить нужную деталь туда, куда даже человек не проникнет. Насколько мне известно, это планировалось использовать и в космических аппаратах, и в летной технике".

Foto: DELFI
На фото: приказ о борьбе с нарушением режима секретности на Рижском заводе роботов (Госархив Латвии).

Были отделы, которые работали в режиме особой секретности. "Если честно, мне до сих пор не совсем понятно, от кого все эти разработки охраняли: наш уровень сильно отставал от западного, — говорит Владимир. — Помню, когда ездили по обмену опытом на завод в Антверпен, там коллеги такое показывали, что нам образования не хватало понять, как это работает. Стояли и делали вид, что все это очень интересно, а сами только и ждали, когда пиво пить пойдем. Они тоже в Ригу приезжали вовсе не для того, чтобы проникнуть в тайны разработок. Предпочитали водки попить и расслабиться".

В Вычислительном центре, где работал Владимир, стояли не самые мощные компьютеры — ЕС-1022, IBM-360 ("на "Коммутаторе", "Альфе" и в Институте микроприборов техника была лучше"), зато директору удавалось привлекать сильных специалистов, которых периодически "сдавали в аренду" другим предприятиям.

"Звонят, к примеру, с ВЭФ или РЭЗ: одолжите нам хорошего парня, у нас техника барахлит, — рассказывает Владимир. — И начинается торг: я дам тебе на недельку, а ты мне что? А я тебе — колесо для самосвала или телефонный аппарат… Тогда все решалось чем-то вроде бартера. На одной из таких подработок я повстречал вторую жену: ездил налаживать технику в вычислительный центр Рижского морского торгового порта. Правда, и эту семью не уберег — зарабатывал так хорошо, что стал вести загульный образ жизни".

"В 1986 году, когда я пришла, как раз были разработаны первые роботы контактной сварки, — вспоминает Татьяна Копейко. — Одного такого мы в Венгрию на выставку возили, получили хорошие отзывы. Этими работами ведал экспериментальный цех, в котором сваркой занимался мой брат. Он в перестройку уехал в Минск. Когда я увольнялась в 1991-м, была уже построена коробка гальванического цеха — там планировалось покрывать напылением детали военных самолетов. Запустить не успели. Это здание — ближе к Виенибас гатве — сейчас и снесли под торговый центр. Рядом строилось административное здание в 12 этажей, но успели завершить всего шесть. Их снесли раньше. Завод должен был занимать пустое пространство почти до Яунолайне".

Foto: DELFI
На фото: "великая Зиепниеккалнская стена" на 396 квартир досталась городу в наследство от построившего ее Рижского завода роботов. В доме до сих пор живут многие бывшие заводчане.

"Перед тем как запускать производственные очереди, директор завода Сергей Ненько начал строить жилые дома в Зиепниеккалнсе, чтобы на новые квартиры, как на живца, заманивать лучшие кадры", — вспоминает Владимир.

Именно благодаря щедрому финансированию завода на пустыре появились две красные 12-этажки. Как вспоминал Владимир, "их строили по уникальному для Риги немецкому проекту. Все квартиры были однокомнатными, но какими: кухня — 22 кв.м и комната — 24 кв.м. По советским меркам — это что-то нереальное. На вершинах этих двух небоскребов располагались "роскошные пентхаузы". В одном жил конструктор дома, в другом — сын директора завода, молодой мальчишка, который работал личным водителем отца (эту версию оспаривает Татьяна Копейка. Близкие Сергея Ненько утверждают, что эта информация не соответствует действительности — прим. Ред.). Сам директор предпочитал собственный дом в Марупе" (По словам близких Сергея Ненько, это не так. Директор жил и до сих пор живет в квартире в одном из микрорайонов Риги - прим. Ред).

Самым внушительным строительным объектом нового района стала "китайская стена" — девятиэтажка улучшенной 119 серии почти в полкилометра длиной — 11 подъездов, 396 квартир. По начальному проекту, это должны были быть два отдельных дома, но когда разразился перестроечный хаос, завод принял решение объединить два проекта в один, чтобы быстрее завершить все строительство.

Foto: DELFI
На фото: приказ о выдаче спецмолока на Рижском заводе роботов (Госархив Латвии).

Светлана и Татьяна вспоминают почти детективную историю: "В 1989 году, когда всем заводским со дня на день должны были выдать ключи от новеньких квартир, пошел слух, что другой ведомственный дом на улице Сахарова силой захватили городские очередники. Мы решили, что свой не сдадим. Изнутри закрыли двери на металлические скобы. Ночами сидели в строительных будках и караулили от захватчиков, пока не получили ключи. Милиция стояла рядом и тоже караулила — уж непонятно, от кого. В итоге все обошлось. Жилье в "стене" получили даже те, кто на заводе работал без году неделю. Например, перешли со "Страуме", где 20 лет ждали жилья. Примерно половину дома отдали городу, потому что своих претендентов не хватило".

Foto: DELFI
На фото: отчет о социальном обеспечении работников (Госархив Латвии).

