Наверное, с такой житейской ситуацией сталкивался любой из нас. Благоразумный во всех остальных отношениях пожилой человек вдруг становится одержим странной причудой — категорически отказывается от любых покупок. Штопает ветхую одежду, пытается что-то рассмотреть в мелькании экрана допотопного телевизора, не хочет слышать ни о мобильнике, ни о видео… Пенсию тратит на внуков, на попытки сделать себе подарки обижается — мне, мол, ничего не надо, я уже еду с ярмарки.
Близкие огорчаются: мама или дедушка прожили трудную жизнь, заслужили на старости лет право пожить, окруженными заботой, и денег на это не жаль — но не разрешают старики молодым исполнить почетный долг. А потом случается неизбежное, и вернувшись с похорон в пустую квартиру, наследники убеждаются в мудрости уходящего поколения: дом полон вещей, многие из которых вполне добротны, а ничего не продашь… Приходится все тащить на свалку и радоваться, что не покупали в последние годы новую одежду и посуду, которая отправилась бы туда же.

К сожалению, эта грустная картинка довольно точно отражает положение, в котором сегодня оказалось все наше общество. Только в отличие от мудрых стариков мы этого не замечаем — продолжаем молодиться и прихорашиваться.

Несколько недель назад в прессе промелькнула победная реляция: в прошлом году в Латвии родилось 24414 детей — больше, чем в любой год со времен крушения советской власти. Умерло 31366 человек, что меньше, чем во все последние годы. Тем не менее разница между этими цифрами — естественная убыль населения — огромна: 22%! Арифметика очень скучная наука, и чтобы не утомлять подсчетами, я все округлю. Предположим, родилось 25 тысяч, а в течение их жизни ученые-медики постараются, и средний латвиец будет жить не 70 лет, как сегодня и как жил средний советский человек эпохи застоя, а все 80, как какой-нибудь японец. Средняя продолжительность жизни — это цифра, выведенная из предположения, что через столько лет, все, кто старше, уже умрут, а все, кто этого года — еще живы. Перемножим, и выяснится, что к концу двадцать первого века, в 2088 году в Латвии будет жить ровно два миллиона человек — при том, что сейчас 2, 28 миллиона, а в конце советской власти было 2, 6 миллиона.

Но этот наш подсчет — очень и очень оптимистичен. Боюсь, что цифра в 25 тысяч новорожденных в год — недосижима не на годы — на десятилетия. Прошлогодний подъем демографической активности связан с двумя очевидными факторами. Во-первых, длительный рост экономики и связанный с этим оптимизм населения. Во-вторых, в детородный возраст вошло поколение 80-х годов рождения, когда рождаемость постоянно росла.

Сейчас же наступил кризис, и быстро он не закончится. А когда закончится, то рождаемость восстановится не сразу. Опыт 90-х показывает, что население в этом отношении в панику бросается быстро, а положительный взгляд на вещи приобретает медленно.

Вот как это все было. Латвийский пик рождаемости был достигнут в 1987 году — 42 тысячи: перестройка, новое мышление, светлые надежды. Потом стало ясно, что не все так лучезарно, и в 1990-м было только 37 тысяч. А дальше — резкий провал, и в 1995 году — 21 тысяча. Сейчас нам кажется, что уже в середине 90-х жизнь как-то стабилизировалась, но потециальные родители в это не верили, и самый низкий результат был в 2001-м — 19 тысяч. И только потом общество постепенно пришло к прошлогоднему рекорду.

Так вот, если кризис и следующий за ним период неуверенности продлится лет десять, а потом настанут новые тучные годы, то выяснится, что рожать почти некому: уж чересчур малочисленно поколение 90-х годов рождения. Пусть обвал не будет такой резкий, как тогда — сразу вдвое, а затем неуверенный рост на несколько процентов, но картина должна быть схожей. Недаром демографы говорят о волнообразном характере кризисов в их сфере изучения.

