Чем объяснить тот факт, что Эрдоган, еще совсем недавно занимавший в официальной российской демонологии почетное место рядом с Саакашвили и Порошенко, становится гостем Путина?
Тенденция к нормализации отношений наметилась еще до попытки военного переворота в Турции 15 июля. Обе стороны связывают серьезные двусторонние экономические интересы. В Турции это касается прежде всего туризма, экспорта сельхозпродукции и строительного бизнеса. Россию, в свою очередь, интересуют перспективы "турецкого потока" газа в Европу в обход Украины и строительство атомной электростанции в турецкой местности Аккую – проект, в который Росатом, по сообщениям, уже проинвестировал свыше 3 миллиардов долларов. В более широком смысле, Москва и Анкара осознают необходимость сохранять определенный модикум отношений –хотя бы для того, чтобы избежать тринадцатой российско-турецкой войны.
Однако одни экономические интересы не объясняют стремительности сближения. Ставки тут намного выше, а именно — перспективы урегулирования в Сирии и будущее отношений НАТО с Россией. Провал попытки переворота открывает для российской дипломатии весьма широкие возможности. Неудивительно, что Путин предпочитает ковать железо пока горячо.
Происходящие после попытки переворота чистки в турецкой армии достигли феноменального размаха: задержаны 137 генералов и адмиралов — это третья часть всего турецкого генералитета. Масштабы чисток опровергают тезис правительства об отсутствии у мятежников широкой поддержки в ВВС Турции. Недовольство внешней политикой Эрдогана и его отходом от принципов секуляризма в армии зрело давно. Тот факт, что даже несмотря на периодические зачистки армии в предыдущие годы, Эрдогану пришлось столкнуться с весьма серьезной попыткой путча, говорит о необходимости не только замены арестованных генералов, но и фактически строительства новой армии. Решение задачи такого масштаба потребует многих лет, если не десятилетий.
На данный момент это означает в первую очередь то, что Турция выводит себя из игры в Сирии: ее ослабленная армия ныне не в состоянии эффективно противостоять курдским ополченцам, стремящимся создать свою автономию у турецких границ. Тем более она не сможет помешать совместным действиям сирийских и российских сил на севере страны — в регионе с центром в Алеппо, который Анкара с самого начала войны рассматривала как естественный полигон для реализации своих нео-оттоманских амбиций..
К этому следует добавить достигнутое между США и Россией соглашение о совместных действиях против террористов Аль-Кайды/Аль-Нусры, которых Турция поддерживала в Сирии против режима Ассада. Даже наспех срежисованная Катаром пиар-операция по ребрендингу Аль-Нусры в качестве умеренной и не зависимой от Аль-Кайды оппозиции в заблуждение никого не ввела и Аль-Нусру из-под удара не выводит. Нейтрализация Турции означает, что единственной опорой джихадистов остаются Саудовская Аравия и Катар, но их военные возможности, в отличие от Турции, не впечатляют. Это позволяет сделать вывод, что создаются предпосылки для окончательного поражения сирийской оппозиции и достижения Россией своих целей в Сирии — укрепления режима Ассада и разгрома террористических группировок, включая действующих под эгидой "умеренной оппозиции".
Эрдоган убежден, что США, если не приложили руку к перевороту, то по крайней мере знали о его подготовке, но Эрдогану ничего не сообщали. В то же время иранское информационное агентство Фарс (принадлежит Корпусу стражей исламской революции) утверждает, что Россия предупреждала Эрдогана о готовящемся путче. Независимо от правдивости этой информации, развернувшиеся в ночь переворота события вызвали взрыв антизападных и антиамериканских настроений в Турции. Москва (и Тегеран) с самого начала выразили безусловную поддержку законным властям Турции, в то время как первая реакция госсекретаря США Керри на переворот ограничилась лишь пожеланием сохранить стабильность в стране. В Анкаре это было расценено как слабо завуалированная поддержка путчистов: ведь они тоже акцентировали стабильность — и, естественно, себя как ее гаранта. Вину Вашингтона в глазах Анкары усугубляют и другие факты: несколько самолетов, участвовавших в попытке переворота, взлетели в воздух с базы НАТО вИнджирлике. США также отказываются выдавать объявленного Анкарой идейным и политическим вдохновителем путча мусульманского проповедника Фетуллаха Гюлена, проживающего в Пенсильвании. Суровая же критика репрессивных действий Анкары после провала путча со стороны Брюсселя и Берлина убеждает сторонников Эрдогана в том, что и Евросоюз заодно с заговорщиками.
На этом фоне поворот на Восток может для Эрдогана оказаться весьма заманчивым. Изменения в турецкой внешней политике уже происходят: Эрдоган заявил о готовности более тесного сотрудничества с Россией, Ираном и Китаем в деле обеспечения региональной безопасности. Это не предвещает выхода Турции из НАТО, но понижение уровня сотрудничества вполне возможно. А без активного участия Турции вся стратегия НАТО по сдерживанию России в регионе Черного моря и в юго-восточной Европе теряет смысл.
Путин спешит воспользоваться слабостью и изоляцией Эрдогана, чтобы зацементировать эти выгодные Москве сдвиги. Однако его главная проблема — абсолютная невозможность доверять турецкому президенту. Дело тут не только в зигзагах его сирийской политики, но и в общей идеологической направленности нео-оттоманизма, этой смеси турецкого реваншизма и суннитского исламизма, которая вдохновляла внешнюю политику Турции с наступлением "Арабской весны" в 2011 году. Неооттоманские постулаты о лидирующей роли Турции не только на Ближнем Востоке, но в перспективе и на Южном Кавказе и Средней Азии, плохо сочетаются с представлениями Москвы о ее собственных интересах в этих регионах.
Поэтому Путин, очевидно, потребует в качестве меры по выработке доверия конкретных гарантий прекращения Турцией любого рода поддержки джихадистских сил в Сирии, включая полное закрытие границы. Позитивные сдвиги в этом вопросе уже наметились ранее — после того, как июньский теракт в стамбульском аэропорту убедил Анкару, что ИГИЛ и ее враг. У Эрдогана, учитывая его явную заинтересованность в улучшении отношений с Россией, появляется возможность показать, что эти сдвиги носят не тактический характер, а отражают стратегическое решение Анкары играть более конструктивную роль в регионе. Hа фоне ухудшающихся отношений Турции с США и ЕС, это создаст основу для дальнейшего дрейфа Турции в сторону от Запада в направлении России и Ирана.
Автор выражает в статье личное мнение, а не мнение политической группы, в которой работает.