Татьяна вспоминает, что в ее подъезде жили, по большей части, молодые инженеры, выпускники РПИ и РКИИГА: "Компания собралась веселая. Вместе отмечали Новый год, ходили на субботники. По вечерам нередко собирались на 6-м этаже у Виктора Кожуха — играли на пианино, пели, танцевали, ели, кто да что принес".

Рядом с новым кварталом построили два заводских детских сада, школу, поликлинику. Владимир вспоминает, что в магазине на территории завода можно было купить так называемый дефицит. Размер спецпайка зависел от служебного положения работника и личных отношений с заведующей. На втором этаже заводской столовой велась активная культурная жизнь — кройка и шитье, рисование, вокально-инструментальный ансамбль, гитары.

"Кормили у нас тоже отлично и недорого — в Ригу из Москвы поставляли дефицитные продукты — ими загружали транспорт, который обратно шел с продукцией завода. Одно время рядом с гаражами построили подсобное хозяйство — свинарники. Но вскоре закрыли, потому что воровали по-черному. Вечером свинья опоросится, а наутро поросят уже нет…" — говорит Владимир.

На фото: Заброшенное здание завода роботов, 2018 год. Фото: Dāvis Kļaviņš, лицензия CC BY 2.0.

Татьяна и Светлана покинули завод, не дожидаясь окончательного развала. Светлана вернулась к преподаванию игры на фортепиано. "По счастью, массового расхищения я не застала, а то не знаю, как бы все обернулось — мы же были материально ответственные".

Татьяна, которую подруга предупредила о массовом увольнении, ушла по собственному желанию — секретарем в летное училище РАУСС (впоследствии Рижский институт аэронавигации, РАИ). Интересно, что позже именно РАУСС купил бывшие помещения АСУП завода роботов, где работала до того Татьяна. Там теперь и находится РАИ.

Владимир хорошо запомнил, как на завод "опускался занавес": "Если до Горбачева мы заранее знали, каких роботов, в каком количестве и под какой заказ производим, то с переходом союзных заводов на коммерческие рельсы и самоокупаемость они стали отказываться от нашей техники. Во многих случаях наша продукция попросту не выдерживала конкуренции с продвинутой импортной".

"Заводу надо было выживать и кормить работников, — говорит он. — Потихоньку стали переводить еще недавно считавшееся самым передовым в Латвии производство на продукцию, которую на заводе именовали "идеи Горбачева". После того как новый руководитель СССР объявил, что "любое производство должно производить товары на пользу общества", главным продуктом завода стал комплект рыбака — легкий складной стульчик-трость, бур для лунки во льду, ящик для снастей и улова и резиновые сапоги с пенопластовой прокладкой в подошве, чтобы ноги не мерзли. "Даже из Москвы за ними приезжали! - вспоминал Владимир. - Производили мы также электрические картофелечистки, кофеварки, ершики для чистки бутылок, игрушечные электрические машинки для детей и коллекционеров…"

Foto: DELFI
На фото: акт о хищении с Рижского завода роботов (Госархив Латвии).

Люди в то время пытались заработать любыми способами: "Когда с деньгами для выплат стало совсем туго, я брал листы металла, шел на завод, где выпускают кофеварки и кофемолки, проводил обмен, ехал в Мытищи и торговал, чтобы было, чем заплатить людям. Но не все были готовы ждать зарплаты. Начали воровать технику и продукцию. У нас была мощная элементная база — микросхемы, транзисторы… Из них можно было конфетку сделать, но работники предпочитали выносить и продавать радиолюбителям.

Кого-то ловили, но это были единицы — их показательно наказывали, сажали, но сотни других прекрасно продолжали свое дело. Человек такая натура, что если он что-то очень хочет сделать — он сделает. А хочется ему все больше и больше. Так что завод фактически не останавливали — его разворовали до такой степени, что он уже и не мог работать".

В 90-х многие экс-заводчане начали индивидуальное предпринимательство. Владимир создал свою фирму, которая кроме всего прочего занималась разминированием Рижского порта и демонтажем Скрундского радиолокатора. "За это я получил орден Красного знамени. Но у нас и своих идей было много. По совету друга, профессора МГУ Виктора Дробота, стали закупать опилки, прессовать, пропитывать опилки смесью, которая увеличивала теплоотдачу. Шведы охотно эти брикеты покупали. Придумали добавки в зимние шины, которые делали их более эластичными. Перерабатывали отработанное автомобильное масло в торфяные брикеты… Только у меня было штук восемь патентов — не пропал я и без завода".

Foto: DELFI

Владимир уверен, что в то время сохранить и модернизировать производство можно было лишь теоретически, но не технически — "вместе со страной разрушилось все".

"Было очень жалко наблюдать, как гибнет такое большое и хорошо отлаженное производство, — говорит Светлана Семечкина. — До сих пор, когда гуляем в тех краях, видим здания и проходную, сердце сжимается".

"Не думаю, что производство можно было сохранить, — считает Татьяна Копейка. — Завод предназначался для особых целей. Планы по роботам были огромные, но производство находилось на начальном этапе. Это был не ВЭФ или "Страуме", которые остановили на полном ходу. Но людей очень жалко. Когда завод разрушился, много семей распалось. До сих пор встречаю потерянных бывших коллег-мужчин, которые не смогли нигде устроиться и стали пить. Это очень-очень грустно".

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!