Латвии остро не хватает героев Второй мировой войны. Политическая корректность не позволяет серьезным людям рисовать благородных рыцарей ни из ветеранов легиона СС, ни из советских солдат и партизан.
Утверждения, что первые либо вторые воевали за независимую Латвию, встречаются нередко, но совершенно не выдерживают минимальной исторической критики.
Но был еще один путь сопротивления, который пытаются вознести на пьедестал — только робко и непоследовательно. Речь идет о Латвийском Центральном Совете, 70-летие со дня основания которого недавно отмечалось. Игорь Ватолин считает, что деятельность этой организации замалчивается, потому что для нынешних идеологов неприемлемы демократические идеалы, лежащие в ее основе. На самом деле все намного сложнее.
Действительно, этот Совет ставил своей целью восстановление национальной независимости. Он был против как существования Латвии в составе гитлеровского рейха, так и Советского Союза. Но считать его деятелей искренними демократами — громадное преувеличение.
Потому что в противном случае невозможно объяснить — а чего они тянули до 1943 года, почему не начали свою справедливую борьбу в 1934, сразу после улманисовского переворота? Казалось бы, антиконституционный военный переворот — чем не повод для вмешательства патриотов! Однако будущие члены ЛЦС были заняты более актуальными делами: одни сажали других. Главный военный прокурор Вернерс Тепферс и председатель Сейма Паулс Калниньш, ставший политзаключенным…
Адольфс Кливе, правая рука Улманиса по Крестьянского союзу, на квартире которого и был учрежден Совет, пишет в воспоминаниях, что переговоры были весьма непростыми. Не только узники улманисовских тюрем предъявляли претензии своим тюремщикам. Им пришлось услышать упреки и самим: например, сын Пулса Калниньша Бруно вернулся из политической эмиграции в 1940 году в ставшую советской Латвию и занял пост главного военного политрука Латвийской армии, который занимал вплоть до формального присоединения этой армии к советской. Явный коллаборационизм, не так ли?
Давайте будем точны. То, что в трудную для страны минуту ее политики готовы преодолеть старые обиды и разногласия — это замечательно. То, что они вместе готовы сочинить прекраснодушные декларации о свободе и народовластии — тоже хорошо. Но только не надо утверждать, что все они — убежденные демократы. Писали то, что по мысли авторов, приятно будет читать адресатам из британского или американского правительства.
Это — первая из причин, почему на самом деле не торопятся поднять на щит ЛЦС и его председателя Константина Чаксте — компромиссную фигуру, которая устроила и левых, и правых политиков в Совете. А вторая — крайняя наивность и неудачливость, которая сопутствовала этой организации.
Кливе вспоминает, что буквально через несколько дней после первого собрания его пригласил знакомый из SD и предостерег: немцам все известно до мельчайших подробностей. Оказывается, некий социал-демократ Витолс, друг дома семейства Калниньшей, давно завербован и исправно доносит обо всем. Кливе пытался предостеречь старика Калниньша, но тот только усмехался (и действительно комично — вполне буржуазный глава банка учит конспирации ветерана всех революций…) В результате осторожный Кливе перестал ходить на собрания.
Поэтому удивительно, что гестапо арестовало подпольщиков только через много месяцев. И в концлагеря были отправлены трое — Чаксте, его заместитель Бруно Калниньш и генеральный секретарь Людвиг Сея. Зная, как беспощадно расправлялись гитлеровцы с любой оппозиционной деятельностью, приходится констатировать: ЛЦС они считали уж совсем безобидным…
И такая печать невезучести — буквально на всех действиях ЛЦС. Например, известный бунт курелисовцев, случившийся поздней осенью 1944 года. Пожилой отставной генерал латвийской армии Янис Курелис возглавлял Военную комиссию ЛЦС, фактически ею руководил капитан Кришс Упелниекс.
Удалось организовать под видом ополчения военную группу размером до 3000 человек, где Курелис стал командиром, а Упелниекс — начальником штаба. Немцы почувствовали неладное, стали вызывать руководство группы на совещания. Одно, другое, третье… Наконец, несколько офицеров во главе с Упелниексом арестовывают и расстреливают, других и большинство солдат разоружают и отправляют в концлагеря, кого-то направляют в легион… Сопротивление оказала только одна рота лейтенанта Рубениса, вскоре разгромленная.
