Foto: LETA
Трагедия в Золитуде высветила не только хрупкость и непредсказуемость человеческой жизни, но и неприятные черты нашего общества. Благо оно перестало быть молчаливым, и почти каждый охотно выбрасывает в интернет все свои комплексы.

Мы оказались чрезвычайно мстительны: подавляющее большинство отозвавшихся на несчастье жаждет наказания виновных. Вот, например, статья Юрия Алексеева, собравшая много комментариев и на Delfi, и в ИМХОклубе. Причем виноватых ищут, как пьяница из анекдота: не там где потеряли, а под фонарем, где светло. Поскольку самый ненавистный класс — это чиновники, то хотят прищучить их в первую очередь — не досмотрели.

Казалось бы, чья вина больше — накосячивших строителей или пропустивших их нарушения контролеров? Контролеры могли исправить, не исправили, но уж хуже они точно не сделали — а гнев народный обращен именно на них. Забавно, что в ходе обсуждения выясняется, что инспектора стройнадзора с некоторых пор больше не чиновники, а частные лица, предприниматели — значит, социально близкие. Сразу пыл обвинителей переключается на законодателей — как смогли такое допустить! Как будто сертифицированный специалист, перейдя с госслужбы в бизнес, сразу становится несмышленным ребенком, которого и ругать не за что.

А другие винят жадных частников — хозяев магазина или строительных фирм, в погоне за прибылью выбирающих самые дешевые решения. У "Максимы" действительно в этом отношении репутация отвратительная. Только именно этот проект из другой оперы: вряд ли строительство зимнего сада на крыше супермаркета увеличило бы прибыли от торговли продуктами. Один раз в жизни подумали фирмачи о прекрасном, захотели архитектурный шедевр создать — и вот какая беда приключилась…

Наконец, строители и проектировщики. Кто-то из них точно виноват. Вполне вероятно, что он сам пока этого не знает: случилось нечто совершенно неожиданное, не имевшее ранее прецедентов. А если про себя догадывается? Вот никто не знает, почему крыша рухнула, а он один уже все понял. Представляете, какой ад должен быть сейчас в душе этого человека!

Давайте подумаем, как будет лучше: если этот бедолага честно поделится своими сомнениями или будет молчать, надеясь, что до его вины никто не докопается? Если общество потрясает кулаками в жажде крови виновных, то скорее промолчит. И тогда кто-то повторит его ошибки, и снова погибнут люди.

Наверное, в эти трагические дни нет ни одного человека, который бы не вздрогнул: а ведь и я мог оказаться в этот проклятый момент в этом проклятом магазине! А теперь подумайте о том, из-за чьей ошибки все это произошло. Вы что, никогда не ошибались? Не по лени, не из жадности, а просто искренне считали — так делать можно, а вдруг выяснилось, что нельзя? Неужели этот несчастный не заслуживает сочувствия и милосердия?

Требуя не дать уйти виновным от ответственности, мы, очевидно, исходим из того, что тогда показательный процесс запугает их коллег, те начнут работать на совесть, и катастрофы больше не повторятся. Значит, мы считаем, что строители — это монстры, которым погубить полсотни человек — раз плюнуть. Я же убежден: осознание того, что из-за тебя погибли люди — куда более страшное наказание, чем те, которые предусматривает уголовный кодекс.

Мне доводилось работать в системе, где принцип неотвратимости наказания был возведен в абсолют. Ни к чему хорошему это не приводит.

Железнодорожные катастрофы происходят, как правило, по двум причинам: либо на полном ходу лопается вагонная ось из-за перегрева буксы, либо трескается рельс. А результат один: вздыбленные и закрученные в спираль рельсы, переломанные железобетонные шпалы, разбросанные по сторонам исковерканные вагоны. Все это полито нефтью из перевернувшихся цистерн. И бродят по фантасмагорическому пейзажу многочисленные начальники, ревизоры и эксперты, стараясь доказать, что виноваты смежники.

Далеко не всегда после такой жуткой аварии удается найти вещественные доказательства, особенно если крушение сопровождается пожаром, поэтому срабатывают косвенные признаки. Если начальник дороги ездит на рыбалку с начальником службы пути, то обвинят вагонников. Если же у начальника вагонной службы свой человек в министерстве, то несдобровать путейцам. Сотни людей остаются без премии, объявляются выговоры, кого-то увольняют. Справедливость восторжествовала… И повод для репрессий найти не проблема — какие-то нарушения есть всегда, а раздуть их мастера найдутся.

Знакомый случайно стал свидетелем трагедии: зазевавшегося путейца сбил поезд. Что делает бригада, убедившись, что человек мертв? Натягивает на теплое окровавленное тело оранжевый жилет, который по инструкции они должны носить.

Никакой причинно-следственной связи между отсутствием жилета и гибелью рабочего нет. Машинист все равно не стал бы тормозить, человек должен уйти с рельсов. Но зачем лишние неприятности мастеру, который каждый день и так твердит, чтобы жилеты носили? Потому что комиссия по расследованию должна кого-то наказать и будет рада любому поводу.

На самом деле смысл любого наказания — предотвратить повторение катастрофы. Когда наказание становится самоцелью, то эффект противоположный.

Система, при которой над каждым исполнителем цепочка начальников и проверяющих, а в случае чего наказывают всю иерархию, работает плохо. Потому что маленький начальник, увидев прокол подчиненного, который только случайно не привел к беде, сначала, конечно, его отругает. Но сразу после этого они вместе сделают все, чтобы об этом больше никто не узнал — иначе накажут обоих. И неизбежность наказания приводит к системе круговой поруки — питательной среде для катастроф.

Все сложно. Разумеется, за умышленные нарушения технологии и правил безопасности, особенно если они совершены в корыстных целях, надо серьезно наказывать. Но если люди выполняют рутинную работу, которую делали уже не раз, и вдруг происходит несчастье, то истерики с требованием суровых кар контрпродуктивны. Потому что абсолютным приоритетом должно быть выяснение истинных причин и недопущение подобного впредь.

И мне кажется очевидным, что общество больше всего выиграет, если после объективного расследования строители нам скажут: "До сих пор мы делали так и так. Оказывается, это при определенном стечении обстоятельств может привести к катастрофе, поэтому мы в дальнейшем будем поступать этак. Простите нас, что приходится учиться на таких трагических ошибках". Такой исход куда полезнее, чем судебный процесс, в котором обвиняемые будут валить друг на друга, а посадят того, у кого слабее адвокат.

Пока я писал эту статью, в требования жестокого наказания включились уже и президент страны, и омбудсмен. При этом никаких конкретных обвинений никто не высказывает, только общие слова, что уж на этот раз виновные не уйдут от расправы.

Вам не кажется, что мы ведем себя, как первобытные люди, которые считали, что лучший ответ на непонятные им катастрофы — жертвы злым богам? Разница только в том, что тогда жертвовали нечто дорогое — скот или даже родных детей. Сегодня на заклание хотят повести чиновников — этих уж точно никому не жаль! И по большому счету, все равно кого — точно так же, как для роли жертвенного барашка можно выбрать любого из стада.

А ведь все мы читали умную книгу, в которой говорится простая вещь: человек смертен, а иногда и внезапно смертен. И когда подобное случается с согражданами, лучше подумать о вечности, посочувствовать несчастным и порадоваться, что твоя такая хрупкая жизнь продолжается, а не клеймить незадачливую Аннушку, неловко разлившую масло…

А в другой, еще более умной книге сказано еще проще — "не судите — не судимы будете". Очень мудрое правило, которое помогает людям оставаться людьми, а не жаждущей возмездия толпой.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!