Второе направление – идеологическое: громкая борьба с тем же, с чем и всегда. С русской, угу, угрозой. Тут и рука Москвы, и ее язык: с первой сражаются лидеры Нацобъединения, со вторым – Центр госязыка. Например, кто-нибудь сомневался, что в галдеже и лае по поводу «прослушек олигархов» зазвучат вопли о «цели внедрить в правительство пророссийские силы» и «угрозе государственному суверенитету Латвии»? Это я цитирую Райвиса Дзинтарса, воззвавшего к Полиции безопасности; а поскольку откровенно срежиссированный скандал набирает обороты, мы еще много всего услышим на эту волнующую тему.
Столь же самоотверженная оборона идет и на языковом фронте. Рижскую Даугавгривскую школу оштрафовали за то, что русские учителя русским ученикам на экзамене математики что-то сказали по-русски. От мэра Даугавпился Элксниньша потребовали объяснений, почему он на пресс-конференции ответил по-русски спрашивавшему по-русски же журналисту. Справедливости ради стоит сказать, что Центр госязыка побеждает не только на Восточном фронте: пытался вот просочиться с Запада такой опасный лексический диверсант, как английский «спиннер» – но был выявлен и выловлен.
Кипучую деятельность штатных чиновников от лингвистики не хочется ни отслеживать, ни комментировать – как очевидный абсурд, унылый, однообразный и бессмысленный. Но проблема в том, что серьезный и важный разговор, касающийся всех – о налоговых ли новациях или о состоянии дел в медицине (в свете забастовки семейных врачей) – постоянно заглушается посторонним, бессодержательным, но назойливым идеологическим шумом. И чем серьезней разговор, тем назойливей шум.
Вопрос о мотивации власти (и шире – элиты), о том, насколько она руководствуется в своих действиях здравым смыслом, остро стоит нынче далеко не только у нас в Латвии. В образцово демократической Америке он стоит еще острее – не потому что действия тамошних парламента, СМИ, истеблишмента, борющихся с русским (да-да!) влиянием, более безумны, а потому, что в образцовой демократии столь оголтелое политиканство удивляет сильнее. Мы-то к примитивному и циничному политиканству, к ксенофобской трескотне давно привычные – но у нас и на кон поставлено сейчас больше. Проект налоговой реформы – свидетельство того, что латвийская власть осознает: в сложившейся кризисной ситуации необходимо действовать рационально.
Насколько удачен и продуман проект, в чьих он на самом деле интересах – об этом экономисты дискутируют и пользователи соцсетей ругаются который месяц. Правительство сулит расцвет предпринимательства – но вот Латвийская торгово-промышленная палата уже публично в реформе разочаровалась. Как бы то ни было, понятно, что проект изменений в налоговой сфере – попытка рационального (что, разумеется, не синоним слову «верного») экономического ответа на реальный, давно назревший и перезревший вопрос.
Власть берется за ум не от хорошей жизни. О связи нехватки денег в бюджете, кризиса в социальной сфере (в той же медицине), сокращения населения и слабости бизнеса – о том, как все это образовало порочный круг – сказано предостаточно. Вот власть и пытается этот порочный круг разорвать.
И тут неизбежно возникает вопрос: так мы пытаемся действовать рационально и вылезать из ямы – или продолжаем идеологическую истерику, благодаря которой (в немалой степени) в этой яме и оказались? Нам что нужно: сильное предпринимательство или изничтожение олигархов? Экономически активное – или стопроцентно одноязычное общество?
Совершенно же очевидно, что то и другое – две вещи несовместные. Не бывает сильного бизнеса в стране, где «олигарх» (т.е. крупный бизнесмен, пытающийся участвовать в политике) – главный враг одновременно истеблишмента и простого народа. Не бывает экономического подъема в стране, где человеческий капитал не считается главной ценностью – а наоборот, треть населения с лишним рассматривается как «токсичный актив».
Совершенно же очевидно, что страна в целом заинтересована не в таком русском, который боится на людях лишний раз ляпнуть что-то на родном языке – а в таком, который максимально комфортно чувствует себя на родине, никуда не уезжает по политическим или экономическим причинам, а открывает здесь свое дело, придумывает стартап, создает рабочие места и платит налоги.
Но ведь не менее очевидно, что интересы страны в целом могут совершенно не совпадать с интересом конкретного представителя власти, работника конкретного департамента, члена конкретной партии. Эти интересы могут друг другу прямо противоречить.
Страна в целом, может, и заинтересована в максимальном комфорте для всех ее жителей, говорящих хоть на русском, хоть на африкаанс – но работники Центра госязыка заинтересованы строго в обратном. Стране в целом, может, и нужен сильный бизнес – но он совершенно не нужен бюрократической националистической элите как политический конкурент.
Когда власть в лице Кабмина инициирует налоговую реформу, она отнюдь не занимается благотворительностью в отношении предпринимателей или бедных – даже если обещание правительства улучшить жизнь тех и других искренни. Нет, власть в первую очередь забоится о себе – потому что если деньги в бюджете совсем закончатся, на что будет жить сама власть? Но власть – это ведь не один человек, не один департамент, не одна партия. Каждый департамент и каждая партия имеют еще и свой собственный узкий интерес. Вот они его и отстаивают. Центр госязыка – не уставая напоминать о собственной полезности. Нацобъединение – об олигархической и русской угрозе.
И по мере приближения к парламентским выборам борьба за жизнь и за кресла будет только обостряться. А значит, идеологическая шумовая завеса будет становиться все плотнее. И количество иррациональных действий (иррациональных с точки зрения общего блага, но не шкурного интереса действующих) – неуклонно нарастать.
Ведь никакие затеваемые в Латвии реформы не покушаются на здешнее устройство власти. На преференции для бюрократической элиты. На идеологические табу – в национальной и языковой сфере в первую очередь. Да и не может нынешняя власть на все это покуситься – потому что только благодаря этому она и является властью.
И вот тут встает вопрос: что лучше – лишиться кресел и кормушки в результате проигрыша на выборах, или в результате общего экономического и социального краха? Очевидный ответ: конечно, первое. Но правильный ответ: конечно, второе. Потому что первая перспектива – вполне реальная и близкая. А вторая – гипотетическая и относительно отдаленная. Никто не откажется от халявного обеда в вагоне-ресторане, даже если догадывается, что поезд идет к пропасти. Какой уж там здравый смысл.