Незадачи ЛЦС продолжались и после войны. Многим его членам удалось бежать на Запад. В 1945 году они пытались заслать в Латвию своих представителей, которых немедленно арестовывали советские спецслужбы. Это навлекло репрессии и на тех, кто эмигрировать не сумел — деятелей ЛЦС рассматривали как изменников Родины.
Но беда не только в том, что ЛЦС вел себя крайне неумело. Ну не было у немолодых деятелей политики, науки и культуры опыта подпольной работы. Однако они допустили громадную ошибку в том, что должно было быть их козырем — искусстве политического анализа. И не слушали тех, кто предупреждал.
В довоенной Латвии был такой политик Пауль Шиман — несомненный лидер местной немецкой общины, депутат все четырех довоенных Сеймов. Человек либеральных убеждений, он не принял улманисовский переворот, а потом рассорился с большинством своих соплеменников, ставших сторонниками Гитлера. Поэтому от эмиграции в Германию отказался и остался в Риге. Фрондерство и соответственно подозрительность со стороны оккупационных властей не мешала ему держать в секретаршах еврейскую девушку, впоследствии видного киноведа Валентину Фреймане, из чьих воспоминаний эта история стала известна.
Так вот, когда ЛЦС составлял свой знаменитый меморандум, пришли и к Шиману. Он категорически отказался подписываться и умолял остальных забросить безумную затею. Потому что сама по себе надежда, что Великобритания и США будут добиваться независимости Латвии, для человека, понимающего реалии 40-х годов, была абсолютно идиотской. Представить себе, что СССР после победы вдруг отдаст часть своей территории, со всеми формальностями включенной в состав государства, было совершенно невозможно.
А уповать на то, что союзники рассорятся и вторая мировая сразу после ее окончания перейдет в третью, которая развернется на территории Прибалтики — вообще по ту сторону добра и зла. Мало народу поубивали, что ли?
Почему же ЛЦС ждало фиаско во всех его начинаниях? Я вижу три причины. Во-первых, характерная для многих тяга к историческим параллелям. Если в 1918 году Германия и Россия соперничали в борьбе за Латвию, но вмешалась Британия, и Латвия обрела независимость — значит, так должно произойти и в 1944. Увы, то была другая Германия, другая Россия и другая Британия.
Во-вторых, любому человеку хочется заниматься тем, что он хорошо знает и умеет. Политики умеют сочинять меморандумы, искать связи, вести переговоры, приходить к компромиссам. Увы, в конкретной ситуации требовались совсем другие таланты. Надо было воевать, другого пути к победе над нацизмом не было. А тем, кто воевать не умеет — преодолеть жажду глобальной деятельности и сделать что-то маленькое, но важное — как Шиман спас и поныне здравствующую Валентину Фреймане.
И наконец, третья ошибка, наиболее простительная. Участники ЛЦС были не просто политиками — они были отцами-основателями своего государства. Конечно, им было трудно принять, что историческое время этого государства подошло к концу, и больше ничего сделать нельзя — но именно так обстояли дела в тот момент.
Но как бы то ни было, в национальные герои деятели ЛЦС не годятся. Потому что героя характеризует не только трагическая судьба и благородные устремления, но и практическая польза, которую принесли его действия. Увы, такой пользы от деятельности Совета не было — ни для независимости Латвии, ни для освобождения ее от власти нацистов. Погибшие члены ЛЦС заслуживают сочувствия и памяти, как десятки тысяч других жертв нацизма в Латвии, — не больше и не меньше.
Была когда-то такая песенка "Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой!" И действительно, напекли героев из тех, кто ими были, а еще больше — из тех, кто ими не были. Политический заказ на героизм существует и сегодня. Но очень хорошо, что власти удерживаются от соблазна произвести в эти герои членов Латвийского Центрального Совета. Смелые, благородные люди, но, увы — не герои.