Конечно, из всего вышеизложенного можно сделать обычные бодрые выводы — даешь демографическую революцию! Давайте навалимся на эту проблему, понастроим детских садиков, увеличим пособия для мамаш, декретный отпуск доведем до трех лет… Все это было бы очень хорошо, хотя и в нынешних экономических условиях совершенно нереалистично. Но надо понимать: к вершинам советских лет приблизиться невозможно.

На самом деле надо анализировать не почему теперь так мало рожают, а почему тогда рожали так много. Во-первых, демографическая активность была одной из форм латышского национализма, который тогда не имел, к счастью, широких возможностей для проявления. Среди моих ровесников-латышей, заводивших семью в конце 70-х и 80-х годах, большинство имеет троих детей — особенно это характерно для людей с образованием. Своеобразная борьба за улучшение демографической ситуации — я не раз слышал такое объяснение.

А у русскоязычного населения был другой стимул для ускоренного увеличения семейств — миграция. Переезжают обычно молодые люди. Новое место, новые знакомства, семьям с детьми квартиру дают в первую очередь…

Но есть и еще одна причина, более важная и характерная не только для Латвии — для всего СССР, кроме его мусульманской части. Сейчас на этом пространстве рождаемость примерно такая же, как во всей Европе, точнее, чуть ниже из-за худшей экономической ситуации. А в советское время была намного выше, как мы видели на латвийском примере — вдвое.

А все очень просто — был социализм. На жизнь хватало, а возможностей пожить на широкую ногу не было. Вот люди и рожали детей, за неимением других развлечений. А капитализм богат на соблазны. И семья, имеющая ребенка, понимает, что рождение следующего лишит ее возможности купить новую машину, ездить дважды в год на курорты, построить домик в деревне. Я не хочу давать оценок, какой строй лучше, но ясно: если не будет опять социализма, то не будет и советской рождаемости.

Но может быть, если мы сами не можем увеличить население нашей страны, нам помогут? Понаедут отовсюду смуглые люди, и станет нас с ними вместе много, как когда-то… Очень сомнительно. Когда Латвия вступала в Евросоюз, расисты всех мастей уши прожужжали о грядущем наплыве негров и арабов. Прошло пять лет. Вы знаете хоть одного темнокожего человека, переселившегося в Латвию и принявшегося здесь размножаться привычными на родине темпами? Вот то-то и оно.

Искателям сытой европейской жизни у нас делать нечего: уровень жизни невысок, социальных гарантий нет, национализм процветает. Нет и общин соплеменников, которые помогут на первых порах, климат просто ужасный для южного человека…

Более вероятна миграция с постсоветского пространства — рано или поздно политики поймут критичность ситуации, и идиотские законы, ограничивающие миграцию, будут смягчены. Латвия чуть ли не единственное место на земле, где реально соединить прелести проживания в Евросоюзе с возможностью обойтись единственным русским языком. Но и это ресурс невелик, поскольку речь идет о странах со столь же острыми демографическими проблемами, как и у нас. Скорее всего миграция даст не прибыль населения, а убыль, ведь латвийцы что в тучные годы охотно уезжали в страны старой Европы, что сейчас едут, во время кризиса.

В общем, ясно, что прогноз о двух миллионах латвийцев к концу века — явно максимальный. Более реалистичный сделать тоже нетрудно: если рождаемость снизилась на 40%, и это устойчивая тенденция, то со временем и население снизится пропорционально. Значит, нас будет 1,5 миллиона. И достигнем мы этого рубежа куда раньше, лет через 50, когда со сцены уйдет последнее рожденное в СССР поколение. А Латвия с полутора миллионами человек — совсем не та страна, что была 20 лет назад или сейчас. Увы, политики, экономисты и предприниматели этого не понимают и мыслят в советских категориях расширенного воспроизводства. Об этом целесообразно поговорить отдельно.

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!